- Ох, какой красавчик. Настоящий королевский модник. Чистый принц на балу. Нарядили мы тебя, как жениха на свадьбу, все девчонки теперь дар речи потеряют, завидев.

- Да что там девчонки, - сказал Блонди, с видом человека, съевшего целый таз лимонов в один присест. – Я и сам от себя дар речи потерял.

- Не стоит благодарности, сынок, достаточно будет твоего двухмесячного жалованья.

- Не переживайте, дядюшка Мак. Благодарить я и не думал.

- Вот и славно. Теперь у меня снова три работничка, вся бригада в сборе. Дай-ка познакомлю тебя с нашей светлой головушкой. Хорхе! Дружок, иди сюда скорее, познакомься с нашим новым сотрудником.

Из кухни выполз скорбный толстячок.

- Как-как? – переспросил Блонди. – Хрорхе? Что за имя такое, язык сломаешь. На хрю-хрю похоже. Буду звать тебя Хрюшей, если ты не против, ты такой пухленький и жизнерадостный, как маленький славный поросёнок.

Вечно печальный толстяк грустно вздохнул, но спорить не стал.

- Вот и славно, - сказал дядюшка Мак. – Сразу видно, какими хорошими друзьями вы станете, а теперь приступайте к работе, мальчики, быстренько. Туалеты сами себя не отдраят.

Вечером обессиленный Генри рухнул свою койку на чердаке. Сбоку, на соседней лежанке, уже вертелся под одеялом Хорхе, а Блонди, закинув ногу на ногу, беспечно насвистывал под нос какую-то мелодию.

- Одного не понимаю, - сказал он, глядя в потолок. – Как такие толковые ребята, вроде вас, парни, оказались в таком убогом заведении, вроде этого.

- Если мы оказались в таком убогом заведении, - сказал Генри, - то может, не такие уж мы и толковые?

- Ай, не наговаривай на себя, братан. Вон, посмотри на Хрюшу. У него голова размером со шкаф, видно сразу, что в ней мозгов целый пуд. Видел, какую он картинку для объявления нарисовал? То-то же, так только гений может нарисовать. В нём явно талант великого художника. Мог бы потолки красить герцогам или что-то типа того. Ну, что скажешь, поросёночек? Признавайся, ты как здесь оказался?

- Никак, - буркнул Хорхе, - я сплю уже.

- Братан, по-братски, как старому брату, расскажи.

- Отстань. Сказал же – не буду.

- Ну не будешь, так я сам угадаю.

Блонди перевернулся на живот и подпёр руками подбородок.

- По тебе сразу видно, что ты дамский сердцеед. Это было проще всего угадать. Ты такой пухленький и аппетитный, как праздничный пирог. Такие девчонкам нравятся. Плюс башковитый. Наверняка в твоей голове, размером с ведро – мыслей целая прорва. На какое же благое дело ты их пускал, а? Наверняка, чтобы девчонкам сердечки тревожить? Ну, признавайся, ты покувыркался на сеновале со всей женской половиной деревни и теперь скоро ожидается всплеск рождаемости? И ты ушёл на заработки для доброй сотни своих будущих бастардов. Точно тебе говорю, Генри, так оно и было, я всё понял.

- Больше похоже, что ты свою собственную историю рассказал, - отозвался Генри.

- Вот уж нет, - отрезал Блонди. – Моя история в тысячу раз интереснее, чем история нашего Хрюшки.

- Да мы её даже не знаем, только твои бредни.

- Чего тут знать? Я уже рассказал. Хрюш, так всё и было? Признавайся давай.

- Отстань.

- Отстану, только если ты пообещаешь хотя бы десяток своих будущих наследников назвать Томасами, в честь твоего старого доброго друга – меня.

- Доставай вон Генри, пускай он рассказывает, как здесь оказался.

- Что же, раз ты такой любитель переводить всё на друзей. Давай, Генри, подай хороший пример. Расскажи, что за ужасная напасть приключилась с тобой, что ты дошёл до жизни такой?

Генри помолчал минуту, собираясь с мыслями. Стоит ли вообще рассказывать этим двум мутными типчикам про свои злоключения? Осторожность подсказывала ему, что лучше бы помалкивать, как оно всё было на самом деле, да насочинять чего-нибудь поубедительнее, но поскучнее. Мол, я простой крестьянский сын, устал бегать за плугом, сейчас вот пришёл в большой город забивать большие деньги. Только стоит ли начинать всё с очередной лжи? После тяжких последних дней бегства, хотелось хоть с кем-то побыть искренним и поговорить по душам.

