— У моего брата, — выпалил я, — было одиннадцать лет, чтобы сказать мне правду.

— Кинан, он не знал, что она твоя мать. Она также была его матерью. — На последних словах ее губы задрожали, и я задавался вопросом, кого ей было жаль больше — его или меня?

— Это не имеет большого значения, не так ли? Она мертва. Ничто не изменит этого. Я ее почти не помню… Я бы сказал, что Кирану повезло. Ему никогда не приходилось каждый день смотреть в глаза матери и задаваться вопросом, почему она не любит тебя, почему не обнимает тебя или что ты сделал не так. Большую часть дней она почти не узнавала меня. Мой отец был не лучше. Я был один семь лет. Не было ни смеха, ни тепла. Тишина была почти пугающей. Думаю, я ненавидел это больше всего. Когда она ушла и не вернулась, я даже не прослезился. Мне почти хотелось, чтобы она была жестокой, и тогда, возможно, то, что она ушла и никогда не оглядывалась назад, не значило бы так много.

— Но у тебя был Киран. Вы были друг у друга.

Я пожал плечами:

— Киран тогда был почти таким же, как и сейчас — отстраненным, угрюмым и жестоким. Ты была права в тот день, когда спросила, боюсь ли я его. Это было так долгое время, и, думаю, так было всегда. Он не хотел иметь со мной ничего общего. Мне просто нужен был друг.

— Но ты до него достучался.

— Правда?

— Твой брат любит тебя, Кинан. Возможно, он не знает, как показать это здоровым образом, но это правда, и я знаю, что ты его любишь.

— Никто из нас не знает, что такое любовь. Он причинит тебе боль, Лэйк. Это его природа. Он может думать, что хочет этого с тобой, но однажды он сломается под давлением.

— Это то, что ты сделал с Шелдон?

Я почувствовал, как мои плечи приподнялись, но не мог полностью справиться с лежащим на них весом.

— Идея любви оставляет неприятный привкус.

— Шелдон не заслужила того, что ты сделал. Почему ты переспал с той учительницей? Это немного смешно даже для тебя. Это просто смешно.

— Имеет ли это значение сейчас? Все сложилось к лучшему. — Я сделал еще один глоток из бутылки, которая теперь была почти пуста. Глаза ее, полные упрека, посмотрели на бутылку и обратно. Я все еще восстанавливался после трансплантации легких, и мне нельзя было пить, но никто никогда не мог обвинить меня в том, что мне плевать, и быть правым.

— Как я могу сделать это правильно?

Я рассмеялся, несмотря на горечь, оседающую в глубине моего желудка. Мне нужен был побег. Мне нужно было спрятаться. Прятаться — это то, в чем я хорош.

Я опустил голову и позволил следующим словам проскользнуть по коже ее шеи:

— Ты можешь начать с того, что позволишь мне поцеловать тебя.

Она подпрыгнула и ударила меня руками по груди, когда я придвинулся к ней ближе.

— Кинан! Что ты делаешь?

— Ты знала, что я был влюблен в тебя в девятом классе? — спросил я, игнорируя ее борьбу.

— Ты что?

— Это правда. Я совершил ошибку, сказав однажды Кирану, какая ты красивая, по моему мнению.

— Ну и что он сказал?

Я рассмеялся, но не почувствовал ни капли юмора.

— Он угрожал сломать мне все кости, если я когда-нибудь с тобой заговорю. Я думал, что он, возможно, преодолел свою вендетту против тебя и захотел, чтобы ты принадлежала ему.

— Ну, мы все знаем, что это неправда.

— Может, и нет, но он всегда хотел тебя. Он просто хорошо умел это скрывать. — Я опустил губы ближе, и ее глаза чуть не вылезли из орбит.

— Я… я думаю, мне пора идти.

— Я заставляю тебя нервничать? — я улыбнулся ей и удобно положил руки рядом с ее головой, заключив ее в клетку.

— Что за глупый вопрос? Конечно же это не так.

— Рискуя прозвучать банально, могу ли я просто сказать, что поступать неправильно может быть чертовски приятно?

— Ты прав… Это действительно звучит как клише.

— Ты слишком чертовски сексуальна, чтобы выразить словами. Киран еще не знает, что у него есть, не так ли?

