«Подходя к селению Казачинское, версты две до села мы увидели демонстрацию, идущую нам навстречу с красными флагами. Впереди идет Клавдия Николаева. В правой руке она держит красный флаг, а в левой — ребенка.

Демонстранты шли освободить нас. Но начальник конвоя заявляет, что при малейшей попытке освободить нас он будет стрелять.

Хотелось дать ему по морде, но это не было решением вопроса, потому что кто-нибудь был бы убит. Конвойный снова запер нас в этапку на большой замок и пошел узнавать, действительно ли царская власть свергнута и пришла новая власть. Заходит он в волостное правление и видит, что перед столом волостного старшины висит не царский портрет, а портрет какого-то волосатого мужчины — это был портрет Карла Маркса. За столом сидит молодой парень с красным бантом, а не старый бородатый дядя. Посмотрев на все это, он плюнул, бросил ключ на пол и ушел.

Уборщица подняла ключ и, не зная, откуда он, положила его на окно. Мы сидим взаперти и надеемся, что нас кто-нибудь отопрет. Проходит час, полтора, два — никто не приходит, и только часа через три какой-то гвардеец открыл нам дверь. Мы свободны. Публика знала, что среди нас есть Бубнов и Куйбышев, и собрала большой крестьянский митинг. Было тысячи три народу. Мы с Бубновым выступали, причем, что особенно поразило ссыльных, мы выступали против войны. До этого никто там не решался об этом говорить.

Во время своей речи я вижу, что вдали, в степи, стоит начальник конвоя и исподлобья, мрачно смотрит на то, что у нас происходит. Во время речи я не мог его арестовать, а когда кончился митинг, я пытался найти его, но это не удалось, а ждать у меня не было времени. Мы с Бубновым из своих пальто выпороли зашитые в швах деньги, наняли подводы и покатили в Красноярск. Путь, пройденный нами с 26 февраля по 8 марта, мы проехали в течение двух дней. 10 марта мы были в Красноярске, где на площади произнесли речь против войны. Тогда были в ссылке некоторые большевики, у которых было настроение за поддержку войны».

И снова — Самара, ставшая родной, близкой. Слабая улыбка Пани. И сын. Его сын! Владимир.

— Владей новым миром! — говорит ему Валериан.

И небывалое еще ощущение полной свободы.

Все-таки она свершилась!.. Семь лет тюрьмы и ссылки.

Но он знает, что до окончательной победы далеко. Руководителей-большевиков в Самаре пока мало: Шверник, Масленников, Галактионов, Мяги, Кузнецов, Митрофанов, Дерябина, Венцек, Буянов... Бубнов срочно отозван в Петроград. Еще не все вернулись из ссылки. Но скоро вернутся.

Рабочие смотрят на Куйбышева как на главную партийную фигуру. В Совете — засилие меньшевиков и эсеров, военных чиновников, поспешно объявивших себя социалистами-революционерами и нацепивших красные банты. Они за продолжение «революционной» войны до полной победы над немцами. Они уповают на поддержку Америки, которая только что вступила в войну на стороне Антанты. Но председателем Совета рабочие избирают Куйбышева, и никого другого.

Ему не нужно объяснять, чем должен заниматься избранник народа.

В то время как другие упиваются свободой, он лихорадочно анализирует последние события, взвешивая в уме все. Он привык беспрестанно анализировать, сопоставлять, как бы заглядывать вперед. Это неусыпная бдительность рассудка. Верить не чувствам, а фактам. Неумолимым фактам. Он как бы прислушивается к неровному пульсу времени.

Что происходит в самом центре революции — в Петрограде?

В дни восстания, пока большевики дрались на улицах города, меньшевики и эсеры, отсиживавшиеся в Таврическом дворце, в Думе, захватили руководство Советом рабочих и солдатских депутатов. Изначальная привычка присваивать себе результаты чужих побед. Ведь главное — не драка, а власть. Он, этот Совет, мог бы сам, опираясь на рабочих и солдат, создать революционное правительство. Но во главе Совета стал меньшевик Чхеидзе, единомышленник Троцкого. Чхеидзе сразу же превратил Исполком Совета в некое землячество, куда доступ большевикам был закрыт. За годы войны меньшевики и эсеры сумели сохранить свои кадры — ведь они были оборонцами — и теперь оказались в большинстве. Меньшевик Суханов провозгласил во всеуслышание:

— Власть, идущая на смену царизму, должна быть буржуазной!

