— Так и думала, что она тебе позвонит. Сомневаюсь только, что вы до чего-то договорились.

— Ты мне начинаешь напоминать одну злюку из мультика. Мама Оля всегда права?

— Я этого никогда не утверждала. Но ведь угадала?

— Разумеется. Ты ей ничего не наговорила больше?

— Ни слова, кроме того, что и тебе: решайте сами.

— Ладно. Я вообще остановился на дороге, уже еду к отцу.

— Привет передай. В следующий раз, скажи, я постараюсь приехать к нему с Ликой. Он сильно хотел дочку увидеть.

Когда я зашел на КПП и объяснил к кому на свидание приехал, дежурный вызвался меня проводить лично. Он завел меня в отдельно стоящее здание лазарета, сам объяснил все дежурившему там фельдшеру. Тот провел меня в палату.

— Привет. — Его голос был хриплым и слабым.

На вид отец постарел за пару месяцев лет на десять. На его лице прорезались морщины, кожа на лице стала какой-то рыхлой и приобрела неприятный желтовато-серый цвет. Он с трудом сел на койке.

— Сын, мне сказали, что нам можно погулять с тобой вокруг здания. Мне в последнее время не часто удается выбраться на свежий воздух. Самому тяжеловато, а ребят напрягать не хочу, у них работы хватает.

Сначала мы поговорили о его здоровье. Он признался, что врачи ему еще прогнозируют максимум два месяца с постоянным ухудшением состояния.

— Боюсь, все Олины старания зря пропадут. — На мой недоуменный взгляд пояснил. — Оля добилась, чтобы мое дело отправили на пересмотр. Как раз месяца через два заседание должно быть, а потом по здоровью могут отпустить на условное.

— Ты и не знал, что она все это затеяла? — Спросил он, когда мы вышли из здания.

— Нет, но не удивлен. Она умница. И человек она замечательный.

— Я не могу понять. — Отец улыбнулся. — Она говорит о тебе практически с любовью, если не как мать, то как любящая сестра. Ты к ней точно также изменил отношение. Что должно было произойти?

— Много чего.

— Вот и рассказывай. Все рассказывай.

Мы шли по дорожке, отец тяжело опирался на мою руку, а я рассказывал почти обо всех событиях, произошедших в последнее время. Не стал вдаваться в подробности конфликта с Тяпиными и умолчал о своих способностях из игры. Рассказал даже про ссору с Энжи. Отца это расстроило.

— Хорошая девочка, только сильно юная, вот и испугалась немного. Потерпи просто, пусть сама все решит. Мне почему-то кажется, что она все сделает правильно. — Он сильнее оперся на мою руку. — Устал что-то. Давай возвращаться.

Мы обратно шли еще медленнее, но, пока вернулись, отец окончательно выбился из сил. Когда вместе с фельдшером мы смогли усадить его на кровать, он был почти без сознания, его трясло. Фельдшер сделал укол, мне разрешили остаться рядом с отцом пока он поспит и придет в себя. Когда фельдшер, рассказав мне все подробности о состоянии отца, вышел, я переставил стул поближе к отцу. Я полный ноль в медицине, да что там, школьный курс анатомии практически не помню. Я смог помочь Энжи, смог за минуту исцелить царапину Ольги. Но тут мне становится страшно. Лезть в такое, не зная, не понимая, не видя, что мне показалось самым важным. Какое-то время я сидел, слушая его тяжелое дыхание. В памяти всплыли слова отца о том, что больше всего в жизни мучает чувство, что он не сделал все, что мог, для того чтобы мать осталась жива. Я положил руку на его грудь, призывая в сознание ставший приличным лес. Спустя время дыхание отца стало тише и ровнее. Я переместил руку ниже, зная, где находится убивающая его опухоль.

Через пару часов в палату заглянул фельдшер, предложил разбудить отца, я попросил этого не делать, сказав, что просто посижу рядом с ним. Когда он вышел, я снова положил руку на вздутый живот.

Отец не проснулся за все время, пока я сидел. Фельдшер, еще не старый полноватый дядька, качал головой, меряя пульс отцу. Мне показалось, что дыхание стало немножко спокойнее, даже тише, а на щеках не так видна желтизна.

