Когда винтовая лестница, наконец, закончилась, Валерка едва сдержал облегчённый вздох. Парень никогда не страдал клаустрофобией — даже в подземных туннелях дивьих людей чувствовал себя вполне комфортно, но тут и его начало пронимать. Обрадовался Птицын, как оказалось, рано. Тюремные казематы были мало похожи на дивьи подземелья, и скорее напоминали крысиные ходы. Валерка пригнулся, чтобы пройти в коридор, и оказалось, что это не дверной проём такой низкий, а коридор сам по себе.

— Ничо-ничо, господин проводник, — расплылся в улыбке крысодлак, — привыкнете! Вам тут долгонько придётся!

Валерке захотелось тюремщика стукнуть. Сдержался, конечно, да и трудно такое желание осуществить, когда у тебя и руки и ноги закованы в кандалы. На ногах цепь ещё ничего, как раз под ширину шага, а вот руки стянуты вместе.

Коридор, или, скорее, крысиная нора, оказался довольно длинным. Или это Валерке так показалось, потому что идти пришлось согнувшись. «Блин, да у нас в верхнем городе даже дренажные тоннели просторнее!» — молча возмущался Валерка. Однако ещё печальнее ему стало, когда его завели в камеру. Парень надеялся, что хотя бы в своём будущем узилище он сможет вытянуться во весь рост, пусть даже лёжа. Реальность оказалась куда неприятнее. Камера оказалась совсем небольшой, с неровными стенами. Небольшая пещерка, чем-то похожая на внутренности цистерны из-под кваса или молока. Ну, может быть, чуть-чуть побольше. Но всё равно — ни встать в полный рост, ни лечь, вытянув ноги, не выйдет. В дальнем конце из стены била струйка воды, стекала прямо по кирпичам, и уходила куда-то под землю. «Санузел, совмещённый с умывальником, — сообразил Птицын. — Надеюсь, эту воду можно пить!»

Спальное место представляло собой кучу соломы, сложенной ближе к двери. Кем-то из предыдущих обитателей она была сформирована в подобие гнезда, вот только не меняли эту постель уже очень долго, и солома слежалась в неаккуратное комковатое месиво.

— Ну, добро пожаловать в апартаменты, ваше благородие! — Крысодлак даже поклонился, изображая из себя дворецкого. — Надеюсь, вам тут понравится.

— Да, ничего себе квартирка, — хмыкнул Птицын. — Даже не верится, что так всё шикарно. А когда обед будет?

— По поводу обеда пока распоряжений не поступало, — охотно ответил тюремщик. — Однако не сумлевайтесь, как только — так сразу принесём яства заморские. — И мерзко захихикал.

«Вот интересно, — думал Птицын, — крысы мне всегда нравились, несмотря на дурную репутацию. Умные, игривые, да и в стаях друг о друге заботятся. А эти — прямо классические гады! Или это на них так человеческая составляющая влияет?»

Спросить было не у кого, потому что конвоир, дождавшись, когда Валерка зайдёт в камеру, тщательно запер дверь и ушёл. «Вот уж где повод, чтобы порадоваться наличию у себя ночного зрения! — думал Валерка, разглядывая внутренности камеры. Вообще издевательство! Как тут должен себя чувствовать обычный человек? Развивать эхолокацию? Или обычных людей в такие места не сажают?»

Тьма стояла непроглядная. Даже недавно приобретённое Валеркино ночное зрение не сильно помогало — парень видел только очертания стен, да дверь с решёткой. «Будем честными. Если б не подарок дивьих, я бы сейчас начал паниковать, — честно признался себе проводник. — А ведь мне ещё сидеть тут неизвестно сколько! Не знаю, надолго ли меня сюда законопатили, но задерживаться тут — смерти подобно. Я тут просто с ума сойду! Или замёрзну». В камере действительно было прохладно. Градусов, наверное, двенадцать — насмерть не замёрзнешь, если будешь двигаться, а вот поспать уже не получится. Да и зарядкой особо не позанимаешься — слишком тесно, тем более с кандалами на руках и ногах.

