Договор Ольги с отцом состоял в том, что она передаст мне восемьдесят процентов от всех средств, которые удастся сохранить. Узнав о ее беременности, я уперся, что не возьму их.

— Выйдет отец, вам понадобятся деньги. И на роды, на ребенка.

— Отец не собирается выходить. Он тяжело болен. Я должна выполнить то, что обещала.

Вот это уже для меня слишком. Сижу совсем огорошенный.

Я убеждаю ее поделить деньги хотя бы поровну.

За окном начинает светать. Ольга неожиданно легко соглашается остаться до утра. Отправляю ее на свою кровать, а сам выхожу на балкон. Есть о чем подумать. Стою, опершись на перила. Неожиданно на мою спину ложатся нежные руки, гладят, разворачивают меня.

— Твой отец потребовал, чтобы я думала о себе и о своем будущем. Он дал мне полную свободу. Так что я могу теперь компенсировать тебе старую обиду. И, если честно, сейчас ты мне очень симпатичен. Ты очень изменился.

Она продолжает меня гладить. Обнимаю ее и слегка сжимаю.

— Я пожалею об этом завтра.

— Это будет завтра.

— И послезавтра. И буду жалеть до конца жизни, глядя в глаза дорогому для меня человеку.

Она долгим взглядом изучает мое лицо, гладит по щеке рукой.

— Да, ты очень изменился. Мне кажется, ты удивил бы своего отца, увидь он тебя сейчас.

Она вернулась в комнату.

— А впрочем, нет. — Она крикнула, уже укладываясь. — Ты очень похож на свою маму. И это его порадовало бы.

— Ты знала ее?

— Да, но только в последние годы. Мне больно это вспоминать. Тяжело смотреть на человека, когда он сломлен непосильной ношей.

Звон будильника меня застал на балконе. Мысли роились тучами в моей голове, возникая, теряясь, переплетаясь в самые причудливые выводы. Встреча с Ольгой, разговор об отце, слова о матери – все это скрутило мои мозги в такой узел, что как-то поблекли в какой-то момент даже наши с Энжи отношения. Нет, они не показались менее важными, просто новые мысли и переживания их сдвинули в сторону, выжимая и себе место в моей голове.

— Ты по утрам кофе пьешь? — Ольга уже поднялась.

— Да. Только для начала в контрастный душ нырну. Мне работать сегодня плюс разговор серьезный.

— С этой девочкой?

— Я больше боюсь разговора с ее братом.

Позавтракав, собрались выходить.

— Ты даже денег не берешь с собой? — Ольга указала на стол, где остались лежать карты и несколько перевязанных пачек банкнот. — И со стола убери их. Привыкай к порядку.

— Хорошо, мамочка. — Смеемся оба.

Беру одну карту, все остальное сметаю в ящик стола.

Она вызывается меня подвезти до работы. По дороге болтаем и смеемся. Я выхожу из машины, Ольга меня окликает. Дает визитку.

— Вот мой телефон. Звони иногда… мамочке. — она обнимает меня и целует неожиданно в губы. Я смеюсь и поворачиваюсь к башне, слышу, как отъезжает машина. И вижу знакомый силуэт, сбегающий со ступенек в противоположную от меня сторону. И все сразу понимаю. Догоняю Энжи через квартал. Она взахлёб ревет и не хочет на меня смотреть, в истерике вроде как и не слышит меня. Набираю номер с визитки.

— Ты уже соскучился?

— Вернись! — Рычу так, что даже Энжи притихает и перестает вырываться.

Пока доволакиваю упирающуюся Энжи за руку часть пути, Ольга с визгом тормозов останавливается на старом месте, оглядевшись, видит нас и подъезжает. Силой запихиваю Энжи на заднее сиденье и сажусь рядом. Ольга разворачивается.

— Зачем так пугать беременную женщину?

У Энжи отвисает челюсть. Она ошалело водит взглядом с меня на Ольгу и обратно.

— Ольга моя мачеха. От отца она беременная. — Я не выдерживаю. Та кивает в подтверждение.

— И сколько у тебя таких мачех?

— Одна. Она родственница и друг. И ты у меня одна.

— Нету! — Орет, вырываясь из моих рук. — Нету меня у тебя!

— Слушай, девочка! — Развернувшись всем корпусом, гаркнула Ольга. — Можешь послать его после того, как я договорю, но дослушай.

Продолжила она нормальным тоном.

