— Позволяйте себе прожить каждый миг, Изольда, — психолог терпеливо ждет, пока я перестану икать и восстановлю голос. — Тогда вы сможете понять, что забыли. Восстановим утраченные моменты и отработаем.

Как же это сложно! Психика отключает сознание там, где напряжение максимально, и мне вновь приходится возвращаться в эти моменты. Разбирать их по секундам, отслеживать реакцию тела, чтобы понять, что послужило триггером. Как реставратор, тщательно подбираю нужные краски, чтобы картина полностью соответствовала исходнику.

— Изольда, вы точно хотите пройти этот путь до конца?

После очередного сеанса я изматываюсь настолько, что едва ворочаю языком. Все эмоции, силы отдаю процессу. Имитация бесполезна и не ведет к результату. Только полноценное проживание.

— Да. В день аварии я поняла, что хочу дать нам шанс. Таня, этот мужчина важен для меня. И нужен. Мне и сыну.

— Этот мужчина? Назовите его имя, Иза.

— Денис. Бессонов Денис.

Психологическая терапия — процесс медленный, сложный. Душа быстро ломается, но на восстановление требуется намного больше времени. Прошло около двух недель, а результат все еще маячит на горизонте и кажется недосягаемым.

— Все хорошо, Иза. Этот этап — самый важный, — подбадривает Татьяна в финале очередной встречи. — Вы уже многое поняли, определили главный триггер ситуации. Теперь ваша задача — найти обходной путь, чтобы избежать опасной волчьей ямы.

Да уж… легко сказать. Я хочу быть ближе к Денису, но меня начинает трясти, как только представляю себе эту ситуацию. Психосоматика разносит тело при моделировании, а что будет в жизни — подумать страшно. Интуитивно ищу варианты, проживаю, раз за разом пробую новые сценарии. Татьяна всегда рядом. Отслеживает, помогает не провалиться в рефлексию, страхует от застревания в разрушительных эмоциях.

Со дня аварии я совсем не вижу Дениса. Он присылает охрану за сыном и забирает его на прогулку или играет в своей квартире. Мы обмениваемся в мессенджере короткими сообщениями. «Я занят. Работаю.». Стандартное объяснение, которым можно прикрыть истинную причину, но я знаю, что не в этом дело.

После одного из сеансов терапии вспоминаю настоящий облик Дениса в тот день. Бессонова, а не Беса, что подкинуло мне воспаленное воображение. В его глазах я видела боль и отчаяние. А еще — вину. Бесконечное разрушительное чувство вины. Сейчас я не могу ничем ему помочь, потому что еще не разобралась с собой. Нужно время.

— Изольда Юрьевна, добрый день, — Павел Соколов, помощник Дениса, ждет меня на крыльце дома. — Можно с вами поговорить? Я не займу много времени…

— Да, Павел. Слушаю вас.

— Как у вас дела? Может помощь какая нужна?

Сказать, что я удивлена — ничего не сказать. С чего вдруг звучит такой вопрос?

— Спасибо, у меня все в порядке. Павел, что случилось? Что с Денисом?

Я вижу сомнение в глазах собеседника. Однажды Бессонов обмолвился, что Соколов стал ему близким другом. Мужская солидарность — отличная штука, но сейчас она мешает называть вещи своими именами. Мужчины не могут проявлять слабость, особенно рядом с женщиной — идиотское правило, которое сейчас может стать проблемой.

— Пожалуйста, не скрывайте ничего. Что с ним?

— Он работает…

— Я знаю, — скрываю раздражение, закрывая глаза. Мне нужна правда, поэтому запасаюсь терпением. — Паша…

— Денис себя совсем загнал, Изольда Юрьевна. Он приходит домой, чтобы встретиться с сыном и вновь возвращается в офис. Еще немного, и…

— Пусть секретарша сделает ему массаж… — брякаю, не подумав. Стыдно и глупо, но слово вылетело. А я чувствую себя идиоткой. Ревнивой дурой.

— Секретарь, — холодно прерывает меня Соколов. По интонации чувствую, что он обижен моей глупостью и, похоже, жалеет об откровенности. — У Дениса Андреевича мужчина исполняет обязанности секретаря. Девушка не выдержит подобной нагрузки.

С последним словом Паша разворачивается и собирается уходить. Обида и разочарование читаются во взгляде. Заслужила, не спорю. Успеваю ухватить его за рукав прежде, чем мужчина делает шаг в сторону.