«Определённо, надо отсюда выбираться. Ну ладно, выбираться пока рано, надо сначала понять, что они вообще задумали, и чего будут от меня добиваться, но устроиться нужно более комфортно. Вот только чего он никуда не уходит?» — Это Птицын выглянул в коридор через решётку и обнаружил прогуливающуюся по коридору здоровенную крысу. Пожалуй, чуть выше колена Валерке — для неё эти коридоры были в самый раз. Крыса деловито бегала по коридору, останавливаясь возле дверей в камеры, и чутко их обнюхивала, потом бежала дальше, помахивая длинным розовым хвостом.

«А вот наблюдателей мне здесь точно не нужно, — думал парень. — Ладно, подождём».

Однако четвероногий тюремщик никуда деваться не собирался. Так и курсировал туда-сюда, с неослабевающим интересом обнюхивая стены и двери. И похоже, планировал продолжать до тех пор, пока его не сменят.

— Ладно, — прошептал Птицын. — У волкодлаков слух очень хороший, как мы недавно выяснили. Посмотрим, как с этим делом у крысодлаков. — И в полный голос запел:

— По пыльной дороге телеееега несёооотся…

Крыса, спешащая по коридору, споткнулась и удивлённо замерла.

Тридцать восемь песен. Именно столько выдержали крысы. Конечно, Птицын столько песен не знал — его репертуар ограничивался всего восемью полностью, и ещё штук двадцать — частями. Сначала пение пытались игнорировать, потом — просили заткнуться. Вежливо, грубо, с оскорблениями — ничего не помогло. Птицын ждал, что крысодлаки перейдут к физическим методам и даже готовился к драке, но обошлось — видно, без команды местные служащие бить заключённых права не имеют. А может, просто побоялись — Валерка, даже закованный, рассчитывал справиться с двумя-тремя, очень уж они мелкие.

Поняв, что угрозами ничего не добиться, знакомый конвоир попытался узнать, чего хочет арестованный, но Птицын упорно стоял на своём: ему нравится петь, и он будет петь пока не надоест. Очень удачно вспомнилась подходящая песня, и Валерка затянул сразу припев:

— Песню дружбы запевает молодёжь, молодёжь,

Эту песню не задушишь не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь…

Крысодлак со стоном схватился за уши, и убежал. Валерка продолжал петь ещё минут двадцать, для надёжности. И когда замолчал, тоже действовать стал не сразу. Однако его вокальные эксперименты, очевидно, действительно заставили выйти всех надсмотрщиков за пределы зоны действия аккустического оружия, так что узнать о том, что заключённый прекратил петь, крысодлаки пока не успели.

— Ну что, пришло время испытать подарочек, — пробормотал Птицын. Было немного волнительно, потому что раньше Валерка им не пользовался. Собственно, вообще про него забыл после того, как получил. Ищущий тогда торжественно сообщил, что они поняли главную черту проводника — он не терпит ограничений. Поэтому дивьи хотят подарить проводнику свободу.

— Мы хотим подарить вам возможность самому решать, где находиться, уважаемый проводник, — объяснял дивий. — И если когда-нибудь ваши враги попытаются вас пленить, вы сможете уйти из плена, даже если вас поместят в такое место, из которого вы не сможете сбежать, воспользовавшись личным умением переходить из мира в мир.

Ключ от всех замков представлял собой две крохотные татуировки на подушечках больших пальцев рук. Если не приглядываться, похоже на симметричные родинки. А приглядеться и не получалось — внимание соскальзывало будто само собой, даже у вроде бы имунного к таким воздействиям Валерки. Парень почти не вспоминал об этих волшебных рисунках, хотя изначально руки чесались попробовать. Однако когда понадобился, парень об этом ключе вспомнил мгновенно, и больше не забывал.

— Что там надо, чтобы его активировать? Нужен пароль.

В качестве ключевой фразы Птицын использовал прочитанное когда-то в приключенческой книге про пиратов двустишие:

— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены — не тюрьма!

На пальцах появилось странное ощущение — то ли лёгкая вибрация, то ли холод. Птицын прикоснулся подушечками пальцев к наручникам и те послушно щёлкнули, открываясь. Причём щелчок был едва слышный, Валерка его скорее почувствовал кончиками пальцев, чем услышал. Гораздо тише, чем когда браслеты защёлкивали! Парень повторил ту же процедуру с кандалами на ногах, и освободился полностью.