— Думаешь, он все еще жив? — спрашиваю я Джексона.
— Есть только один способ выяснить. — Джексон берет у меня из рук ноутбук и вводит в поисковую систему имя Чарли, за которым следует Стейтен-Айленд. — Ему, должно быть, сейчас сколько, девять три?
— Я думаю, он был на год старше бабушки, так что да.
Два Чарли Крейна оказываются жителями Стейтен-Айленда. Одному из них всего сорок два года, а другому — девяносто три. Джексон указывает на второго.
— Должно быть, это он. Дай мне свой телефон.
Потрясенная, я достаю свой телефон из сумки и протягиваю Джексону, застывшим взглядом наблюдая за тем, как он набирает номер.
Мне трудно сдержать эмоции, когда я слышу приглушенный звук рингтона.
— Алло, это Чарли Крейн? — спрашивает Джексон. Все вокруг останавливается, и время как будто замирает на мгновение. Я не могу дышать. Не могу моргнуть. Не могу пошевелиться. Я не могу думать. Просто надеюсь на ответ, о котором неистово молюсь.
— Меня зовут Джексон Бек. Я врач в больнице «Масс Дженерал» в Бостоне, штат Массачусетс. Вы знакомы с женщиной по имени Амелия Бейлин? — Джексон смотрит на меня и прикрывает рот рукой в ожидании ответа. — Со мной здесь ее внучка, она искала вас. Не против, если я передам ей трубку?
Джексон кивает мне, давая понять, что Чарли согласился. Я не уверена, что смогу ответить, и подавляю всхлип, все еще с трудом переводя дыхание. Тем не менее я все-таки делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, прежде чем взять телефон у Джексона. Я прижимаю телефон к уху и выдыхаю воздух, который так долго сдерживала в себе.
— Чарли? — спрашиваю я, дрожащим голосом. — Меня зовут Эмма.
— Эмма, — восклицает он, словно для него это откровение. — Эмма, твоя бабушка еще жива? Боже мой, с ней все в порядке?
— Она… она жива, но ей плохо. Ее сердце отказывает — у бабушки уже было два инсульта. Чарли, сэр, она спрашивала о вас. Я прочитала почти весь бабушкин дневник по ее просьбе и хотела найти вас, чтобы узнать, сможете ли вы приехать и навестить ее.
Долгая, безмолвная пауза заставляет меня опустить взгляд на телефон, проверяя, не отключили ли нас.
— Чарли?
— О, Эмма, просто это было так давно, и…
— Пожалуйста, для нее это очень важно.
— О, милая, тебе не нужно меня умолять. Тебе даже не нужно было просить. Конечно, я приеду. Я отправлюсь завтра утром первым поездом.
— Правда? — я встаю, положив руку на грудь, и чувствую, что тело словно обмякает от облегчения и счастья — чувства, которые я даже не могу выразить словами. — На самом деле?
— Где мне вас найти? — спрашивает он. — Вы в Бостоне, верно?
— Да, она в «Масс Дженерал», здесь, в Бостоне.
— Я найду дорогу и буду там завтра.
— Чарли?
— В чем дело, милая?
— Вы знаете, где живет моя бабушка?
— Да, дорогая, знаю.
— Почему же вы никогда не связывались с ней?
Из динамика телефона доносится тяжелый вздох.
— Я никогда бы не решился помешать счастью Амелии и той прекрасной жизни, которую она для себя создала.
— Чарли, я думаю, что вы есть и всегда были ее счастьем.
— Я долго ждал, чтобы услышать это, Эмма. Терпение — великая ценность, и в конце концов оно воздается тем, кто неустанно ждет. Я уже начал терять надежду. Это был очень долгий путь.
Пока я расхаживаю взад-вперед, чувствуя, как взгляд Джексона обжигает мне лицо, стараюсь не расплакаться из-за той пустоты, которую Чарли терпел все эти годы, но еще больше — из-за иронии. Все, чего они хотели, — это быть вместе, и если они найдут друг друга сейчас, в конце пути, то у них будет так мало времени, чтобы прожить ту жизнь, которую они заслужили.
— Чарли, я с нетерпением жду завтрашней встречи с вами. Спасибо за то, что вы сделали для моей бабушки. Жаль только, что я не нашла вас раньше.
— Мне тоже очень приятно, милая, и я с нетерпением жду встречи с тобой.
— До свиданья, — шепчу я почти беззвучно.
— До встречи, милая.
