— Ты мне что-то принес? — переспрашивает бабушка, силясь рассмеяться сквозь слезы.

— Я подумал, что ты проголодалась, — улыбается Чарли, протягивая ей пакет из кондитерской, с которым он пришел.

Заглянув внутрь, бабушка прикрывает рот рукой.

— Чарли Крейн, — слабо произносит она.

— Сладкий рулет для моей сластены — твой любимый, — ухмыляется он.

Глаза бабушки снова наполняются слезами, когда она продолжает смотреть на свежую выпечку в пакете. Бабуля тяжело сглатывает и наконец снова поднимает на него глаза.

— Я думала, ты погиб, Чарли. Я ждала тебя в Швейцарии целый год, но, когда ты не вернулся, решила, что тебя убили, и потому перебралась сюда. Я подумала, что если по милости Божьей ты еще жив и когда-нибудь отыщешь меня, то это случится именно здесь — месте, где должны были сбыться наши мечты.

Чарли кладет свою ладонь на руку бабушки и сжимает ее пальцы в своих.

— Меня посадили в тюрьму на десять лет после того, как в тот день разлучили с тобой. Я ужасно злился из-за неудачного побега, но успел увидеть, что ты убежала достаточно далеко, и мне стало немного легче от мысли, что ты сможешь спастись. Когда меня освободили, я повсюду искал тебя. Я не был уверен, что ты вообще жива, но не останавливался, Амелия, пока не нашел тебя.

— О Чарли, мой милый Чарли. Прошло семьдесят четыре года, но ты нашел меня, любовь моя, — восклицает она.

Чарли на мгновение опускает взгляд на их руки, а затем снова поднимает голову.

— Амелия, я должен признаться тебе кое в чем.

— В чем дело? — удивленно спрашивает бабушка, и в ее голосе слышится слабость.

— Я… я нашел тебя давным-давно, — тяжело произносит Чарли. Он делает глубокий вдох и снова поднимает на нее глаза. — Это не заняло семьдесят пять лет, Амелия. Я так хотел вернуть тебя в свою жизнь, но однажды, увидев тебя в аэропорту с семьей, смирился с тем, что ты счастлива в браке с двумя дочерьми. Я не собирался вмешиваться в ту жизнь, которую ты создала для себя. Я просто не мог поступить так эгоистично.

Я судорожно вздыхаю, выдавая свое присутствие возле двери, и Чарли отворачивается от бабушки, которая смотрит на него с открытым ртом.

— Дай нам минутку, ладно, милая? — говорит мне Чарли.

Джексон оттаскивает меня от дверного проема, но только к стене, так что мы все еще можем слышать их разговор.

— Ты врач, и знаешь, не должен шпионить за пациентами, — замечаю я ему.

— Тихо, я могу делать, что хочу. Это не нарушение неприкосновенности частной жизни пациента. Это история любви.

— Там мой дедушка, — говорю я Джексону. — Думаю, он мамин отец, а она даже не знает. Я знаю правду, а она нет. Это несправедливо по отношению к ней.

— Эм, возможно, твоя бабушка не хочет, чтобы твои мама и Энни знали правду, и ты должна это уважать. Эта информация может разрушить их жизнь.

— Бабушка не стала бы просить меня хранить такой секрет, — убеждаю я его.

Джексон наклоняется вперед, оказываясь на уровне моих глаз.

— Она хранила секрет семьдесят четыре года. Я бы не был так уверен.

Я прислоняюсь головой к стене, в отчаянии выдыхая. Я не могу хранить такой секрет от мамы. Надеюсь, бабушка расскажет им правду.

— Чарли, как ты мог? И что значит, ты видел меня в аэропорту? — бабушка говорит громче, чем раньше.

— Однажды, много лет назад, в аэропорту Род-Айленда я увидел тебя издалека. Я не мог поверить, что это на самом деле ты, но так оно и было. Я так обрадовался, был так счастлив. Направился к тебе, но, подойдя ближе, увидел, что ты сидишь там со своей семьей. Ты улыбалась и смеялась. Ты была счастлива, Амелия. Я видел это своими глазами. Это все, чего я хотел для тебя, — торопливо объясняет он.

— Чарли Крейн, — отчитывает его бабушка. — Ты не должен был решать единолично. Ты должен был дать мне право выбора. Я заслужила право голоса. — С каждой секундой бабушкин голос становился все громче, и я не могла понять, от злости или от боли, но она не выглядела счастливой. Я не ожидала, что их воссоединение пойдет таким образом.

