— Добрый вечер, — поздоровался он с держащимися за голову дамами, а потом обвел зал рукой, добавив: — Это вам.
— Ого… — ошарашенно заметила Смерть. — Это что же такое вам нужно? Планету стерилизовать?
— Нет, — покачал командир головой, протянув пергамент. — Вот.
— Ага! — воскликнула уже поправившая здоровье Магия, отнимая у Смерти пергамент. — Нашли наследники возможность уйти, не убив всех. Так что я выиграла!
— Была такая мысль, — признался Гарри. — Но командир лучше придумал.
— Так, нам нужен Артур, — заметила вчитавшаяся в пергамент Великая Сила. — Арти! Арти! — позвала она. — Править хочешь?
— Упаси сестра! — донеслось в ответ.
— Воины придумали, как этого избежать, — хихикнула Магия.
Давешний мужик в семейных трусах и с мечом будто возник из воздуха. Сначала он глянул в пергамент, затем расплылся в широкой улыбке, глотнул спирта прямо из канистры и щелкнул пальцами, громко, освобождено рассмеявшись.
— Так, за это надо выпить! — убежденно заявила Смерть и дальнейшего память юных воинов не сохранила.
Очнулись они утром, лежа вповалку на полу в столовой, но самым главным был давешний пергамент с размашистой резолюцией: «Исполнено немедленно». Некоторое время краснофлотцы и их командиры пытались понять, где они находятся, что происходит и как это все понимать, но затем глаза Рона сфокусировались на пергаменте, заставив его что-то начать понимать. Так как память неожиданно забастовала, было необходимо получить сведения со стороны.
Взрослые адекватные, хоть и сильно удивленные видом складируемых скелетами детей, люди были готовы ответить на все вопросы. Произошедшее и на них оказало очень сильное впечатление, ибо артефакты показывали, что у воинов все получилось.
Глава двадцать четвертая
Луна
Будит меня малышка лет пяти. Сначала она потягивается, затем взвизгивает, принимаясь меня обнимать. До затуманенного абстинентным синдромом мозга медленно доходит факт того, что я вижу, потому что дочку-то я узнаю всегда. Малышка стала действительно малышкой, а вот мне неплохо бы поправить здоровье.
— Акцио Антипохмельное, — с трудом собрав мысли в кучку и нащупав палочку, произношу я. В руку прилетает канистра, едва меня не убив, на дне которой плещется искомое.
— Мама, мамочка, — прижимается ко мне ребенок. Я глажу ее, понимая, что мы чего-то важного добились. Вот только чего?
Муж изображает дерево, то есть демонстрирует результаты возлияний, сравнимых с глобальным праздником. На месте вчерашнего дня в памяти зияет дыра, при этом я очень надеюсь, что там не Победа, потому что ее забыть было бы очень обидно. Впрочем надо распинать кого-то из взрослых, да выяснить, что вчера было.
О, вон, Невилл пошевелился, значит, можно у него информации добыть, шантажируя антипохмельным. Или просто выдать, а он и так расскажет? Наверное, второй вариант лучше, ведь я же врач! Кстати, а где наши взрослые? Родители Колина и Грейнджер? Тоже надо поискать, надеюсь, ничего непоправимого не случилось.
— Невилл, Антипохмельное хочешь? — интересуюсь я, уже вполне нормально себя чувствуя.
— Все-таки, ты святая, — заявляет он мне, получая канистру в руки. — А что вчера было?
— Я тебя спросить хотела, — признаюсь я, вздохнув.
— Сначала вы Смерть и все силы позвали, — сообщает мне ставшая маленькой дочка. — А потом тетя Смерть сказала, что надо что-то отметить… И все. Зато я маленькая!
— Информативно, — кивает подводник, рассматривая какой-то пергамент. — О!
— Что там? — сразу же спрашиваю я, потянувшись посмотреть.
— Нет больше магической Британии, — отвечает мне Невилл. — Командир проснется — вместе посмеемся.
