Менгелев остался сидеть в душной, пропахшей потом и страхом хижине, низко опустив голову и уронив руки между колен. Когда за Фридрихом захлопнулась дверь, ученый вздрогнул, словно от удара, и медленно стянул с носа очки трясущимися пальцами. Уронил их на стол. Закрыл лицо ладонями. Его узкие плечи мелко дрожали.

Профессор не солгал. Ему и впрямь было страшно. Настолько, что хотелось завыть в голос длинно и тоскливо, будто подраненный зверь. До одури, до колик страшно. До спазмов в желудке, до сведенных судорогой икр.

Потому что он давно понял — грядет нечто ужасное. Чудовищное. То, с чем не совладать всем армиям мира. И ни Фридриху, ни Варану, ни всем их головорезам вместе взятым ничего не сделать, не остановить грядущий кошмар. Потому что ЭТО уже пробудилось. ОНО готовится, набирается сил, чтобы сделать рывок и подмять весь мир под себя…

Оно потянулось вслед за своими тварями, влекомое жаждой мести. А Костя, Константин Безумов… Он будет лишь орудием того существа, что заняло его тело.

Менгелев сгорбился еще сильнее, почти сложился пополам, упершись лбом в столешницу. Пальцы судорожно вцепились в спутанные седые волосы.

Менгелев долго копил стресс внутри себя, стараясь отвлечься работой, но теперь все вырвалось наружу…

Что же делать, что же делать⁈ Этот вопрос бился в гудящей голове, пульсировал в висках вместе с кровью. Мысль металась, словно зверь в клетке, в поисках выхода. Спастись. Сбежать. Исчезнуть с лица земли, раствориться без следа. Пока ОНО не пришло… Хотя… с подводной лодки не сбежать, даже если подлодка — вся планета.

Если ОНО захватит власть, таким людям, как профессору, по-настоящему свободным, не скованным рамками, придется несладко… ОНО разрушит их прекрасный мир, который они так старательно строили…

И старый профессор понимал, что Фридрих в чем-то прав. От страха не убежать. Лучше сразиться с ним лицом к лицу, принять бой, обреченный изначально. И умереть с высоко поднятой головой, храбро глядя кошмару в глаза.

Но страх, липкий и холодный, сковывающий члены предательской слабостью, никуда не делся. Он рос, ширился, захлестывал с головой удушливой волной. Менгелев всхлипнул, зажимая рот рукой. Зажмурился до цветных кругов перед глазами.

Он ведь всегда просто хотел заниматься любимым делом — выращивать всяких жутких тварюк, опыты ставить. А тут он, кажется, единственный, кто раскусил секрет княжича… Что тот из себя на самом деле представляет.

Несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Разогнулся, шумно втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

Нужно взять себя в руки. Сосредоточиться. Подумать как следует. Еще есть время. Немного, но есть. Может быть, получится что-нибудь придумать. Найти выход. Путь к спасению.

Дрожащими руками Менгелев нацепил очки обратно на нос, поморгал, привыкая к резкости. Пошарил по карманам засаленного халата. Нащупал помятую пачку дешевых папирос, вытащил одну, сунул в угол рта. Чиркнул спичкой раз, другой. Руки ходили ходуном, никак не получалось прикурить.

Выругавшись, Менгелев со злостью швырнул спичку на пол, смял папиросу и запихал ее обратно в пачку. Закурить сейчас означало проявить слабость. А слабость недопустима. Только не сейчас.

Профессор решительно придвинул к себе клочок бумаги, схватил карандаш, заскрипел грифелем, быстро-быстро записывая хаотично роящиеся мысли. Нужно придумать что-то. Обязательно. Выход должен быть. Он всегда есть. Осталось только его найти.

Менгелев прикусил кончик карандаша, не замечая, что грызет дерево вместо графита. Нахмурился, собираясь с мыслями. Итак, что мы имеем? Мирмеции здесь, в лагере. Живые и мертвые. Костя где-то рядом, он придет за ними, это лишь вопрос времени. Варан с Фридрихом бесполезны, от них никакого толку. Разве что пушечное мясо. Сбежать? Исключено. Прятаться негде. Значит, остается лишь один выход.

