— Если не остановишься, мне придётся тебя ударить, — я был абсолютно серьёзен.
— А ты попробуй! — она подошла вплотную и попыталась уколоть меня в живот.
Одного удара ногой по её руке оказалось достаточно, чтобы отправить заточку в свободный полёт. Она полетела по дуге и воткнулась в шкаф у входа. А дабы успокоить эту малолетку, пришлось врезать ей протезом в солнечное сплетение.
Старался не сломать рёбра, но в итоге перебдел и не добился своего, лишь слегка оттолкнув её. Сестрёнка набросилась с кулаками и даже схватила меня за обгоревшую макушку. Я же выбрал самый эффективный приём на короткой дистанции и просто врезал лбом ей в переносицу.
Кровища, крики, слёзы — стандартная картина. Больше я не сказал ни слова, выйдя на улицу и направившись на остановку. Сэн молчаливо шагала рядом.
И ведь насколько нужно быть бесчеловечной тварью, чтобы даже не уточнить, отчего погибли её приёмные родители. Хотя мой опыт подсказывал, что сироты значительно быстрее взрослеют. Но эта девка уж слишком «взрослая».
Нет никакой доблести в том, чтобы ударить ребёнка, но она сама напросилась. За восемьсот лет я понял, что избегание конфликтов — это лучшая стратегия. Жаль, что она срабатывает не всегда. А иногда надо специально дать жару, чтобы получить профит.
По-человечески жаль Диану и Игоря, в отличие от их приёмной дочери, но я ничего поделать не мог. Обычно целитель либо справляется с болезнью, либо нет, а вот чтобы «болезнь» убила его самого — такого не случилось никогда. Матушка уж точно рассказала бы про такой случай, да с Дианой Артём провёл немало вечеров.
Из всей этой ситуации можно сделать два вывода. Во-первых, целителя искать небезопасно, поэтому придётся сосредоточиться на алхимиках. А во-вторых, моё проклятие куда загадочнее, чем казалось на первый взгляд.
И хоть подобный недуг сам по себе встречается нечасто, ведь обычно он возникает после контакта с одарённым или магическим монстром, но человечество ещё не сталкивалось ни с чем подобным. Зачастую даже самое сильное проклятие просто убивает человека, но никак не взаимодействует с окружающей реальностью.
Что уж говорить, тех же призывателей в этом мире довольно мало, а чтобы монстров призывало проклятие… Случай неординарный, и одной Вселенной известно, удастся ли мне избавиться от этой метки. Особенно если учесть наличие двух душ в одном теле. Артём умер, и на этом история должна была закончиться, но неожиданно на сцену вышел я.
Возможно, после смерти тело должно было преобразоваться в чёрную жижу и уйти под землю. А раз его занял я, проклятие эволюционировало, дабы доделать начатое. На пустом месте я бы вряд ли до такого додумался, именно смерть Дианы и Игоря навела меня на подобные мысли.
Не будь у меня магического дара, я бы, скорее всего, не стал бы рвать жопу в попытках сохранить эту тушку. Но за более чем полторы сотни реинкарнаций магия доставалась мне лишь трижды, а магический мир попадался семнадцать раз. Поэтому на этот раз я сорвал джекпот и не расстанусь с ним просто так.
Вспомнить хотя бы прошлую череду неудач, когда мне приходилось снова и снова умирать, чтобы попасть в хоть немного интересный мир. Мой рекорд по самовыпиливанию составляет двадцать три дня. Пришлось рыдать беспрестанно, чтобы мать-наркоманка выбросила меня из окна. Но она так и так бы это сделала, а может, вообще, продала бы цыганам.
Со стороны может показаться, что я не ценю жизнь и в целом не веду себя так, как должен вести себя человек, проживший восемь веков. Но откуда вам знать? Никто, с кем я встречался, не ходил по земле больше двух столетий. А сколько живёт обычный человек? Семьдесят? И много «умных» среди них?
Если честно, во всем этом цикле жизни и смерти существует всего один вопрос, на который действительно нужно ответить. Он комплексный и предельно экзистенциальный, многие назовут меня душнилой, если я его озвучу. И ирония в том, что ни в одном из миров, где мне довелось побывать, люди не смогли на него ответить.
