Это страшно, и, если бы у меня был выбор, безусловно, я выбрала бы, пусть дольше, но не так болезненно. Кто-то, может, и по-другому. Например, Костя.

Как мне кажется, он желал ускорить процесс. Подложить ещё детонатора, чтобы снести приевшийся ему город к хренам.

Я не из таких людей. Наверно, я просто мягче. А может, умнее. Или хотя бы, честнее.

Я не собираюсь прощать его. Простив его — я потеряю себя.

И всё же, это не повод не жить.

Сейчас, вспоминая нашу первую встречу, совместную жизнь и день, когда я узнала об измене, я смотрю на все эти события немного под другим углом. Кажется, словно я стала наблюдателем.

Говорит ли это о моём желании убежать? Абстрагироваться? Не знаю. Но так проще видеть картину в целом. Как мне кажется, «в целом».

Мама помогла мне с платьем. Точно так же, как помогала мне в день моей свадьбы.

Нет, пышных юбок и белой фаты у меня не было. Это было нам не по карману. Сейчас я думаю, что оно мне и вовсе было бы не надо, как и вся богатая и шумная церемония. Зачем самому себе создавать волнения? Хочу простого спокойствия.

Большие надежды не оправдались. Я верила в Костин успех, верила в огромную любовь, в «однажды, и на всю жизнь». Верила в верность. И в то, что вместе всё нам по плечу. Как верила и в свой успех.

Но оказалось, не все, и далеко не везде нас ждут. Каждый человек находится в своём коконе. И все мы лишь создаём видимость крепких связей.

Неожиданно позвони Костя. Я всё же, пусть и нехотя, подняла трубку.

— Выйди на пять минут.

— Я не могу. Занята.

— Всего на пять, я оставшиеся вещи тебе передам.

— А оставить за дверью не можешь⁈

— Вдруг украдут.

— Я папу попрошу, он заберёт.

— Лен, я прошу у тебя только пять минут. Если хочешь, считай оплатой за то, что я привёз вещи.

На это я согласилась. Никак не могу выбить из себя эту черту — быть всем и за всё благодарной.

Под изумлённым взглядом отца исподлобья, я вышла из комнаты. Мать не сказала ничего.

Наверно, чтобы не мешать своими разговорами соседям, Костя ждал меня у подъезда.

Я представила, как он кусает себе локти, видя меня такой красивой.

Женственной.

Однако, теперь это не для него.

— Хорошо выглядишь, — скомкано ответил Костя. Избитая фраза. Раньше бы он произнёс это с издёвкой, и добавил бы «Для меня нарядилась?». Но не сегодня.

Он молча протянул мне пакет.

— Только куртка? — недоумевающе уточнила я. — И ради этого ты меня позвал?

— Это предлог. Чтобы ты вышла, и я мог бы тебя попросить.

— Ты меня? — усмехнулась я, но мне стало даже интересно: — И о чём?

— Помнишь, десятого у отца День рождения. Они нас приглашают. Пусть у нас всё не гладко, но родители тебя любят. И отец много для нас обоих сделал.

Как красиво он завернул.

— Десятое — вторник. — напомнила я.

— У тебя смена?

Точно, ведь он даже не знает! А я теперь, между прочим, учитель.

— Нет, я теперь работаю по будням. В соответствии со школьным расписанием.

— Удивлён, — слабо усмехнулся Костя.

— Вот видишь, всё же я оказалась достойна.

— Да я и не говорил, что недостойна. Ты сама в школу не шла.

— Зато теперь ты видишь, что я не помираю? А начала новую жизнь.

— Я тоже на это решился. — признался Костя. — Много думал, многое пережил… И понял, что нет смысла. Если так и будем играть в кошки-мышки: ты убегать, а я догонять, то просто оба устанем. Я уж точно устал. Поэтому, если развод будет твоим окончательным решением, то можем подать заявление, когда тебе будет удобно.

— Хорошо, — пряча растерянность ответила я. Это было совсем не тем, чего я хотела. Принять решение о расставании должна былая́! А так получалось, что это делал он. И главное — не оставлял мне выбора. Теперь, ели бы я и хотела сойтись, а я не хочу, то выглядела бы проигравшей. А это значит, он изменил бы опять. — Я тебе напишу. Сегодня я занята. Да и на этой неделе будет не до этого, я только начинаю работать. В конце сентября подадим.

