Все это была ложь, которую мне удалось хорошо рассказать. Я понятия не имел, как поживает Киран, учитывая, что его только что выпустили из тюрьмы по обвинению в нападении и не прошло и двадцати четырех часов, как его обнаружили в доме с трупами.

К полудню мы все стояли на тротуаре и выглядели ничуть не потрепанными. Дэш был там без девочек, как было приказано.

— Как она? — спросил я, как только оказался на расстоянии приемлемом для разговора.

— Она в порядке. Шелдон хотела отвезти ее обратно в свою квартиру, но нам удалось убедить ее остаться хотя бы еще на одну ночь. Для них обоих это была эмоциональная ночь. Ты бы видел их вместе.

— Отвези меня к ним.

Час спустя, приняв душ и переодевшись, я вошел в особняк Чемберсов как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шелдон подает Кеннеди завтрак. Ее взгляд встретился с моим, как только я вошел в прихожую. Даже с другого конца комнаты я мог видеть, как ее руки затряслись, а пульс участился.

Столько эмоций прошло между нами за короткий промежуток времени.

— Мама, это он! — я посмотрел вниз и увидел, что Кеннеди указывает на меня и с трепетом смотрит на меня. Ее выразительные круглые глаза все еще невинные, несмотря на ее похищение.

— Она не переставала говорить о тебе.

— Это действительно уместно, потому что я не переставал думать о ней. — Я сократил расстояние между нами и добавил: — И о тебе.

Я провел пальцами по ее щеке, но вместо того, чтобы ответить, она вздрогнула от моего прикосновения. Инстинкт кричал мне схватить ее, но теперь мне пришлось вспомнить о вечно бдительных глазах дочери.

— Ты сказала ей? — она покачала головой и продолжала смотреть на меня настороженным взглядом.

— Ты?

— Нет. Прошлая ночь показалась мне не лучшим временем. — Ее плечи заметно расслабились.

— Хорошо. Я хотела поговорить с тобой об этом.

Окончательность в ее тоне привела меня в бешенство и немедленно заставила защищаться. Вместо того, чтобы наброситься на нее на глазах у Кен, я вытащил ее из кухни в большую кладовую.

— Что бы ты ни думала о том, что тебе следует сказать мне, я хочу, чтобы ты подумала об этом еще раз.

— Мне не нужно об этом думать. Я не думаю, что твое присутствие в ее жизни — хорошая идея. Слишком поздно…

В тот момент я действительно мог представить, как убиваю ее, поэтому я заткнул ей рот единственным доступным мне способом. Поцелуй не был предназначен для возбуждения. Он был грубый и карательный. Она пыталась отстранится, поэтому я прижал ее к себе. Когда она наконец смирилась с потерей контроля, я превратил поцелуй в чувственное объятие.

В этот момент мне не хотелось ничего больше, чем привести ее прямо сюда, к полкам, заставленным консервированными овощами и томатными соусами. То, как она прижалась грудью к моей груди и застонала мне в рот, опасно приблизило меня к проверке прочности стеллажа.

Когда она открыла рот, чтобы мой язык мог исследовать глубже, я отбросил осторожность и обнаружил, что говорю:

— Если я сниму с тебя одежду и наклоню к своему члену, ты бы смогла принять меня тихо?

Когда она медленно кивнула, я скрыл свое удивление и, не теряя времени, стянул с нее крошечные шорты для сна. Мне повезло, и я был в восторге, обнаружив, что под ними она была обнажена. Я не хотел рисковать, чтобы она передумала, потому что не был уверен, что смогу остановиться, если она это сделает. Я развернул ее и поднял ее правое колено, чтобы она положила его на среднюю полку.

— Кинан, поторопись.

Я обвил рукой ее шею и поднес ее ухо к своим губам.

— Как сильно ты хочешь этого?

— Я настолько в отчаянии, что игнорирую здравый смысл.

Я усмехнулся и стал свидетелем того, как этот звук заставил ее кожу вибрировать. Мои джинсы расстегнулись, и мой твердый член протиснулся в отверстие, ища вход в ее киску.

— Презерватив, — выдохнула она, когда я начал входить в нее. Удивительно, насколько мокрой и готовой она уже была.

— Нет.

— Что?

Ее правая рука держалась за полку, поэтому я положил свою поверх ее и сильно врезался в нее.

— Я сказал — нет.

— Ох, блядь. — После нескольких толчков, ее вздохи медленно переросли в тихие крики.

— Я трахну тебя, только замолчи. Наша дочь в соседней комнате. — Я двигался в ней, каждое вторжение было жестче и глубже предыдущего. Банки задребезжали от силы моих толчков, когда я набрал скорость. Я почувствовал, как ее рука крепче вцепилась в полку под моей ладонью. В конце концов, я был вынужден приглушить ее стоны рукой и впился зубами в ее плечо, чтобы заглушить свои.

— Теперь, когда я привлек твое внимание, позволь мне кое-что тебе объяснить. Я никуда не уйду. Ты моя, и Кеннеди тоже.

Хныканье в мою руку, вероятно, было протестом, но я продолжал двигаться. Ее бедра встретились с моими, когда она насаживалась на мой член и соскальзывала с него, отчаянно ища разрядки, которую я был только рад ей дать.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТЬ

ШЕЛДОН

Не хватало адекватных слов, чтобы описать множество чувств, которые сейчас атаковали меня.

Вчера вечером мою дочь наконец вернули домой после того, как похитили и удерживали больше недели, и вот на следующее утро я трахалась с ее отцом в кладовой дома, в котором выросла.

Секс с ним был беспрецедентным. У меня не было ни предупреждения, ни серьезной причины, подходящей для объяснения того, почему в очередной раз за сорок восемь часов меня удалось без особых усилий снять трусики.

Возможно, это была непреодолимая страсть.

Или, может быть, дело в том, что у меня не было секса четыре года.

Я стонала и урчала в его руках, как распутная шлюха, и именно так я себя и чувствовала. Раньше ему всегда удавалось заставить меня чувствовать себя шлюхой и леди, когда мы занимались любовью.

Но сейчас мы не занимались любовью.

Нет, это было чертовски лучше всего. Я ускорила свои толчки бедрами, чтобы соответствовать сильным ему. Мой оргазм сначала возник в моей душе, а затем прорвался через мое сердце и вырвался изо рта в виде приглушенного крика.

Хорошо, что его рука была там. Мне не хотелось бы объяснять Кен о муках страсти в таком юном возрасте. Что-то подсказывало мне, что ее отец тоже не оценит такого бремени.

Когда туман начал рассеиваться, я заметила банки, разбросанные под моими ногами, и как мои ногти впились в деревянные полки. Что-то теплое потекло по моему бедру, и я знала, что это может быть только одно.

Я чувствовала, как его грудь шевельнулась за моей спиной, и сладкий запах его дыхания распространился по моей коже. Звон пряжки ремня, когда он поправлял штаны, эхом разнесся вокруг меня.

Я уже отвечала за последствия своего решения. Он обращался со мной по-собственнически, поднимая мои шорты и обхватив меня сильной рукой за талию, чтобы вывести из кладовой.

Когда мы вошли на кухню, мне посчастливилось никого не найти, кроме Кен, которая, судя по всему, ничего не поняла. Она, как обычно, испортила блины, а в мое отсутствие умудрилась вылить на еду почти всю бутылку сиропа.

— Кен, что я тебе говорила насчет того, чтобы самой наливать сироп?

— Я была голодна.

Это было официально. Я худшая мать в мире. Мне хотелось заплакать и заверить ее, что она сможет вылить весь сироп мира, но я знала, что последнюю неделю или последние десять минут это не изменит.

Я намочила полотенце и принялась вытирать ее лицо и руки. Обычно она суетилась, когда я ее приводила в порядок, но поняла, что ее внимание полностью приковано к Кинану. Они смотрели, полностью восхищаясь друг другом.

— Привет, — мягко поздоровалась она.

— Привет, Кеннеди, — Кинан покачал головой, словно пытаясь прояснить мысли, и сказал: — Приятно наконец встретиться с тобой.

— Как тебя зовут?

— Я… я…

Впервые с тех пор, как он прибыл или встретился с девочкой, он, казалось, не находил слов. Она выжидающе посмотрела на него, и то, что произошло дальше, потрясло меня до глубины души.