Поэтому нахрен всю эту вековую «мудрость». Я живу так, как мне хочется, и вам советую.
Так называемые творческий период у меня уже давно прошёл: когда тебе хочется податься в искусство и просто начать творить. За ним следует плато бессмысленности бытия, гуляя по которому можно сойти с ума.
Но если ты справишься, то осознаешь, что попал в аналог игрового лаунчера, где после каждой смерти «система» сама выбирает тебе новую «игру». И если проникнуться этой мыслью, то дальнейшая жизнь обретёт смысл. Даже если ты бессмертный.
Потому я и не хочу расставаться с этим телом, ведь таких стартовых условий у меня ещё не было. А уже довелось побыть и королём, и императором, и первым космонавтом. Про всякого рода прогрессорство говорить не буду, ибо это скучно. Первые лет сто ещё прикольно, но потом быстро надоедает.
И если вам мои действия кажутся странными или даже глупыми, то знайте, что последнюю половину жизни я только и делаю, что хожу по лезвию ножа. Рискуя, импровизируя, ввязываясь в различные авантюры — только так можно почувствовать вкус жизни и получить новые эмоции.
К кому я обращаюсь? А хрен его знает. Но раз мне так и не удалось выяснить, кто же стоит за созданием бесчисленного количества миров, то, возможно, он или они меня слышат. Ведь если уж за кем и следить, то за аномалией вроде меня. Тем более тут такой пиздец вокруг творится, что грех не понаблюдать со стороны, как однорукий ремесленник первого уровня будет отбиваться от бессмертных монстров.
— Электричка дальше не идёт, — голос Сэн выбил меня из чертогов разума.
— А? — я огляделся и увидел, что мы доехали до верхней границы внутреннего радиуса. — Выходим.
— Какая она огромная, — Сэн запрокинула голову, чтобы охватить взглядом металлический купол, накрывавший вершину горы. — А правда, что они убрали макушку и сделали там ровную площадку?
— Это было бы логично, — я шёл по бульвару и разглядывал вывески в поисках отеля. — Отец рассказывал, что вся внутренняя часть купола покрыта множеством экранов.
— То есть они могут в любой момент поменять время суток?
— Ага. Время суток, погоду, в теории туда можно вывести что угодно.
— Воздух там, наверное, такой чистый… — в её глазах читалась лёгкая зависть.
— Скорее всего. Но чтобы туда попасть, простому смертному придётся в лепёшку разбиться. Помню, дядя Игорь рассказывал, что самый дешёвый домик с участком всего тридцать на тридцать метров продавался почти за два миллиарда.
— За сколько⁈ — Сэн аж рот открыла от удивления. — Это двадцать мифриловых купюр? Я лишь раз видела орихалковую, да и то мельком.
— Если меня не сожрут монстры и не убьют в ближайшие два-три года, то я построю тебе небольшой домик из мифриловых купюр.
— Домик? — она нахмурилась.
— Ну, как карточный, только из денег.
— А-а-а… Погоди, а как ты собрался столько заработать?
— От трудов праведных не наживёшь палат каменных, — подмигнул я и показал на вывеску в форме кровати. — Пошли спросим, по чём у них тут номера.
В отличие от Двугорска, в столице не было многоэтажных зданий, не углублённых в гору. А чем выше к цитадели, тем больше стоил квадратный метр поверхности, причём кратно выше. Наш отель не мог похвастаться размерами снаружи, но вот внутри простирался метров на сто пятьдесят, а то и больше. Фактически это была роскошная и прямая шахта, с красным ковром, расстеленном в главном коридоре.
Сооружение впечатляющие, даже несмотря на низкие потолки. Скупость площадей попытались скрасить зеркалами, расположенными под потолком. А освещение оформили под старину: по стенам были развешены свечи, на самом деле являющиеся электрическими светильниками.
За самый скромный номер пришлось отдать двенадцать с половиной тысяч за два дня проживания. Он находился в самом конце коридора и вмещал в себя только двуспальную кровать, небольшой шкаф, крошечный санузел с душевым поддоном и большой экран во всю стену. Последний выступал сразу в роле окна и телевизора, в дефолтном режиме показывая замечательную, но что самое главное, живую картинку пляжа с пальмами.