Тут мне, конечно, становится особенно интересно, потому судьба мужа решена. Опустив малышку на пол, я принимаюсь осторожно его будить, держа наготове зелье. Рон просыпаться не хочет, но против современной медицины ничего сделать не может, потому открывает глаза, получив последовательно Антипохмельное, а затем и мой поцелуй, отчего во взгляде появляется осмысленность. Чуть поодаль обнаруживаются и взрослые разведчики, ошарашенно разглядывающие что-то в своих руках.
— Что за геволт, милая? — тактично интересуется муж, которому я пальцем показываю на Невилла.
Он поднимается, чтобы осмотреться и видит красочную инсталляцию типа «моряки на отдыхе», то есть сваленные кучей тела, частично начинающие подавать признаки жизни. Значит, нужно будет помочь страждущим, а затем, вспомнив, по какому поводу мы все так перепились, подумать о том, что будем делать дальше. Хоть и нет у меня ни дома, ни родных, кроме дочки да мужа, но домой хочу до слез. Родители моего здешнего тела совершенно точно сошли с ума, и пока просветления не обещают. Специалисты в Советской стране хорошие, но… Именно поэтому надо смотреть правде в глаза — у меня есть только Рон и доченька моя ясноглазая.
— Не печалься, душа моя, — обнимает меня любимый муж. — Все у нас будет. И домик у моря, и тишина вокруг.
Все он у меня понимает, да и сам устал уже от войны постоянной. Все мы устали, все.
Рон
Все-таки, по какому поводу банкет? Вот это надо выяснить как можно скорее, ибо в военное время подобное не допустимо, что значить может очень многое. Любимая тыкает мне пальцем в Невилла, поэтому я направляюсь к нему, а наш подводник держит в руках какую-то бумагу, точнее, пергамент, конечно и как-то ошарашенно что ли улыбается.
— Что у тебя? — интересуюсь я, подойдя к нему, пока воинство мое с трудом в себя приходит.
— А ты глянь, командир, — показывает он мне то, что держит в руках.
Ну, на первый взгляд, причина попойки ясна. Границы магические сдвинуть нам удалось, честь и хвала пьющему пантеону. То есть на волне алкогольного опьянения был получен нужный результат — Британская Автономная Советская Социалистическая Республика, русский язык, идеология, с которой мы погорячились, но это теперь проблема советских товарищей. Мы находимся в составе РСФСР, что вполне логично на мой взгляд… Железнодорожное сообщение с Большой Землей… Интересно, а это нам зачем было нужно? Впрочем, уже поздно что-то делать… Управление у нас выборное, с этим Москва разберется, значит все? Можно ехать домой…
Очень хочется даже непонятно чего. Я поднимаю взгляд вверх, чтобы справиться с эмоциями, а затем переворачиваю пергамент, понимая, чему так улыбался Невилл. Да, смешно, потому все вместе посмеемся, а пока надо строить отряд.
— Подъем! — командую я. — Становись!
Вон как повзлетали все, ну, кроме нашей авиации, ибо у них с дисциплиной всегда было сложно. Любимая моя, да и Викки, пришедшие уже в себя, одаривают каждого зельем, а советские товарищи стоят молчаливыми статуями, будто дар речи потеряв, но затем, взглянув на наш строй, товарищ Грейнджер, сделав мне знак, что-то достает из кармана. И тут звучит голос. Он всем нам хорошо знаком, ведь сколько раз мы слышали его, записывая сводки…
— Внимание, говорит Москва! — торжественно произносит Левитан.
И наш строй застывает, даже дышать опасаясь. Предчувствие чего-то радостного, великого овладевает каждым бойцом и командиром. Я вижу в глазах моих боевых друзей надежду. Мы прошли многое вместе, мы видели такое, что и рассказать сложно и вот теперь мы слушаем тишину, наступившую после слов «Внимание, говорит Москва». В них какая-то особая магия, наша, военная, советская.
— Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, — разрывают тишину грозные слова и мы все подтягиваемся, готовые выполнить этот приказ так, как и все до него.
— Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил, — падают в тишину слова, даря внутреннюю радость, хотя я еще даже не понимаю, что слышу. — Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена. Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны.