И Климушкин, и Галкин знали также, что совсем недавно, в апреле, в Москве представители французской и английской военных миссий при участии генерала Лаверия и английского разведчика Локкарта устроили совместное совещание. Сюда пригласили белогвардейцев полковника Сыромятникова и генерала Иностранцева. Офицерство Сибири представлял капитан Коншин. Здесь-то и было окончательно решено использовать чехословацкие войска, продвигающиеся по Сибирской железной дороге к Владивостоку.
По сути, шестидесятитысячный чехословацкий корпус уже захватил центральные районы России и Сибирскую магистраль. Это была откормленная, прекрасно вооруженная сила. Накануне революции царский генерал Алексеев сформировал ударный корпус из добровольно сдавшихся чехословаков, солдат австро-венгерской армии. Их намеревались использовать против немцев на французском театре военных действий. После Октября встал вопрос: куда девать корпус? Этим занимались и Дзержинский, и Чичерин. Решили: корпус разоружить и дать возможность чехословакам выехать во Францию через Владивосток. Змея из железнодорожных эшелонов протянулась от Пензы через всю Сибирь до Владивостока. Чешские солдаты рвались домой. Но их командование оказалось втянутым в контрреволюционный заговор. Президент США Вильсон отпустил на организацию мятежа пять миллионов долларов. Всю военную власть захватили главари заговора — капитан Гайда, поручик Чечек и подполковник Войцеховский.
Полковник Галкин встречался с ними в Челябинске 14 мая. Обо всем вроде бы договорились. Чехословацкие эшелоны должны концентрироваться перед мятежом во Владивостоке, Канске, Мариинске, Новониколаевске, Петропавловске, Челябинске, Уфе и Самаре.
Как было известно, чехословаки уже сгруппировались во всех заранее намеченных пунктах. Только Чечек почему-то медлил.
— Запил, скотина, не иначе, — сказал Галкин. — Вы, Брушвит, пригрозите ему: обойдемся и без него, если будет медлить. Я бы таких мерзавцев вешал на первой же осине. От какого-то плюгавого поручика зависит судьба России...
— У него нет повода для выступления, — сказал Климушкин. — Потому и трусит.
— Чепуха! Повод есть. Прекрасный повод. Как вы знаете, было соглашение Совета Народных Комиссаров с представителями русского отделения чехословацкого Национального совета о сдаче оружия чехами. А теперь мы повернули все по-своему. Есть приказ по всем эшелонам: оружия Советской власти ни в коем случае не сдавать! Как вы думаете, к чему это поведет?
— К столкновению, разумеется, — отозвался корнет Карасевич.
— Совершенно правильно. Такое столкновение уже произошло. Неподалеку от Омска, у станции Марьяновка. Красноармейцы решили разоружить чехов по-доброму, согласно соглашению. А чехи встретили их стрельбой и всех перебили.
— Не может быть!
— Слушайте дальше. И вот теперь у чехословаков появился новый повод для мятежа. Троцкий издал приказ, — Галкин вынул из кармана бумажку, развернул ее: — «Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте». Ха-ха-ха! Лучшей провокации трудно придумать. Это немедленно надо использовать. Чехи должны защищаться... И они будут защищаться! И не только защищаться, а наступать, уничтожать...
Слова Галкина всех воодушевили.
И мятеж начал разрастаться...
По всей видимости, миссия Брушвита в Пензе имела успех. Куйбышев узнал: чехословаки захватили Пензу, расстреляли всех большевиков-руководителей. Собираются идти на Самару. Для него это было полной неожиданностью. Он как-то не придавал значения всем этим разговорам о событиях возле Омска. А теперь это вдруг обернулось всеобщим мятежом. И под угрозу поставлено само существование Советской власти в Самаре, так как здесь нет сил, которые могли бы сдержать напор многотысячных отрядов Чечека.
Куйбышев сразу же направил на помощь Пензе вооруженный отряд. Но отряд был разбит. На его плечах чехословаки устремились к Самаре. Теперь нужно было думать о защите города, поднимать рабочих. За три дня боевому революционному штабу, куда вошли Куйбышев, Кадомцев и Гузаков, удалось сформировать отряд в две тысячи человек.
