— Командир, давай посидим на берегу озера с ребятами, а потом пусть время с родителями проведут? — предложил ему Невилл, отметивший симптомы усталости подростков.

— Хорошая мысль, — согласился Рон. — Давай организуем.

О галерее с волшебными портретами Рон вспомнил… Ну, хорошо, Невилл ему напомнил. Раз нет говорящих портретов, то где-то они должны быть. С помощью справочника определив, где именно находится эта галерея, юноша, пригласив с собой жену, отправился в то самое помещение крепости. В принципе, чем ему портреты могут помочь, Рон не очень хорошо понимал, но посмотреть было интересно. Первые три секунды.

— Надо же, кто пришел! — язвительно заметил висевший по центру огромной картинной галереи портрет. — Наследнички соизволили о нас вспомнить.

— И вырядились как, смотреть противно, — добавила какая-то дама.

— Не понял, — честно сообщил Рон. — Зачем нам этот гембель?

— Ну… — Лана задумчиво оглядела портрет желавшей горя старухи. — Я уже не знаю, вроде, положено так.

— Вы должны выполнять наши указания, — заносчиво произнес еще один, не разобравшийся в ситуации портрет.

— Ты это что, меня на понял берешь? — удивился глава семьи. — Да пошел ты…

И шуршание картинной галереи разорвал отборный военно-морской адрес, сопровождаемый метафорами, специфическими для флота. Рон быстро рассказал, где он видел всех «предков», чем они там занимались, а также, чем будут заниматься в ближайшую вечность. Взяв жену за руку и полностью игнорируя портреты, он вышел из галереи, приказав скелету заблокировать дверь так, чтобы ключом могли стать только половые органы тролля, спаренного с василиском, и обязательно через три забора. Крепость закрепила новые условия открытия портретной галереи, а Рон еще кипел некоторое время.

Луна же, понявшая, что только что произошло, только хихикала, потому что теперь портреты не могли ничего. Ее муж, фактически, отказался считать этих, нарисованных, своими, а так как семья у них была не некромантская, а военная, то, по сути, портреты утратили в этот момент все свои функции. Приказать крепости они не могли, перейдя в разряд «просто говорящие картинки». Надо сказать, что дошло это до них не сразу, а когда дошло, что-либо менять было поздно. Ибо разговаривать с ними никто больше не желал.

Если бы Рон был менее зол, если бы в нем не сидел моряк, если бы…

Симус

Мы с милой и первым отделением прибываем первыми. Во-первых, надо обустроить лагерь, во-вторых, здесь все разведать. За давностью лет не помню уже ничего, да никто не помнит. Итак, большущий стадион амфитеатром, вокруг места для расселения. Так как мы относимся к древней семье, то я имею приоритет расселения.

— Давай лучше тут, — прикидывает возлюбленная моя. — И взлетать проще, и фрицы никуда не денутся.

— Хорошая мысль, — киваю я, втыкая флаг.

На красном полотнище синеет рука с ладонью, сжатой в кулак. Это наш знак, наш символ, подтвержденный Магией. Ну, почему синий, думаю, понятно, если припомнить состояние, в котором находилась Великая сила. Впрочем, так даже лучше. Пока товарищи размечают лагерь, я беру под руку зазнобу и топаю с ней по периметру зоны расселения, рассматривая отметки о том, кто где.

— Не помню точно, — говорит мне моя Катя. — Но, кажется, откуда-то отсюда началось.

— Ну тогда оставим сюрпризы и подарки, — усмехаюсь я.

На складе нам такие подарки достались, что просто счастье — радиодетонаторы, мишенные мины, «лягушки»… Поэтому я сейчас быстренько минирую в шахматном порядке. Если фрицы действительно пойдут отсюда, то будет фарш крупного помола, ну а если нет, то мины тоже зря не пропадут, потому что «своих» у нас тут нет. Все свои у нас в крепости, да на далекой Родине, а здесь только фрицы.

Видел я, что творили эти гады в деревнях, да и ребята рассказывали, что бывает, если фашисты поганые наших девок встретят. Так что нет у меня к ним жалости, всю жалость выела война. А помню еще мальчонка к нам прибился — он девочку лет двенадцати на себе тащил. Так гады эти над ней… Она цеплялась за него, как за последнюю надежду. Вот в его глаза смотреть было страшно — одиннадцать лет, а такая ненависть в них горела… Потому не будет пощады местным фрицам.

