— Ты зачем пантеон споил? — поинтересовался выглядящий пожилым мужчиной ректор.

— Это не я! — воскликнул юный демиург.

— Это я, — призналась Смерть. — Работа собачья, а тут они, трезвенькие такие, аж противно.

— Но позвал тебя Риан, а у тебя грядка другая, — объяснил ей ректор, еще раз тяжело вздохнув. — Ну и что вы тут натворили?

— Грмничный мр-р-р, — сообщила Магия и захрапела.

Задумавшийся ректор пролистал историю мира. В общем-то местная Магия была права, несмотря на близкое к белой горячке состояние — мир вышел вполне гармоничным, ну а то, что Британия в результате влилась в неожиданное место — не было в этом ничего плохого. Изначально мир выглядел очень перекошенным, что и позволило юным воинам развернуться. Став русскими по духу, они и взывали к русским силам, подавившим местные, отчего все случилось именно так, как случилось. Вот нужны ли были карательные меры в данном случае, понятно не было.

Почувствовав угрозу принудительного протрезвления с зеленой полянки исчезла Смерть, заставив пожилого мужчину опять вздохнуть. В целом, все получилось довольно неплохо, кроме того, мир обрел стабильность, утратив очередного желающего власти над ним. В заспиртованном состоянии он точно бороться за власть не мог. Ну а пьющий пантеон… было очень интересно понаблюдать, во что это все выльется, поэтому ректор с полянки исчез, оставив Риана в полном удивлении.

Впрочем, демиург тяжело вздохнул и по примеру поименованной Тринадцатой, создал себе скамейку, чтобы посмотреть, как устроятся в жизни его герои. А они готовились ехать домой, в то время, как люди хотели дать вернувшимся с войны детям чуточку тепла. Именно этим были озабочены дяди и тети в больших кабинетах. И конечно же учли мнение своих посланников.

Именно поэтому в это утро в дверь одной из квартир постучали. Именно здесь жила легенда чуть ли не всего города — Сара Марковна. Потерявшая детей в ту еще войну, она жила вместе со своим мужем после Победы уже пятый десяток лет, оставаясь все такой же молодой, по мнению окружающих. Тетя Сара и дядя Изя были легендами одесских дворов не только из-за характерной речи, но и из-за доброты своей к людям.

— Ну кого там принесло, едва солнце встало? — тактично поинтересовался дядя Изя, крикнув через всю квартиру: — Сара, солнышко, ты встала? А то к нам кто-то вежливый звонком стучит.

— Ой да кто может нам стучать в такую рань, когда все спят после вчерашнего геволта? — ответила ему Сара, тем не менее подойдя к две и открыв ее. — О! А шо надо?

— Сара Марковна, мы по делу, — вздохнул пришедший, отлично знавший эту женщину еще с тех времен, когда она была отчаянной морской душой.

— Еще бы вы не по делу, — вздохнула она, приглашая в дом. — Шо стряслось?

— Ребята из той войны вернулись детьми, — вздохнул ее хороший знакомый. — Я хочу о двоих с тобой поговорить.

Он устало уселся за стол, доставая фотографии. На одной были двое — капитан-лейтенант в форме начала той войны и девушка рядом с ним, сложившая руки так, что Сара поняла — это врач, хирург. А гость рассказывал о том, кем был этот воин, как спас он город в первую самую ночь, как воевал, и как любил свою девочку. Выглядевшая лет на сорок женщина утирала слезы, отлично понимая, о чем он говорит. А затем рядом легла еще одна фотография — мальчика лет четырнадцати и девочки того же возраста. Но несмотря на то, что стали они другими, в их глазах даже на фотографии все легко читалось. Но затем поверх легла еще одна фотокарточка — совсем малышки.

— Это их дочь, — веско произнес гость. — Хоть не помнит она прошлого, но ее вернули им, потому что жить без своей мамы, подобравшей ее в горах и выходившей, она не согласна.

— Дети… — Сара Марковна тихо всхлипнула. — Куда вы их?

— Сначала в скит, чтобы отдохнули и обрели близких, а там… — он вздохнул.

— Когда? — коротко спросила его женщина, совершенно преображаясь.