— Хорошо. — кивнул Костя, хотя на его лице я не заметила ни радости, ни печали. Не было даже облегчения.

Я посмотрела на него чуть более внимательно.

Костя осунулся и выглядел безмерно уставшим.

Такой была и я, ещё несколько недель назад. Ничего, пережила я — переживёт и он.

— Так что, — продолжил Костя, — поедешь со мной к родителям?

— С тобой я не поеду. — заявила я. — Смогу только в субботу, и поеду одна. Встретимся там.

— И ещё, — выглядел чуть обрадованным муж, — Я очень попрошу пока ничего родителям не говорить. Третий инфаркт отец не выдержит. Мать и так говорит, у него опять предынфарктное было, в огороде переработал.

Я кивнула:

— Ладно. Я ничего не скажу про твою измену. Про развод говори сам. Я ничего против твоих родителей не имею. Люди они, действительно, хорошие. Но каждый год разыгрывать счастливую семью я не стану.

— Да и я тоже. — усмехнулся Костя. — Так, на пока что, пока всё не уладим. Вне зависимости от результата.

С этим я согласилась.

И как только у такого мудака родители хорошие?..

— Смотрю, гипс тебе уже сняли, — кивнула я на его руку.

— Да, — он машинально приподнял её, чтобы и самому посмотреть: — Непривычно уже как-то. Вроде гипс, а я к нему уже прирос.

— Ты говорил, что несколько месяцев нужно будет восстанавливаться.

— Оказалась всего лишь небольшая трещина. Такое заживает быстро.

Мы немного постояли молча, и я всё же спросила:

— Ты пойдёшь снова к ней?

— Когда мы разведёмся? — уточнил мой вопрос Костя.

— Не важно. Вообще.

— Не думаю. Я получил от неё, что хотел. И не получил тоже.

— Ты меня любил?

— И сейчас люблю. Знаю, ты меня тоже. Даже, наверно, сильнее, чем я тебя.

— Не знаю, была ли это любовь. Тогда я думала, что это она и есть. Сейчас не знаю. Сейчас я тебя только ненавижу.

— Знаю.

— В тот день, когда мы чуть не перестали, я чувствовала себя отвратительно. Словно я сама себе изменила. Ведь поклялась больше к себе не подпускать. Ты изменил мне потому, что я недостаточно женственная? Недостаточно раскрепощённая?

— И поэтому тоже. — честно ответил Костя. — Не знаю почему, мы начинаем меняться только, когда всё теряем.

— Ты обо мне или о себе?

— Наверно, о нас обоих.

— Наверно?

— В последнее время, я совсем ни в чём не уверен.

— В субботу. — напомнила я. — Я приеду.

А в субботу было пасмурно. Я ехала в электричке, специально заняв пустующее сидение у окна.

Мне хотелось грустить точно так, как и потускневшей природе.

Густая зелень за окном быстро мелькала. А по вагонам туда-сюда ходили «буфетчики», продавцы безделушками и прессой.

Как интересно. Все мы, вроде бы, живём в одном мире, а какая большая разница и между жизнью в столице, в ближнем и дальнем Подмосковье. И даже здесь, в соединяющей все три города электричке, царит абсолютно самобытная атмосфера.

Здесь свой уклад жизни, свои правила. И даже ощущаешь себя здесь как-то по-другому. Как нигде больше.

Но несмотря на место, во мне всё равно говорила только пустота.

Я теряла. Вновь и вновь, и очень много.

Я потеряла брак и мужа, а вместе с ними: прежнее доверие к людям, особенно мужчинам, хотя и в каждой второй молодой женщине я старалась разглядеть чью-то любовницу… Я потеряла чувство безопасности. Отныне везде мне мерещились злодеи. Каждый день я ждала очередного нападения. Будь то даже словесная перебранка. Я потеряла себя. Более я не жена, не любимая женщина. А, ведь, это были части меня. Я сменила работу, и вместе с тем потеряла старые привязанности. Вряд ли когда-то снова я захочу поговорить с Яной и Марьям больше, чем отправить стандартный ответ на поздравления с каким-то праздником.

Больше я не была самой собой.

Что ещё я потеряла? Наверное, любовь. Возможность любить кого-то также, как я любила раньше. Хотя, если так подумать, самозабвенно я перестала любить давно, как только у нас начали случаться частые ссоры. Но и то, искажённое чувство любви, что пришло первому на смену, я потеряла тоже.