— Скоро наши прибывать начнут, — напомнила мне следящая за временем Катя, прижимаясь ко мне.

— Да, милая, — киваю я, отправляясь в обратный путь. — Надо будет еще раз пройтись, когда гады понаедут уже, что-то меня беспокоит.

— Надо — пройдемся, — хмыкает она, о чем-то задумавшись. — Ну, или сверху посмотрим.

На нас всех флотская форма, потому как матросы пехотную форму так и не приняли, а нам все равно, только летный состав в своей. Потому Катя у меня в фуражке с голубым околышем, а я в привычной пилотке. И всем это до фонаря. Либо не знают, что значит эта форма, либо просто не воспринимают угрозой детей. Ну это мы их разочаруем, конечно…

Интересно, как Дамблдор отреагировал на утрату героя? По идее, ему должны были дать знать, что Поттер уже не тот. А если нет? Хм… Если нет, то будет сюрприз. Потому что никакой власти у старикана уже нет, он даже палочку поднять не сможет на члена семьи властителя этих земель, потому как прямой бунт. Или магия накажет, или ребята пристрелят. Так что год у нас ожидается средней веселости.

Наверное, надо с Роном поговорить, чтобы девчонок наших в крепости оставить, когда в Хогвартс поедем. Мало ли кто решит зазнобушку обидеть… А если кто Гермиону или Луну оскорбит? Гарри нашему тормоза в авиации не привили, недаром же он дважды Герой, а Рон, если сорвется, то Хогвартс заново отстраивать придется. Впрочем, я не против.

Гермиона

Простившись с родителями, я беру в руку метлу, становясь в общий строй. Прямо рядом с Гарри, а Кэти уже на месте. Рон построил нас всех, чтобы сказать напутственное слово. Нам пора на точку временной дислокации, ведь именно там мы примем первый бой. Оружие заряжено и проверено, патронов взяли с собой видимо-невидимо, но все равно мало, ребята пару гранатометов и пулемет с собой берут, потому что случаи бывают разные.

— Товарищи, помните, враг коварен, работаем только по команде! — напоминает нам командир. — Без приказа огня не открывать!

— Товарищи! — вперед выходит Колин. Он у нас за комиссара, пока своего нет. — Фашисты напали на нашу Родину и тем подписали себе приговор. Здесь они зовутся иначе, говорят на другом языке, но спрятать свою мерзкую сущность не могут. Если дорог тебе твой дом… — без перехода начинает он читать стихи Симонова.

И мы все, весь строй, подхватываем эти грозные яростные строки. Я чувствую, как негасимым пламенем, яростным огнем во мне разгорается ненависть. Я уже и сама готова рвать проклятых фрицев зубами, только бы прихватить еще хоть одного с собой. Поэтому, едва лишь заканчивается стихотворения, я запеваю, а за мной сразу и Луна, затем только присоединяются ребята, а за ними родители, что Колина, что мои. Они понимают, что мы чувствуем, они очень хорошо осознают это, потому что это действительно наш решительный, хоть и не последний бой.

— Вперед! — командует Рон.

С ощущением протаскивания через очень узкую трубу мы оказываемся на зеленой поляне, среди поднятых шатров и готовых уже полевых укреплений. Все тщательно замаскировано, но если будет надо, то держать оборону сможем долго, учитывая, что авиация у нас есть, а как у фрицев с этим самым — еще не известно.

— Авиации занять левый шатер, — командует Рон. — Медицине — правый, любимая, там щель есть на случай чего. Ерохин!

— Я! — отзывается пробегающий мимо краснофлотец.

— С пулеметом отвечаешь за медицину! — короткая команда строго по делу.

— Сделаю, — кивает названный Ерохиным, как только Рон их всех помнит…

Я отправляюсь с Гарри к нашей палатке. Она хитрая, потому что прикрывает вход в землянку. Случись налет — а мы в безопасности. Ну, сравнительно, конечно, но тем не менее. Надо проверить оружие, все подготовить к вылету, ибо Чемпионат мы смотреть не будем, нет там ничего интересного, а вот после него и начнется самое интересное.