— Послезавтра, — также лаконично ответил старый друг. — Парень — одессит, ты сама увидишь, вот я и подумал о тебе, ведь нет у них никого.

— У моих детей есть мама и папа, или я не Сара! — твердо ответила ему она. — Изя! Собирайся! У нас дети с войны возвращаются!

И во многих домах в этот день звучал стук, звенели звонки, ибо вернувшимся нужно было тепло, просто необходим дом, где обнимут родные руки и незнакомый голос позовет вернувшегося воина. Это было необходимо сделать, что в магической стране понимали многие. Многие помнили далекий сорок пятый, решив сделать воинам поезд Победы, ведь они заслужили, защищая эту землю и погибая за нее. Именно поэтому инициатива товарища генерала встретила горячий отклик, а в ставший совсем близким пока не переименованный Лондон отправился тот самый поезд.

В ту самую деревню съезжались люди, готовые обнять своих новых детей. И те, кто знал их в далеком году, и те, кто еще нет. На это смотрела очень пожилая женщина, с улыбкой помогая приехавшим, ведь она помнила. Да все они помнили, отлично зная, что увидят. И люди готовились встретить своих возвращавшихся домой героев, которые еще ничего не знали. Они только готовились отпустить войну, ведь фрицы как-то очень неожиданно кончились. Просто хлоп — и не стало их, ну а для бандитов милиция есть.

***

Сильно пьяная Магия, конечно, как и в случае с герцогами, лишь подменила одно понятие другим. То есть и старые семьи, и полукровки, и рожденные не-магами вдруг, по мановению руки очень нетрезвой Великой Силы, осознали себя гражданами совсем другой страны, при этом у старых семей моментально наметились гости, но вот семье Ротфронт было на это наплевать. Воины прошедшей войны совсем не думали о бывших британских магах, они просто хотели домой.

Сегодня на вокзале Кинги Кросс, прямо на первой платформе стоял необычный поезд. Украшенный цветами и лентами паровоз, к которому были прицеплены выглядевшие очень старыми вагоны. «Слава победителям» — было написано на паровозе, и одна только эта надпись заставляла утирать слезы даже тех, кто изначально не понимал, что это такое.

Перед поездом обнаружилась шеренга казавшихся совсем юными воинов. Одетые в узнаваемую форму давно прошедшей войны, украшенные наградами совсем юные юноши и девушки, почти дети, твердо смотрели на вышедших вперед командиров. В строю обнаружилась и женщина в годах, почти цеплявшаяся за руку девушки рядом с собой.

— Товарищи бойцы и командиры, — Рон внимательно взглянул в глаза, казалось, каждому. — Подлый, коварный враг, пришедший на нашу землю, убивавший женщин, стариков и детей лишь за то, что они были, повержен! Фашистская гнида втоптана в землю и уничтожена! Вечная память всем, кто не дошел. Кто задыхался в газовых камерах и умирал от голода, но дрался в проклятым врагом! Вечная слава погибшим за нашу советскую родину! Шапки долой!

Склонились обнаженные головы и пала на платформу тишина. Перед глазами воинов проходили их легшие в сырую землю товарищи, а что вспоминали девочки санбата… Гермиона едва сдерживала слезы, как и Катя. Они победили. Воины стояли на платформе лондонского вокзала, как много лет тому назад так же провожал победителей домой Берлин.

— Товарищи! — Рон вновь обратился к стоящим перед ним боевым товарищам. — Мы все делали все возможное, чтобы Победа настала поскорее. И вот она пришла. Нас ждет наша страна, наши покинутые дома. По вагонам, товарищи!

Гермиона уже хотела запеть гимн, но в этот самый миг под сводами вокзала зазвучала совсем другая музыка. От этой музыки хотелось смеяться и плакать. «День Победы, как он был от нас далек…»

И моментально оказавшиеся в вагонах бойцы и командиры слушали эту песню, а разведший пары паровоз медленно двинулся к выходной стрелке. Торжественный марш провожал поезд победителей. И вот тут девочки не выдержали. Прижавшись к своим самым близким, они плакали, выпуская войну из души. А паровоз шел вперед, как много лет тому назад. Поезд Победы шел через пески, леса и горы, неся победивших воинов домой. Туда, куда они стремились всей душой, а родная земля готовилась встречать их.