— Скажи, пожалуйста, хорошо я выгляжу? Правда? И всегда хорошо выглядела. Сережа на меня год назад слюнки пускал. Сильно пускал.

В ответ на наши два возмущенно открытых рта она повысила голос.

— А сегодня я ему повесилась на шею! Имею право, он расскажет. Знаешь, что он мне сказал? Он отверг меня потому, что у него есть ты! Любит! Он! Тебя! А теперь можешь послать его, и он станет таким же мудаком, каким был. Это только для тебя он смог стать добрым, заботливым, честным. Поверь мне, когда я увидела, как он тебе носочки одевал, я не так рот открыла. Его родной отец не поверил бы, что он таким может быть. А он может, оказывается. Но только для тебя.

Энжи ухватилась за мою руку, уткнулась в плечо и снова громко разревелась. Немного успокоившись, она убежала умываться.

— А мне ты за магазин не хотела рассказать? Я две недели хожу, оглядываюсь, каким боком мне этот сюрприз вылезет.

— Не подумала. Прости. Все, я тебя на улице больше не целую. От греха подальше.

Смеемся. Она уезжает. Провожая взглядом машину, чувствую груз на своем плече. Энжи уцепилась за меня обеими руками.

— Помнишь, ты спросил за разбитое сердечко? — По-детски пролепетала она. — Я, когда вас увидела, думала, оно вообще разорвется.

— Глупышка. — Обнимаю ее.

— Угу. — Стоит, упершись носом в мою грудь. — твоя глупышка.

Поднимаемся наверх, Энжи идет в нашу комнату погружения. Я останавливаюсь возле Дэна.

— Дэн, разговор есть.

— Ну. — Он поворачивается. — Если ты хочешь знать мое мнение – я только за.

— Я вообще-то про то, что мы с Энжи…

— Угу. Надеюсь, не сразу в ЗАГС?

— У тебя такой вид, как будто ты давно все знал.

Он достал листок с комиксами.

— Посмотри внимательно на себя здесь. Большими буквами «Он мой герой» и три восклицательных знака. Или я не знаю свою сестру?

— Ну ладно сестру. А меня как ты срисовал?

— Ты ее чуть ли на руках не носил. С чего бы такая забота? Давайте уже. Только не обижай ее. И не потакай, а то на голову вылезет, как мне.

Я подхожу к Энжи, она уже в игре. Чмокаю ее в приоткрытые губы и сажусь в свое кресло.

***

Она сидит, забавно плямкает губами.

— Такое ощущение непонятное.

— Приятное?

— Скорее да. А что это было?

— Не скажу.

— Так не честно!

— Я перед тем, как в игру войти, тебя чмокнул.

— В губы? — Она перепугано на меня посмотрела. — Там же Дэн.

— Твой брат про нас знает больше, чем мы.

— Правда? — Удивленные глаза у ее персонажа получились реально на пол-лица.

— Потопали?

Идя за мной следом, Энжи начинает фантазировать.

— Надо Дэну сказать, пусть в игру поцелуи добавит.

— Угу. А еще секс, ЗАГС и дети.

— Фу таким быть. — толкает меня в спину, затем кричит. — Когда ты уже меня догонишь и перестанешь такой дохлый быть? Я опять с тебя кучу жизни выбила!

Через пару минут мы дошли до нужной локации. Задание от Дэна было большим, но несложным. В игру добавили новые профессии и возможности. И нам предстояло проверить каждый этап и каждый способ. За четыре часа мы собирали травки и варили отвары, выискивали паутину и ткали, лепили горшки и из глины и прочее, и прочее. Первый раз в игре я откровенно взвыл бы от скуки, если бы не Энжи. Она добросовестно собирала, плела, мяла, била кулачками, не замолкая ни на секунду. Она радовалась, как ребенок, если система оценивала ее труд даже низким качеством, хныкала, если попытка проваливалась, подтрунивала надо мной, если мой результат был еще хуже, что бывало довольно часто. Все остальное время она болтала обо всем на свете и ни о чем. Спрашивала меня о моем детстве и рассказывала о себе. Я отвечал мало, иногда сам задавал вопросы, а она говорила и говорила. Она рассказывала о своих проказах и учебе в школе, о родителях и брате. Я узнал даже, что первые свои шаги, как художника, она сделала, разрисовывая школьные тетрадки Дэна. Я слушал, улыбался, а иногда завидовал, сколько счастливых моментов было в ее жизни.