— Тебе нельзя кончать… внутрь меня… снова, — задыхалась она. Я отпустил ее и отвернулся.

— Разве ты не на противозачаточных средствах?

— Нет.

Прежде чем ответить, я нашел время взять мыло и намылиться.

— Мы назначим прием, когда вернемся.

— Это все, что ты можешь сказать? — огрызнулась она и выхватила мыло из моей руки. — А что, если я снова забеременею?

— Тогда я буду здесь ради тебя. — Даже для меня это прозвучало скорее как угроза, чем жест поддержки.

— Этого не произойдет. Однажды ты разрушил мою жизнь. Я не позволю тебе сделать это снова.

— Ты хочешь сказать, что моя дочь разрушила твою жизнь?

— Да… нет. Я говорю, что ты разрушил мою жизнь. Кеннеди — лучшее, что когда-либо случалось со мной. Я просто хочу, чтобы ты не был ее частью.

Жестокость, с которой ее заявление поразило меня, заставила мое самообладание взорваться. Я распахнул дверь душа и вытащил ее за собой — мыльная кожа и все такое. Она не пыталась уйти, и поэтому мне удалось легко усадить ее на мраморный туалетный столик.

— Раздвинь ноги.

Я не знаю, был ли виною тому тон моего голоса, хмурый взгляд на моем лице или возможность получить еще один умопомрачительный оргазм, но она без споров раздвинула ноги, и я быстро погрузил все свои дюймы в ее киску, поглощая ее крики.

— Я заставлю тебя пожалеть об этом.

* * *

Прошел час, я это понял, когда проверил свой телефон и увидел сообщение от Кирана, в котором говорилось, что они взяли Кеннеди с собой поесть, а также адрес ресторана.

— Мы закончили борьбу на сегодня? — спросила Шелдон. Голос ее был хриплым и слабым от жесткого секса и сна. Я не заметил, как она начала проводить пальцами по моей груди. Более четырех лет я делал татуировки на груди, чтобы забыть ту ночь, когда вся моя жизнь стала ложью, и вместо этого начал жить в кошмаре. Каждая татуировка была бессмысленной, кроме одной, что закрывала шесть пулевых ранений, которые я получил в ту ночь. Я всегда слышал, как мне повезло, что я остался жив, хотя чувствовал, что это далеко не так.

— Все в прошлом, — заявил я резче, чем имел в виду, но постоянно оказывался в состоянии разочарования, когда дело касалось ее.

— Нет. Оно здесь… — Она поцеловала место возле моих легких, прежде чем двинуться дальше и подняться к моей груди. — И здесь… — Она еще раз поцеловала то место, где билось мое сердце. Я почувствовал каплю влаги и посмотрел вниз, чтобы увидеть одну слезу. — Они никогда не исчезнут. Татуировки не избавят от боли. Это намного глубже, чем твоя кожа.

Она подняла глаза и снова встретилась со мной взглядом, но на этот раз выдержала его.

— Почему ты продолжаешь так на меня смотреть?

— Как так?

— Как будто ты что-то ищешь.

— Потому что это так.

— И что ты ищешь?

— Его.

— Его?

— Парня, в которого я влюбилась.

— Зачем тебе это?

— Потому что я уже давно хотела сказать ему, что все еще люблю его.

В ушах у меня звенело от силы звука сердца, колотящегося в груди. Я искал искренности или признака того, что это все еще может быть ложью.

Она все еще любила меня?

Нет, не меня.

Его.

— Что?

— Я хочу, чтобы он вернулся. Если не для меня, то для Кеннеди.

— Он был дерзким, высокомерным, избалованным и неверным, помнишь? — Ее мнение обо мне навсегда осталось в моей памяти. Я не имел права чувствовать себя обиженным из-за этого. Я более чем заслужил это.

— Да, но он также следовал своей совести и любил всем сердцем. Он бы отдал за меня свою жизнь, а не угрожал лишить ее несколькими способами. Он ушел, потому что в глубине души не мог позволить мне пойти другим путем, поэтому сделал все, что мог, чтобы освободить меня.

Она провела пальцем по определенному месту на моей груди, прямо под сердцем. Между сломанными лозами были заключены слова:

«Разбитая любовь может длиться вечно, пока ты носишь ее осколки у самого сердца».