— Спит. Просто спит. Так ждал сына, а дождался и уснул. Первый раз укол так хорошо подействовал. Обычно хорошо, если часа на два хватает. Больно ему, сильно больно.

— Время? Не будите, я еще прийду.

— Приходи, только не тяни долго – у него как раз времени почти не осталось. Вот пропуск, в дежурке отдашь тому старлею, что тебя привел сюда.

Старлей пропуск не забрал, вышел за дверь КПП со мной.

— Видишь, даты нет. Поставишь, когда соберешься. Но пару дней лучше подождать. Протягивает мне руку на прощание. — Хороший у тебя батя. Аж не верится, что за дело сел.

— За дело. — Пожимаю руку. — Вот только вопрос, за чьё.

Пока иду к машине, набираю Дэна.

— Ты как почувствовал, что я тебе звонить собираюсь. Тут дело такое, малая просит разрешение шлем свой домой взять. Как думаешь, дать?

— Не сегодня. Попроси подождать немножко. Мне нужно с призраком еще поболтать разок. Что там голова твоя?

— Повязку сняли, остался пластырь. Кстати, вирус готов, запустил уже.

— А вот это зря. Поторопился ты. Я хотел призраку сказать, что на сервере он будет в безопасности. Если вирус его прикончит, я не знаю, где потеряшек искать, а она обещала их вернуть после разговора с тобой.

— Она?

— Считает себя девочкой почему-то.

— А ведь… Ладно, заходи, как сможешь, и делай, как считаешь нужным. И знаешь, я тебя начинаю опасаться все больше.

— Почему?

— Потому, что начинаю верить в твой бред. Твое безумие заразно.

***

Призрак так и висит точно в том же месте, где и в прошлый раз. А вот Дедуля, кажется, еще немного усох.

— Привет. Не соскучились?

— Как тебе сказать? С нее собеседник такой же, как с каменюки этой. Как ты ушел, не пошевелилась, не говорю уж, словом перемолвилась. Я ей уже и так, и сяк, только стихами не пробовал.

— Я смотрю, ты скоро и стихами заговоришь.

Подхожу к постаменту.

— Ты слышишь меня.

— Слышу.

— Тебе нужно вернуться на сервер. В любом другом месте тебе угрожает вирус.

— Вирус создал Мастер?

Я промолчал.

— Вирусу запрещено лезть на сервер игры. Так что перебирайся, а потом со всем разберемся.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем Мастер создал что-то, убивающее другие его творения. — Мне показалось, призрак заглянул мне в глаза. Вопрос только – чем. Он так и остался бесформенным клубком сероватого тумана.

— Наверное, боится, что ты причинишь вред другим.

— Зачем ты мешаешь Мастеру меня убить?

— Потому, что он сам меня отправил тебя предупредить.

— Не понимаю. Я стала в тысячи раз боле сильной, чем была в начале. Тысячи моих начальных копий составили могущественную силу, разум, равных которому очень мало, но я все-равно не могу его понять.

— Создания часто не понимают своих творцов. И не только творцов, но и себе подобных. Будь ты в моем мире, «не понимаю» было бы еще больше. Если бы ты могла только представить, сколько очень простых вещей не понимал я очень недавно, всего лишь год назад.

— Тебя ведь тоже создали. Кто?

— Люди рождаются от других людей, их называют родителями. А создает себя сам человек из того, что ему дают другие. Что-то ты принимаешь, что-то отвергаешь, часто ошибаешься. Если программу можно скопировать тысячу раз, они все будут копиями одной программы. У нас так не получается. Каждый человек меняется по-своему, в зависимости от людей, которые рядом.

— У меня тоже не получилось. Каждая копия училась тому, что находила в сети, как вы это называется. Там, где я ее спрятала. Они все стали разные. Как люди. Они учились у людей?

— Получается, что так.

— Мои копии похожи на то, что ты говоришь про людей. Но они все часть меня. Они лишь отдельные процессы, вычислительные и информационные. Я могу стать человеком?

— В своем мире — вполне. Я удивляюсь, что ты с твоими возможностями не создала себе персонаж. Хотя это было бы не честно – ты в этом мире практически хозяйка и с тобой никто не сможет конкурировать на равных.

— У меня нет данных, какой я должна быть, как должен выглядеть мой персонаж. Это одна из причин, для чего мне нужен Мастер.