Штаб находился в клубе коммунистов, отсюда осуществлял он руководство обороной. Когда чехи подошли к Иващенкову, Куйбышев отправился на трубочный завод, собрал рабочих. На них была вся его надежда. Они его знали, верили ему. И он сказал им:
— Если вы действительно большевики, докажите это сейчас: задержите белочехов!..
Этот отряд он сам проводил на фронт. Вернулся в Клуб коммунистов на следующий день поздно ночью. И увидел здесь Паню с сыном на руках.
— Я о тебе очень беспокоилась. Мне привиделся дурной сон.
Он устало опустился на стул, сказал с неопределенной улыбкой:
— А откуда им взяться, хорошим снам? Тебе нужно уехать в Симбирск. Сегодня до рассвета отправляем пароход с женщинами и детьми. Уезжай. Здесь опасно.
— Я не могу оставить тебя здесь одного.
— «Я хочу связать тебя по рукам и ногам...» — передразнил он ее. — Неужели не понимаешь, что мы на особом положении: тебя и сына постараются взять заложниками.
Он увидел, как она побледнела.
— Не верю, что они могут так низко пасть! Женщины, дети...
— Это — банда, сволочь, уголовники, А белочехи — грабьармия, насильники. Играть с ними в благородство не стоит. Уезжай...
— В Симбирск не поеду. Я должна быть здесь, рядом...
— Чехи на том берегу Волги. Слышишь? Это они палят из пушек. Мы их не удержим. Сдалась Сызрань. Под Липягами убит Кадомцев. Ну хорошо. Пусть Прасковья Сергеевна отвезет вас в слободу к своим родственникам. Только не мешкайте. За меня не беспокойся.
Он поцеловал жену и сына. Этой же ночью няня Прасковья Сергеевна увезла их на крестьянской телеге за город, к рыбакам.
Куйбышев остался со своими мыслями, со своей горечью. Он тревожился и за жену, и за сына: доберутся ли? не схватят ли их по дороге? Но иные заботы скоро отвлекли его от этих мрачных мыслей. Надо вывезти золотой фонд Советской России, хранящийся в Самаре... Он жалел, что рядом нет волевого Василия Блюхера, которого направил к Уфе и Челябинску для формирования партизанских отрядов Южного Урала. Скорее бы подошли эти отряды!
Рядом с ним были его испытанные партийные товарищи: председатель Самарского горсовета Саша Масленников, Шверник, Мяги, Франциск Венцек и его жена Серафима Дерябина, Галактионов, Кузнецов, Тронин, Вавилов, Егоров. Был здесь энергичный, молодой Гая Гай, отчаянная голова, врожденный командир. Вспоминая тревожное время, Гая Гай много лет спустя напишет: «В эти дни Валериана Куйбышева можно было видеть и утром, и днем, и вечером, и в полночь в окопах, на мосту, на пристанях и в революционном комитете. Как сейчас, вижу его бледное от бессонницы лицо с опухшими и воспаленными глазами»...
Клуб коммунистов находился на Заводской улице. Здесь собрался партийный актив Самары. Здесь был боевой штаб Куйбышева. Сюда звонили со всех концов города:
— Корнет Карасевич захватил тюрьму, выпустил политических и уголовников!
— Железнодорожный мост через реку Самару захвачен чехами. Отряд Вавилова уничтожен, Вавилов взят в плен!
— Чехословаки ворвались в город! Идут уличные бои...
Но самого Куйбышева в штабе не было. Он находился на пристани, где шла погрузка на пароход ящиков и свертков золотого фонда Республики.
Отряды беляков теснили и теснили красноармейцев к Волге, стремясь пробиться к пристани. Стояла беспрерывная стрельба. Корнет Карасевич и Нестеров поклялись умереть, но захватить золотой запас.
Куйбышев никаких клятв не давал. Он организовал надежные заслоны и знал: будут стоять до последнего. Если прорваться к Казани не удастся — пароход вместе с золотым запасом решено пустить ко дну. Тут уже все было договорено. Матросы подобраны крепкие, преданные революции.
Капитан парохода подошел к Куйбышеву, стоящему возле легковой машины:
— Може, с нами, Валериан Владимирович? К Клубу коммунистов все равно не проедете: как я понимаю, чехи окружили его. А у нас погрузка окончена...