— Извините, Павел. Брякнула не подумав. Сказала глупость, — Соколов останавливается и пристально всматривается в мое лицо. — Я вас услышала. У меня есть одна просьба… Только пусть это останется между нами.

Кажется, я сумела удивить собеседника, потому что после короткого размышления Павел кивает и уходит.

— Сделаю, Изольда Юрьевна. Завтра заскочу к вам и передам.

— Спасибо. И можно просто Изольда, — улыбаюсь, выдыхаю.

Денис

Склиф. Тупик. Хреново. Так хреново, что сил нет. Холод каменной стены через позвоночник пробирается в кровь. Люди идут мимо, удивленно смотрят, как я сижу на полу. Похуй. Закрываю глаза и сжимаю руки в кулаки. Хочется выть! Несколько минут назад я был самым счастливым, а сейчас… лучше бы сдох. Моя Иза… Тело помнит ее прикосновения, пальцы горят. Я ведь тоже касался ее волос, лица. Тот поцелуй… Душу за него отдал бы, да только у Беса нет души. Сердце… оно взорвалось в тот миг, когда наши взгляды встретились, а когда я уходил из палаты — остановилось за ненадобностью. Больше не живу. Существую. Мертвый в безжизненном космосе. Люди вокруг — размытые пятна без лиц и имен.

Водитель отчитался, что Иза забрала сына из садика и вернулась домой, а я все еще в Склифе. Ничего не хочу. Бизнес, деньги, понты, цацки, машины, статус. Зачем все? Кому это нужно? Последний взгляд любимой я не забуду никогда. На меня смотрела Льдинка. Он вернулась, а вместе с ней — страх. Ненависть. Боль. И еще раз — ненависть. Адский коктейль, от одной капли которого можно задохнуться. Мне досталось много больше, чем капля, и все — заслуженно. Некого винить, некуда бежать. Все, чего я достиг в сближении с Изой, откатилось назад. Из больницы возвращаюсь в офис.

— Денис, мне очень жаль… Вам лучше на время исчезнуть из поля зрения девушки, чтобы спасти хоть что — то…

Психолог не спешит обнадеживать и утешать. Татьяне позвонил из машины. Пары фраз хватило, чтобы описать ситуацию. Спасать? Да нечего уже спасать, я не слепой, вижу. Все, что месяцами восстанавливалось по крохам, по атомам, сгорело за несколько минут и стало пеплом. Я все проебал. Артем — да, со мной. И на этом — всё.

Пашка Соколов стал таким заботливым, аж тошно. Возится со мной, как со стариком, у которого четвертая стадия онкологии. Поставил на стол стакан с виски и молча вышел из кабинета. Все вокруг говорят шепотом, тихо скользят мимо, словно тени. Я словно на кладбище или на похоронах.

Пью выдержанный односолодовый, как воду, не ощущаю запаха и вкуса. Не берет, не вырубает, не работает. Бутылка в одно лицо — как стакан компота. Из зеркала на меня смотрит нечто серое, мертвое. Хотел заехать к Артему, но написал Изе, что занят. Не хочу пугать парня. Сын не должен видеть меня в таком состоянии. Только он держит на плаву, не дает скатиться в пропасть.

День, ночь и снова день. Сбился со счета, сколько времени прошло со дня аварии. Все слилось в одну черную полосу. Решаю какие — то вопросы, подписываю контракты. Я должен позаботиться о том, чтобы мой ребенок был обеспечен на будущее. Достойное образование, квартира, машина. Артем… и Иза. Она тоже должна быть счастлива, пусть даже без меня. Эти двое — мое всё. На специальный счет перевожу крупную сумму и пишу завещание. Если со мной что случится — нотариус уведомит мою девочку о наследстве. Ничего больше не хочу.

Однажды слышал за стеной какую — то возню. Наверное, мои любимые елку ставят и наряжают. До нового года осталось всего ничего. Вечерами охрана приводит ко мне сына. Сам не хожу, следую совету психолога. Играем, читаем, гуляем. Светлый и радостный мальчик все чувствует, внимательно смотрит прямо в мою душу, рассказывает про маму и садик, про дружка своего закадычного. Лучик света в моей жизни — Артем.

Я почти час хожу вокруг квартала, как бездомный пес. Стены квартиры давят, как крышка гроба, от офиса тошнит. Задыхаюсь в помещении. В кармане вибрирует телефон. Кому я нужен в десять вечера?