— Ты абсолютно права, но в тот момент я думал, что поступаю правильно. Пожалуйста, прости меня? — взмолился Чарли.

После нескольких громких выдохов в ее палате они заговорили снова.

— Есть кое-что, что ты должен знать, Чарли, и ты бы узнал, если бы подошел ко мне в аэропорту в тот день, — заявляет бабушка.

Я придвигаюсь на дюйм ближе к двери, чтобы не пропустить ничего из сказанного.

— В чем дело? — спрашивает Чарли.

— У нас есть дочь, — говорит бабушка дрожащим, но твердым голосом.

В паузе между ними повисает оглушительная тишина.

— А также внучка. — Снова тишина.

— У меня есть дочь? — он произносит это слово так, словно язык застрял у него в горле.

— Да, ее зовут Клара. — Я была права… Мама. Мама понятия не имеет.

— Все это время у меня была дочь, и она росла без меня. Боже милостивый, — приглушенно произносит Чарли. — Но кто был тот мужчина, с которым я тебя видел? — спрашивает он расстроенно.

— Мой покойный муж, — поясняет бабушка. — Мы с Максом подружились, когда я переехала в свою первую квартиру в Нью-Йорке. Он жил в том же доме и всегда приносил еду для нас и игрушки для девочек. Ему просто нравилось проводить с нами время, и он был хорошим человеком. Когда наша дружба стала крепнуть, он сказал, что будет помогать мне во всем, и мне никогда не придется заботиться о семье в одиночку. Он попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.

— Он женился на тебе, хотя у тебя была дочь от другого мужчины? Ты любила его? — спрашивает Чарли.

— Конечно, любила. Он помогал мне заботиться о моей семье. Что тут не любить? — я закатываю глаза от комментария, который могла произнести только бабушка.

— Это не то, о чем я тебя спрашиваю, Амелия, — настойчиво говорит Чарли.

Бабушкин голос стихает до шепота.

— Позволь мне закончить историю, Чарли. Макс был гомосексуалистом. Ты же помнишь, в те времена не принято было признаваться в подобном, и никто, кроме меня, не знал правды. Мы прожили хорошую жизнь вместе. Я была замужем за человеком, с которым могла смеяться и плакать, и мы заботились друг о друге. Это было легко. Было хорошо.

Когда я выглядываю из-за угла, Чарли выглядит ошеломленным. Уверена, ему нелегко воспринять все сразу. Сначала он воссоединяется с любовью всей своей жизни после десятилетий разлуки. Затем узнает, что бабушка ждала его все эти годы, а он держался в стороне, чтобы она могла быть счастлива. Что за жестокая ирония?

— А что насчет тебя, Чарли? Ты когда-нибудь был женат? — интересуется бабуля.

— Нет, — просто отвечает он. — Никто и никогда не мог заменить тебя. Я встречался с несколькими женщинами, но, честно говоря, через некоторое время бросил все попытки. Судьба предназначила мне тебя, и, если я не мог быть с тобой, посчитал, что должен жить по-другому. Мне всегда казалось, что разлука с тобой — это мое наказание за все плохое, что я сделал в этом мире.

Между ними внезапно воцаряется тишина. Это убивает меня, и я не могу стоять и гадать, что происходит. Я сворачиваю за угол и возвращаюсь в палату, несмотря на то, что Джексон пытается удержать меня на месте.

Мгновенно пожалев, что не послушала его, я быстро сбегаю в коридор и прижимаюсь спиной к стене.

— Я же сказал тебе оставить их в покое, — замечает Джексон. — В чем дело?

— Они целуются, — в шоке говорю я ему.

— А Чарли хорошо знает, чего хочет, — ухмыляется Джексон, в его глазах светится веселье. — Это сразу бросилось в глаза, как только я с ним познакомился.

Я легонько пихаю Джексона локтем в бок:

— Прекрати, — прошу я.

— Эй, не мешай ему. Он ждал более семидесяти лет, чтобы поцеловать ее.

Глубоко вздохнув и закрыв глаза, я стучусь в дверь бабушки, беспокоясь о реакции ее сердца, если она слишком разволнуется.

Спустя долгую секунду я открываю глаза, заметив, что на меня смотрят сразу два гордых взгляда.

— Эмма, дорогая, ты моя внучка, — радуется Чарли, приближаясь ко мне с протянутой рукой.