Меньшевик Чхеидзе и эсер Керенский полностью разделяли это мнение. Они немедленно предложили лидерам буржуазии сформировать Временное правительство. Из крупной буржуазии, конечно. И вот во главе революции, за которую было заплачено рабочей и крестьянской кровью, вдруг оказались крупные капиталисты и помещики, князья: Гучков, Милюков, Коновалов, Терещенко, Шингарев, Мануилов, Львов, Годнев. Возглавил правительство крупный помещик князь Львов. Оно заняло Мариинский дворец.

Керенскому милостиво разрешили войти в состав кабинета: мол, будешь представлять народ! Бундовцы тоже рвались в правительство, но князь Львов, брезгливо махнув рукой, процедил сквозь зубы:

— Этим отказать!

Так совершилось еще одно предательство меньшевиков и эсеров, а с ними вкупе и бундовцев.

Новоиспеченный министр иностранных дел кадет Милюков, нацепив алый бантик, выезжает к солдатам в гарнизоны, призывает к «защите республики». Гучков, известный промышленник, вождь черносотенной партии октябристов, вдруг стал военным министром. Он произносит часовые речи, воюет в основном против «пораженчества», так как никакими военными талантами не обладает. С помпой разъезжая по армиям, Гучков походя смещает слишком уж поверивших в революцию генералов и офицеров и назначает на высокие должности своих знакомых, фаворитов: «именем революции». Его называют новым Распутиным.

Вприпрыжку за Гучковым скачет Керенский. Он — за «верность союзникам». До последнего русского солдата.

Неужели ради того, чтобы эта откормленная сволочь распоряжалась революцией, были тюрьмы, ссылки, гибель сотен тысяч товарищей?.. Чхеидзе и Керенский, не спросив мнения народа, по-лакейски поднесли на блюде победу революции злейшим врагам ее. Нет, это противоестественно...

Есть у революции подлинный хозяин, есть... Драка за власть всерьез еще только начинается.

— Граждане! Создавайте дружины вооруженных рабочих. Никакого доверия Временному правительству! Контрреволюция скоро поведет на нас решительное наступление, она собирается с силами, — призывает Куйбышев на митингах и сам, не теряя времени, вооружает рабочих, обучает их.

Он сразу же, как только оказался в Самаре, объявил беспощадную войну самозванному Временному правительству, мечтающему о разгоне Советов и ликвидации революции.

В Россию вернулся подлинный хозяин мирового революционного процесса — Ленин. Он здесь, дома, в Петрограде!..

От партийных товарищей, только что приехавших оттуда, Куйбышев знает, с какими трудностями вождь пробирался в Россию. Он прибыл в Петроград в пасхальный день, 3 апреля, и любители всякого рода символики увидели в том некое предзнаменование: должен был воскреснуть Христос, а вместо него появился Ленин. И тому подобное. Английский посол без всякой символики и мистики направил Временному правительству записку: «Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек, и, весьма вероятно, он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде».

Вот уж в этом английский посол не ошибся. Но он несколько приуменьшил роль Ильича: многочисленные последователи у него есть не только в Петрограде, но и во всей России, в каждом её, самом отдаленном, уголке.

Говорят, Центральный и Петербургский комитеты партии помещаются в особняке балерины Кшесинской. На второй день после приезда на объединенном заседании делегатов Всероссийского совещания Советов, где были большевики и меньшевики, Ильич огласил десять пунктов своих тезисов. О необходимости немедленного выхода России из империалистической войны, о Советах как новой форме государственной власти. Никакой поддержки Временному правительству! «Керенского особенно подозреваем...» Стратегия и тактика перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую.