Что можно сказать? Здесь водятся тигры – большие кошки красно-зелёной окраски для маскировки – зелена листва, но грунт красный. Прямо как земные тигры, но чуть-чуть мельче. И жало на хвосте, и клыки – сабли. Так, тигры – саблезубые, медведи – костебронированные, слеповаты, но огромны, больше похожи на медведей, чем на наших кобееров, причём с серо-жёлтой, смешанной в один цвет шерстью, с выступающими тут и там частыми наростами, закрывающими в том числе глаза.

Вараны-многоножки. Такие многоножки... как многоножки, но размером с варана... с двух варанов в длину. Змеи, милые, добрые... держащиеся от меня подальше. В том смысле, что они только что отползали, не нападали, не угрожали, не шипели... ну, почти не шипели. О... паук, э... паук. Размерами, начиная с мелких и заканчивая размером, как кошка, собака, бык… и в довершение размером с мамонта. Это всё разные пауки. Хорошо, что они громкие. Сочленения лап потрескивают на ходу, а то, куда они ступают, ломается... иногда брёвнышки всякие... Что ещё? Красноглазые обезьянки, пожирающие змей и паучков, размером с собаку. Смотрят на меня с интересом, не переходящим в гастрономический.

Всё это и многое другое... я старался пропустить мимо и потому с вечера залез на самое высокое дерево, выбрал самое хорошее место – ветку, способную меня выдержать. Выспаться вряд ли получится… да, точно вряд ли.

С приходом ночи расцвело и зашевелилось. Мхи, не мхи, растения, животные светились жёлто-красными оттенками, отчего те места, что не светились, казались темнее. И общее впечатление мрачное... не оптимистичное. А вот реку я больше переплывать не буду – то, что в ней светится, удавы это, анаконды или что-то такое... съели тигра. Хм, может, тот тигр не столько сытый был, сколько умный.

К рассвету воздух наполнился насекомыми – жёлтые, зелёные, много красных и синих. Они вылезали отовсюду, летали, парили, ползали. Совершенно бесстрашные и такие невкусные. Может, конечно, я не тех ел. Но только тех, кого ели другие.

С первыми лучами Харрада, кстати, не так уж и точно, что Харрада, может, и вообще... блин... С первыми лучами Харрада появились птицы, прекращая вольницу насекомых. Эти жрали всех, до кого могли дотянуться, долететь, поймать.

Когда солнце поднялось (Харрад, конечно же), за птиц принялись красноглазые обезьяны. Причём сбивали их в полёте палками и подхватывали при падении. Тех, кто упал, поедали пауки размером с кошку и собаку, а уже этих… Нет, обезьяны не едят птиц, они выманивают пауков и едят уже их.

Какофония криков, хруста и чавканья.

Вот, а уже обезьян пожирают пауки побольше. Мне, сидящему на попе ровно... на ветке ровно... повезло, что я достаточно высоко залез. Пауки-мамонты ловко нанизывают обезьянок на лапы – тех, до кого могут достать. До меня не могут. Вот она, эволюция в деле, преобладание разума над мышцами и когтями.

Эта же эволюция... страшно сказать. А двигаться вдоль речки – ну, скажем, скучно. Зато я видел горы. До тех, что слева, можно дойти за день. До тех, что справа, откуда течёт речка, – за три дня. Взвесив все за и против, я решил, что с высоты тех гор, которые слева, я смогу что-то увидеть и определиться с направлением. Ведь задача какая? Выжить и вернуться, ведь из всех дорог я, как... последний дурак, выбираю ту, что за красным порталом.

Насекомые, хоть и невкусные, зато достаточно питательные. Невкусно ему – заурчал живот, привыкнет – вторило ему животное чувство...

Пф... вперёд, только вперёд, подбадривал я себя. По веткам... побежал лёгкой рысцой. Уже не так отыскивая взглядом змей. Высота – лучший друг, чем речка. А посох отлично переламывает небольших пауков. За что обезьянки точно бы мне поаплодировали, если бы не были заняты добыванием этих же пауков.

Новые виды – новые опасности... Ну да, не так, как в первый мой день, да и по сравнению с... Если идти спокойно, слушать, не лезть на дерево от всякого потрескивания, то вполне себе можно жить, если, конечно, научиться быстро залезать на деревья. Я научился, быстро научился, сейчас нужно над скоростью поработать. Один раз меня медведь чуть с дерева не сбил, вдарил по стволу так, что тот покачнулся, попадало пару десятков плодов, змей и трухи. Видимо, всё же мишка не за мной охотился, а за плодами... и змеями.