Хлопок двери прервал ее ответ, и я почувствовал, как моя решимость рухнула от ледяного холода присутствия позади меня и низкого угрожающего рычания.

— Я точно знаю, что у меня есть. Мой единственный вопрос: какого черта ты к ней прикасаешься?

— Киран, — нервно крикнула Лэйк. — Он, э-э… я, эм…

— Лэйк, поднимись наверх и не спускайся, что бы ты ни услышала. — Он ни разу не удостоил ее взглядом, но в этом и не было необходимости. Она быстро выскользнула из моих рук. Едва она скрылась из виду, как я занял ее место у стены. Рука Кирана прижала меня к стене за горло, затрудняя дыхание. — Ты так сильно хочешь умереть?

Его угрожающего голоса было достаточно, чтобы заставить обычного человека съежиться и просить пощады, но он практически воспитал меня. Я ударил его головой в голову и оглушил его на время, достаточное для того, чтобы нанести сильный удар по челюсти. Он быстро пришел в себя и сумел ударить меня два раза, один раз в лицо, а другой в живот, прежде чем я успел нанести еще один удар.

Киран, возможно, был сильнее, но я был быстрее.

Каждый из нас был смертельно опасен сам по себе.

Мы не остановимся, пока другой не умрет.

Я перекинул Кирана через плечо на кофейный столик. Тот сломался под его тяжестью, и он тяжело ударился о пол. Неуверенно он вскочил на ноги и сильно ударил меня ногой в грудь, в результате чего я врезался в стену позади себя.

Медленно я скользнул обратно вверх по стене, встретившись с ним взглядом. Мы подождали всего мгновение, но время, казалось, растянулось на целую вечность, прежде чем мы снова врезались друг в друга.

— Сукин сын. Хватайте их, прежде чем они убьют друг друга, — крикнул безумный, но знакомый голос.

Меня отбросило назад, а Кирана — в противоположную сторону. Я узнал Дэша сквозь размытое зрение, когда он крепко обхватил руками грудь Кирана. Тот изо всех сил пытался вырваться, но он сумел удержать его под контролем.

— Кинан, чувак, замолчи, прежде чем я тебя вырублю, — прорычал Кью. Только тогда я понял, что зажат так же сильно. Мой взгляд все еще был прикован к нему, и мой разум все еще был наполнен потребностью убивать.

Ни один из нас не был узнаваем другим. Кровь лилась из наших ран. Все вокруг было либо сломано, либо разбито вдребезги.

Внезапно появилась Лэйк и побежала по комнате, истерически плача, бросаясь на Кирана.

У меня была только одна догадка, кто им позвонил.

— Моя девушка, Кинан.

— Моя мать, брат.

Это были последние слова, которые я сказал ему за долгое время.

* * *

Мне следовало покинуть город, когда я вышел из этого дома, подальше от своей единственной семьи, но я был одержим намерением сеять хаос, и именно так я оказался в спальне Шелдон.

— Кинан, почему ты это делаешь? Это не ты!

— Разве? — я смотрел на ее тело, распростертое передо мной, как на подношение, которое я только недавно закончил пожирать. — Ты думаешь, что знаешь меня?

— Что? — она дезориентировано огляделась вокруг. — Конечно, знаю, — тихо прошептала она. Мне не понравилось, как она смотрела на меня с любовью в глазах.

Ее любовь была ложью.

Любовь была именно такой.

Ложью.

— Но ты меня не знаешь. Ты никогда этого не делала. — Она попыталась подняться, но ремень, обернутый вокруг ее шеи, удерживающий ее у перекладин изголовья, остановил это движения. — Однажды ночью я видел, как он сделал это с ней.

— Что? — я проигнорировал замешательство в ее глазах и продолжил.

— Я хотел посмотреть, что он с ней делает. Я не искал удовольствия. Мне было любопытно. Просто я пытаюсь быть хорошим парнем. На самом деле я думал, что мог бы защитить ее, если бы это было необходимо, потому что она не могла защитить себя. Но потом она, черт возьми, приняла его. На самом деле, она решила быть с ним, думая, что он может измениться, но он этого не сделает, и она не поймет этого, пока не станет слишком поздно. Она уже в ловушке.

Я знал, что говорю, как сумасшедший, но любой, у кого есть глаза и мозг, поймет, что это правда. Киран был не только опасен. Он также был собственником.