Профессор стиснул зубы, чувствуя, как колотится сердце. Да, другого пути нет. Придется пойти ва-банк. Рискнуть всем. Но это лучше, чем сидеть и трястись в ожидании неминуемого конца. А значит, нужно действовать. Прямо сейчас.

В подземелье, больше напоминающем лабиринт из переплетенных тоннелей, уже целый месяц томился в плену старый изобретатель Архип Кулебякин. Его тюремщики (таинственная госпожа в черном плаще и ее приспешники) заставляли пленника день и ночь корпеть над созданием невиданного доселе оружия и диковинных артефактов.

Кулебякина поселили в отдельном помещении, больше напоминающем напоминающей мастерскую. Верстак, пара колченогих табуреток да продавленная койка — вот, пожалуй, и вся обстановка. Кормили неожиданно сытно, а временами и даже вкусно. Сытнее, чем Кулебякин питался до плена.

Он даже в глубине души начал радоваться, что его похитили — ест теперь сытно и временами даже вкусно. На свободе Архип временами недоедал…

Доступ к материалам Кулебякину предоставили знатный. Фактически, все, что бы он не попросил — ему доставляли в течении дня. Любые материалы, устройства и даже высокотехнологичные микросхемы. Хотя, конечно, Кулебякин бы предпочел обычный мусор с помойки — с ним как-то сподручнее работалось.

Выход из камеры круглые сутки стерегли двое вооруженных здоровяков, лениво перебрасывающихся в карты. Они скучающе зевали и всячески демонстрировали старику свое равнодушие.

Сам Кулебякин, впрочем, едва обращал внимание на стражу. Похитители, особенно их зловещая предводительница, в открытую грозили старику суровыми последствиями, если он вздумает ослушаться или выкинуть какой-нибудь фокус.

Так что приходилось Кулебякину скрипеть мозгами и ваять всякие техномагические чудеса на потребу своим тюремщикам. А уж идей у него всегда было — хоть отбавляй!

Например, однажды, после обеда, в голову старику пришла поистине гениальная мысль. А что, ежели собрать эдакий хитрый арбалет, стреляющий вантузами? Девайс простой, а эффект потрясающий — противник влип в резиновую присоску и обездвижен! Красота!

Кулебякин воодушевился и немедля кинулся претворять свою задумку в жизнь. До поздней ночи он пилил, строгал, паял, прикручивал пружины и шестеренки, насыщал их духовной силой. К утру уникальный арбалет-вантузомет был готов!

Довольный изобретатель вызвал стражу и с гордостью продемонстрировал свое детище. Реакция громил оказалась… предсказуемой.

— Чаво? Вантузы? Серьезно, что ли? — вытаращил глаза первый охранник, не веря своим глазам, — Совсем из ума выжил, старый дурень?

— Госпожа с тебя шкуру спустит за эдакое изделие! — поддакнул второй, со смесью страха и насмешки поглядывая на товарища, — Вантузомет, надо же! Ты ж боевое оружие мастерить должон, а не… это вот!

Кулебякин возмущенно засопел и прижал драгоценный арбалет к груди:

— Да вы что, ироды! Да это ж прорыв, я вам отвечаю! Сами поглядите!

С этими словами он торопливо зарядил вантуз в приемную камеру, прицелился в стену напротив, нажал на спусковой крючок и… с громким чпоком снаряд влип точнехонько в каменную кладку!

Громилы одарили Кулебякина кислыми взглядами:

— Это… а ну вынь его оттедова! Расколошматишь казенное имущество!

— Ага, госпожа с тебя точно три шкуры сдерет! — обрадовался второй, — И с нас заодно, за недогляд.

Кулебякин несколько раз дернул вантуз, но куда там — тот прилив намертво. Оба охранника по очереди попытались его отодрать, но без результата…

Кулебякин самодовольно хмыкнул в бороду. Эффективность его изобретения наглядно доказана! То-то госпожа обрадуется, авось и поощрит…

Через пару часов прибежали техники, прихватив разнообразные клещи, зубила и кувалды. Битый час они пыхтели, отдирая зловредный вантуз от стены. Наконец, с громким чавканьем резина поддалась, явив миру глубокую выбоину в камне.

— Бред какой-то… — качал головой один из техников, с суеверным страхом косясь на залихватский арбалет, брошенный на верстаке, — С виду — смех, а по делу — жуть!