Одно дело — сообщения в мессенджере или звонок. И совсем иное — нахождение рядом, в непосредственной близости. Когда ты можешь полностью видеть другого человека, не искажённого нечёткой картинкой и перебивающимся соединением, когда можешь уловить неуловимое в его мимике, позе и жестах. Когда можешь его ощутить…

А Костя тосковал. Тело практически ныло без Лены. Казалось, это то же самое, если бы тебе дали дышать чистым горным воздухом, а потом, вдруг его отняли, засунув в самый настоящий смрад мегаполиса.

Именно смердящим Косте сейчас всё и казалось.

Неужели никто больше никогда ему не даст ту целительную влагу, что возвращает даже безнадёжно мёртвых?

Какой смысл жить?

Костя надеялся оживить краски, изменить в первую очередь не Лене, а себя.

Но все краски потухли. Когда-то яркая и искромётная Москва теперь ему казалась серой и убогой. Совершенно неприятной и пустой.

Виновата ли в том сама Москва? Либо любой другой город?

Скорее, каждый видит в ней отражение своего внутреннего мира.

И если раньше Костя искал в ней отдушину, доказательство того, что он ещё на высоте, теперь же Москва на него давила.

Осуждала.

И говорила, что не простит.

Более ему здесь не место.

Костя очень не хотел встречи с Михаилом Викторовичем, и в этот момент уважительная причина в виде травмы была как раз кстати. Отдав ключи соседке, он предупредил, что приедет тесть, но в подробности не вдавался. Смазано ответил, что самому ему нужно в травмпункт.

Кевин крутился под ногами. Не понимает глупая псинка, что больше с ним Костя гулять не будет.

В травмункте было относительно спокойно. Хорошо, что у кости осталась московская прописка. Хоть не совсем законно. Зато, не нужно сидеть в областном клоповнике.

Конечно, в травмункте приняли бы и без неё, но так на него смотрели, как на местного, с уважением.

Из кабинета доносился тихий смех хирурга и пациента.

«Работать надо, а не ржать. Тут у людей руки болят», — прыснул Костя.

Настала очередь и Кости.

— Трещина простая, — рассматривая рентгеновский снимок, будто, по его мнению, обязано было быть хуже, заключил хирург. — Три-четыре недели, и пройдёт. Гипс наложим.

Он отложил рентген, записав на листочке название препаратов:

— Гимнастику ещё поделайте потом, — он протянул буклетик с необходимыми для реабилитации упражнениями.

Прогноз был более, чем благоприятный. Тем более, в жизни Кости, как, наверно, и любого мальчишки, тем более футболиста, это была далеко не первая травма. И что такое трещина — он уже знал не понаслышке. Но если в детстве сообщение о диагнозе приносило лишь огорчение, в этот раз, вслед всё за тем же огорчением и обвинением себя, что и без того проблем у него немало… Пришло и озарение.

Костя тут же направился домой.

Точнее, не к себе. В Балашиху, но в коммунальную квартиру, где, скорее всего, и находилась Лена. Писала же и ругала она его с телефона отца.

К тому же, расчёт складывался в почти что самую лучшую для Кости пользу. Ведь, Михаил Викторович должен был уехать на съёмную квартиру, и провести там какое-то время за сбором вещей Лены.

А значит, Костя ещё может успеть, если только Анастасия Сергеевна пустит его в квартиру.

Женщины в своей эмоциональности невыносимы. Однако, именно из-за этой особенности с ними проще договориться. Главное — знать о чём говорить.

Однако же, Анастасия Сергеевна его пускать не собиралась, сославшись на то, что Лена спит, и заявив, что делать ему здесь нечего.

— Она моя жена. — вежливо настаивал Константин.

— Я тебе дочь отдавала не для того, чтобы ты её в слезах вернул.

— Да, Анастасия Сергеевна, — он не посмел назвать её «мамой», — Я паскуда и распоследняя сволочь, я это знаю. Поэтому и хочу поговорить с Леной.

— Чтобы она опять плакала?

— Возможно, что плакать она и не будет. Дайте нам возможность поговорить и самим разобраться.

— Поздно уже разбираться-то. Надо было об этом думать, пока она твоей женой была.

— Но она и есть моя жена!