— Я простила его много лет назад и тоже хранила осколки, ожидая его возвращения, но он так и не вернулся. Мне пришлось научиться жить без него.

Она посмотрела на меня с такой надеждой и любовью, что у меня не было другого выбора, кроме как отпустить ее и встать с кровати. Честно говоря, я потерял дар речи. Я быстро собрал свою одежду, чтобы одеться, и направился в ванную. Дверь закрылась, но я не успел пропустить звук ее плача.

* * *

Когда мы приехали, в ресторане было полно местных жителей и туристов. Бар уже был переполнен, и казалось, что все столики заняты. Я быстро заметил нашу компанию, сидящую за дальним столом и повел Шелдон за руку, к ее большому огорчению.

— Приятно, что вы присоединились к нам, — саркастически поприветствовал Дэш.

— Тебе действительно нужно найти девушку, и перестать обламывать кайф, — заметил Киран.

— Киран! — отругала Шелли, занимая место справа от Кеннеди. Я занял место слева от дочери и потянулся за ожидающим стаканом воды.

— Я не обломщик. Я голоден.

— Дядя Кики, что это значит?

— Дерьмо.

— О-о-о, мама. Дядя сказал плохое слово.

— Поздравляю, придурок. Ты официально развратил нашу племянницу.

— Что такое придурок?

— Вы оба тупицы, — Кью рассмеялся.

— Тупица! — Кеннеди повторила, а затем восхитительно рассмеялась.

— Блядь, перестаньте говорить, не учите плохому мою дочь. — От моей вспышки гнева все за столом затихли, включая Кеннеди. Был слышен вздох Шелдон, но я смотрел только на Кеннеди, а она на меня, хотя ее глаза округлились от удивления. Мне было интересно, сможет ли она понять, что только что произошло. Я закусил нижнюю губу, гадая, что же делать дальше.

— Что за «блядь»?

Все рассмеялись.

— Кеннеди, это плохое слово, которое не следует говорить ни маленьким девочкам, ни взрослым, в присутствии такой милой маленькой девочки, как ты. Мне очень жаль.

Она кивнула и снова сосредоточилась на поедании курицы, как ни в чем не бывало. Когда она обмакнула куриное филе, я заметил, что она смешала кетчуп и медовую горчицу, как это делаю я.

— Мы заказали для нее, чтобы ей не пришлось ждать, как всем нам, пока ты закончишь развлекаться, — снова ворчал Дэш.

— У тебя серьезный случай синих шаров, приятель.

Мы сделали заказ, и до конца ужина разговор протекал легко. Я узнал многое из того, что произошло в мое отсутствие.

Шелдон должна была получить диплом домедицинской подготовки в следующую субботу. Она хотела учиться на педиатра. Для меня это было новостью, учитывая, что она всегда хотела стать фотомоделью. У меня было ощущение, что Кеннеди имеет к этому какое-то отношение.

Киран получал степень в области компьютерных наук. Это лишило меня дара речи на долго. Он получил спортивную стипендию, чтобы играть в баскетбол за «Аризону», поэтому я знал, что получение степени было частью этой сделки, но я не ожидал, что он выберет что-то, не связанное со спортом.

Лэйк училась на педагога. Ее план состоял в том, чтобы стать учителем начальной школы, специализирующимся на проблемах с ограниченными возможностями обучения.

Дэш изучал бизнес, играя в мяч в Аризоне, к большому неудовольствию своего отца, который предпочитал, чтобы его наследник и единственный сын посещал Лигу плюща или, точнее, свою альма-матер. Он уже начинал перенимать деловые операции у своего отца.

Квентин пошел в армию сразу после окончания школы, когда заявил, что студенческая жизнь не для него, а дисциплина никому еще не повредила. Джесси, как ни странно, этого не сделал, хотя вырос в семье военного. Все ожидали, что он просто пойдет по стопам своего отца, но вместо этого предпочел работать с ними.

Казалось, что все сделали большие шаги и двинулись вперед, а мне все еще казалось, что я стою на месте.

— Так где Уиллоу? Кто-нибудь скажет где она?

— На этой ноте, думаю, мне придется воспользоваться мужской комнатой, — кашлянул Джесси.

— Уиллоу, эм… ну, она…

— Она уехала в Небраску, и с тех пор мы ничего о ней не слышали и не видели ее.