Мой однодневный переход растянулся на три. Просто я нашёл хорошее дерево с очень удобной... жёрдочкой – почти площадкой, где сумел поспать в полглаза. Ага, в первую ночь в правый глаз, во вторую – в левый глаз, а днём между – наблюдал, как под деревом устроили игры вараны-многоножки. Так бы и играли, да им паук-мамонт помешал.

Насекомые реально невкусные. По крайней мере те, что сами в рот лезут. А вот жучок с синей башкой, особенно, если хитин не есть, даже ничего.

Подъём начался резко, сразу заметно. Изменились деревья, флора, фауна. Вернулись известные мне растения и животные. Мелкие кобееры, собры, рыкеры, тушаны, минсы и гладкие торши – ёжики, вредные, злобные, но вкусные.

Выше, выше и... да, выше. И бескрайнее море джунглей с островками серо-белых скал и ясное, без единого облачка небо!

Дракон, совсем не отзывавшийся на образы внизу, не отозвался и здесь. Все слайды панели управления так же не активны. Зато поток течёт более плотно, что внизу, что здесь, в горах. А ещё в горах есть козлы, полные козлы. Ну вот я же к ним не лезу. Нет, эти... козлы – как бараны, им дай боднуть.

В горах холодно, правда под утро, зато поспать можно, в полтора глаза.

Я обошёл скалу по кругу и увидел только дымок над той горой, что была справа, откуда текла река... в пяти-шести днях ходу. Да, вполне конкретный дымок. Такое же чувство, когда играешь на скачках и после окончания понимаешь – блин, надо было на Мелка всё поставить, сейчас бы квартиру купил. Хотя в прошлый раз на Мелка и ставил… В общем, знал бы прикуп, стало бы настолько скучно жить, что и Сочи не нужны.

Идём обратно. Да, да, я знаю, пойди я сразу туда, уже был бы в другом месте. Да, можно помечтать о бокале холодного пива или кваса, а лучше об окрошке... с пивом. Интересно окрошку с пивом попробовать, а ведь… блин, ну откуда здесь окрошка и пиво? Вот же засада, никогда мне не попробовать окрошку с пивом... Стоять.

Я остановился где-то на границе леса и джунглей – привычного для меня леса и всё ещё пугающих своей красочностью джунглей. Мозг, кое-как приспособившийся к цветовому калейдоскопу, ещё в норме, но сознание буянило. Каждый красно-сине-зелёный цветочек, светящийся неоном в ночи, вызывал бурю эмоций от восторга до желания съесть, хотя последнее вряд ли относится к продукции сознания.

Видишь, как гусеница выращивает шипы из тела и за счёт них передвигается или накалывает желающих ею откушать, и замираешь на миг, поражённый разнообразием, а когда точно такая же… похожая гусеница, только как фура, ползёт по земле, потом приподнимает переднюю часть и смотрит, как ты быстро лазаешь…

Я понял, восторгаться, то есть испытывать чувство восторга, можно только тем, что можешь уничтожить, даже если палкой. А вот тем, что может съесть тебя, восторгаться не получается, хотя бы потому, что орган чувства восторга – глаза, их нет на затылке, и когда ты смотришь, куда убегать, чувство восторга не возникает… Пф, славно я тогда убежал от той гусеницы, даже сумел перепрыгнуть на другое дерево. Потому как ползает гусеница хорошо, а летает, наверное, пока плохо, вот бы бабочку из этой гусеницы не встретить.

И ведь накаркал – не встретил. Хищные лианы, ядовитые листья, кровососущие веточки, птички, мухи и комары… Ползучее одеяло – вот то, чем можно было бы восторгаться, но даже вараны-многоножки и пауки-великаны пропускали это многомиллионное сборище муравьёв. И лишь анаконда, не вылезая из воды, может наблюдать, как это одеяло приползает к воде и устраивает карусель, чтобы каждый муравей напился и с собой запас взял. И ведь по отдельности любая птаха съест, а все вместе... уф... загрызут. Я просто видел, как варан каким-то образом утащил тигра у анаконды, а тут муравьи мимо проползали, перекусили тигром, и только косточки остались. Варан ещё долго вздыхал, глядя им вслед. Наверное, прикидывал, что нужно было сначала оттащить подальше.