— Кто сказал? Я дочь растила не такой, чтобы она измены прощала. А если и простит, я сама её к тебе не пущу! Зачем? Чтобы ты опять ей изменял?

А вот этот укор был в самое сердце. Константин оступился. Но это не значит, что больше ему нельзя доверять. Он же больше так не сделает! Он понял свою ошибку. Однако, ему больше не верят, и из-за одной пусть не малой, но всего лишь ошибки, теперь его не пускать на порог?

Он попытался войти в дверь, но она оказалась закрытой на цепочку:

— Анастасия Сергеевна, пустите меня. Мы сами разберёмся.

— Разобрался уже, — вдруг из коридора послышался голос тёти Наташи. — А не уйдёшь, я полицию вызову.

Интересный поворот событий. Когда Костя жил в этой квартире, тётя Наташа часто угощала его чем-то вкусным, прося взамен лишь быть слушателем принесённых ею сплетен и немного помочь по дому.

Костя домохозяином был неважным, однако, всё же справлялся. И теперь эта милая женщина готова на него вызвать полицию?

Говорят же, что в измене виноваты оба. Так почему теперь всех собак спускают на него? И почему из-за какой-то измены он вдруг стал изгоем? Не человека же убил!

Связываться с полицией Костя точно не хотел. Конечно, он не совершил ничего противоправного, однако, не желал, чтобы о его поступке стало известно абсолютно всем.

— Я всё равно хороший муж. — выдал он последний аргумент. — Да, раз оступился и изменил. Но я никогда не поднимал руку на Лену, не пью, и деньги приношу домой, а не из дома. Так что не надо из меня делать чудовище и запугивать мной Лену. Я люблю её. И всегда любил.

— Ага, любил так, что изменил. — закрыла перед ним дверь Анастасия Сергеевна.

Но Костя не мог себе позволить проиграть, поэтому, стоя уже за закрытой дверью, громко сказал:

— Я всё сказал. Лена взрослый человек, пусть она сама решает.

Больше он задерживаться не стал, а как можно скорее спустился и вышел на улицу.

И уже здесь его накрыло жгучее желание сделать что-то неправильное. Выпить? Закурить? Промотать все накопленные деньги? Или снова изменить? На этот раз обвинив в своём поступке неразумную Анастасию Сергеевну.

Сделать что-то, чтобы показать: «Это вы меня довели! Я старался исправиться, а вы меня не приняли».

Да и Лена эта опять спит! У них тут жизнь рушится, а она без конца спит!

Костя был зол на всех. Но означало ли это, что на самом деле он был зол на себя? Наверно, в данной ситуации, одно не было без другого.

Первопричиной, действительно, был сам Константин, сколько бы он не пытался переубедить себя в обратном и постараться разделить ответственность с кем бы то ни было ещё. Но в то же время он испытывал неподдельный гнев и чувство несправедливости из-за отказа других людей помочь ему исправиться.

И эта злоба выливалась в жгучее желание всем отомстить. Показать, как они делают ему больно и плохо. Разрушить себя настолько, чтобы мир ужаснулся от собственной к нему жестокости. Попрать все их ценности, и показать, как ты на них плевал. Потому, что и они плевали на то, что ценное для тебя — ты сам, твоё стремление стать лучше. Возможно, эта же мысль ведёт и зависимых, желающих исправиться и искупить свои грехи, но отвергнутые везде, кроме родного и знакомого притона. Оттого, они снова туда возвращаются.

Почему Костя об этом подумал? Потому, что ни выпить, ни изменять, он не хотел. Но ему казалось, что он был вынужден это сделать, чтобы наконец уже до всех докричаться: «Не оставляйте меня одного в этом аду!».

Пусть никто не говорил об этом прямо, но Косте казалось, что окружающие списали его со счетов, как неблагонадёжного, поставив тем самым на одну ступень со всем маргинальным сбродом, который он так презирал.

Полный гнева он залетел к себе в дом, совсем забыв, что второй комплект ключей он отдал соседке и потому внутри мог ещё находиться отец Лены.

Тот, к слову, сидел на стуле в зале, что-то листая в телефоне. Возле него расположились пакеты. Их было немного. Скорее всего он ещё не закончил, либо же решил взять немного.