Я вешаю трубку и падаю на сиденье рядом с Джексоном.
— Даже не знаю, что сказать, — растерянно говорю я ему.
— Ты должна гордиться собой. Ты сделала это, — мягко говорит он.
— Ну, с твоей помощью. Не уверена, что у меня хватило бы смелости поднять трубку и позвонить ему, как это сделал ты.
— Ты бы сделала это ради своей бабушки.
— Думаешь стоит рассказать ей? — я знаю ответ, но чувствую необходимость задать вопрос вслух.
Джексон с улыбкой качает головой.
— Нет, просто будь рядом, когда он завтра войдет в палату. Никогда в жизни ты больше не испытаешь подобного момента.
— Нужно закончить чтение дневника сегодня вечером, — решительно говорю я ему. — Сначала я должна узнать все, что можно.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? Мне кажется, я заинтересован в этой романтической истории не меньше, чем ты, — отмечает он, рассеянно проводя пальцами по волосам. Он выглядит таким же напряженным, как и я. Это одновременно и мило, и удивительно.
— Я очень хочу, чтобы ты был со мной рядом, когда буду читать дневник.
Джексон наклоняется и проводит рукой по моему лицу, крепко целуя меня, заставляя мое сердце биться чуть сильнее, чем прежде.
Дверь в комнату ожидания открывается, и раздается резкий вздох. В испуге я отстраняюсь от Джексона и провожу тыльной стороной ладони по губам, глядя в лицо маме и Энни. О, нет.
— О, Боже, мне очень жаль. В смысле, мне не жаль, что вы целуетесь, но прошу прощения, что ворвалась к вам, — сокрушается мама.
Джексон встает, почесывая бровь кончиком большого пальца.
— Дамы, я был рад встретиться с вами сегодня. Увидимся позже, Эмма.
— Вообще-то, я, пожалуй, тоже пойду, — быстро говорю я им.
— Ты сидишь здесь весь день, а как только мы появляемся, тебе нужно срочно уходить? — ехидно спрашивает мама.
— А вы бы не сбежали на моем месте? — спрашиваю я, приподняв бровь.
— Если ты хоть на секунду думаешь, что твоя бабушка не поступала с нами точно так же, то ошибаешься, — парирует мама.
— Она заставила тебя выйти замуж за папу?
— Нет, на самом деле она пыталась нас разлучить. Уверяла, что у нас ничего не получится.
Таким образом мама пытается сказать, что бабушка все знает и обладает шестым чувством.
— Если бы ты послушалась, меня бы здесь не было.
— Эмма, все в жизни происходит не просто так, и, хотя мы думаем, что можем ее контролировать, на самом деле нет. Наши жизненные уроки формируют нас, наше будущее, будущее наших детей и так далее, — устраивает мама своеобразную лекцию.
Я знаю. Я все это уже слышала.
— Ладно, на этой ноте я пойду подышу свежим воздухом. Думаю, хотя бы это я могу контролировать, — отвечаю я ей с кривой улыбкой.
— О, кстати, ты нашла ту книгу, о которой она спрашивала?
Не знаю, как выглядит мое лицо сейчас, но я не очень-то умею врать, особенно когда на меня пристально смотрят две пары глаз.
— Да, нашла.
— Ну, и что это было?
— Просто несколько старых фотографий, ничего особенного, — заверяю я, кладя ноутбук в сумку рядом с дневником.
— Ты лжешь. Что было в той книге?
— Думаю, бабушка хочет сохранить это в тайне. Я не уверена.
Я прохожу мимо них, но мама хватает меня за руку.
— Эмма Хилл, в такой момент мы не будем хранить секреты.
— Мама, пожалуйста, спроси бабушку сама. Не заставляй меня разрываться между вами. Не в такой момент.
Она отпускает мою руку.
— Хорошо, я спрошу ее сама.
— Отлично. Увидимся через полчаса, — обещаю я ей и спешу покинуть комнату, пока мама не продолжила выпытывать у меня подробности.
***
— Спасибо за ужин, — благодарю я Джексона, промокая губы салфеткой.
— Я умею заказывать пиццу как никто другой, — улыбается он.
— Но ты хоть немного умеешь готовить? — спрашиваю я, поддразнивая его.
— Нет, я абсолютный профан в этом деле, — заявляет Джексон.
— Ну, если план моей бабушки сработает, мы будем часто есть вне дома, потому что я тоже не умею готовить.