Сначала медленно и мучительно, будто выдавливая из себя по капле, он начал свой рассказ. Как жил в родном городе, про родителей и их трактир. Про то, как всегда болел карточной игрой. Как долго копил вступительный взнос на Большую игру. Когда же разговор зашёл об обстоятельствах его побега из родного Сен-Мари, в нём снова взяла верх какая-то помесь из осторожности и попытки избежать неприятных воспоминаний. Поэтому он скомкал рассказ, обрубив на полуслове. Сказав только, что на игре ничего не вышло и пришлось ему уходить куда глаза глядят, ибо в родном городе ему ловить уже ничего не оставалось.

- О-го-го, интригует, хотя ничего не ясно, - сказал Блонди. – Только вот в толк взять не могу. С такими-то талантами к карточной игре, чего бы снова не заняться этим? Зачем прозябать в этом клоповнике вместе с нами, балбесами?

Генри покривился.

- Да меня сейчас при одной мысли только о картах в дрожь кидает и тошнит жутко. Я за карточный стол не вернусь – посреди игры в обморок упаду, ничего другого не жди. Был мой талант, да весь кончился, я все свои умения проиграл вместе с золотом в одну ночь.

- Э-хе-хе. А ведь могли бы озолотиться, коли не врёшь про свои навыки. Ты бы в карты в играл, а я бы был твоим гильд-мастером. Делили бы барыши поровну, восемь долей мне, одна тебе. Хрюшу бы тоже в долю взяли, подтаскивал бы нам кубки с вином, чтобы посреди тяжёлой работы можно было промочить горло. Плюсом к тому – он одним своим видом привлекал бы к нам массу девчонок. Он тот ещё ловелас, я по глазкам его похотливым вижу.

- Чего ты пристал ко мне, балбес? – буркнул Хрюша.

- Нравишься ты мне. Полюбил тебя, как брата родного с первого взгляда. Видишь, Хрюша, какой интересной жизнью живёт твой братишка Генри? Давай, теперь твоя очередь, рассказывай, что с тобой-то приключилось, дружок?

- Не приставай ко мне, никакие мы не друзья. Ты мне спать мешаешь.

Хорхе демонстративно отвернулся на другой бок и накрылся с головой одеялом.

- Так ты ещё и хранишь в своей головушке какие-то жуткие тайны. Твоё прошлое покрыто мраком. А я страсть какой любопытный. Хлебом не корми, дай какой-нибудь секретик узнать.

- Ты вот мне вообще не нравишься, ты меня утомил и спать не даёшь.

- Эх-хе-хе, - вздохнул Блонди. – Разве так общаются с друзьями? Мы с Генри к тебе со всем открытым сердцем, а ты от нас отворачиваешься. Плюёшь в протянутую руку дружбы. Посмотри на Генри, он уже почти плачет от обиды. Разве это вежливо? Нам втроём здесь бок о бок, может, всю жизнь работать. Ты же не хочешь, чтобы твои старые друзья Томми и Генри только на смертном одре узнали, какую интересную жизнь прожил их верный приятель Хрюша? Ну, давай, не томи, рассказывай…

В библиотеке церкви всегда было хорошо и уютно. Солнечные лучи мягко пробивались сквозь цветные витражи, высвечивая призрачные клубы пыли, поднятые перелистыванием тяжёлых старых фолиантов. Мягко поскрёбывали перья писцов, шелестели страницы. Хрюша сидел за очередной книгой, повествующей о том, как пятеро великих богов создали землю и людей, чтобы те могли их славить, когда в скриптории послышался тихий шёпот.

— Хорхе? Хорхе, где ты, сын мой?

— Здесь, отец.

В комнату вошёл священник, невысокий и лысоватый, его сморщенное будто мочёное яблоко лицо, словно источало умиротворение и покой.

— Снова корпишь над книгами?

— Да, отец.

Священник погладил Хорхе морщинистой рукой по голове.

— Умница, сын мой. Ты знаешь, тебя ждала бы великая церковная карьера, если бы ты захотел стать послушником нашего монастыря.

Хорхе грустно вздохнул.

— Это моя заветная мечта, отец. Но вы, к сожалению, только лишь мой духовный отец. Мой же кровный папенька мечтает, чтобы я пошёл по военной карьере.