— Тебе никогда не должно быть стыдно, Олли, особенно передо мной. Твое сердце прекрасно. Ты прекрасен. — Он кивнул, упала еще одна слеза, и я встала на цыпочки, чтобы прижаться ртом к его соленым губам.

Его ответный поцелуй был более крепким и настойчивым, и его ресницы были влажными, когда он оттащил меня от двери и повалил на матрас на полу.

Мы лежали на его кровати, и он гладил меня по волосам.

— Никто не должен знать о нас, Мия.

— Почему? Из-за запрета отношений в Долоре? — Олли не рассмеялся как я этого ожидала, и это заставило меня сесть. Мои глаза нашли его. — Что случилось?

Олли сел рядом со мной и прислонился спиной к стене, мы оказались бок о бок.

— Многие люди здесь не такие, как Джейк, ты или я. Когда они видят, что люди счастливы в отношениях, это побуждает их делать все, чтобы разрушить их. Они хотят низвести всех до своего уровня. По сути, если они не могут этого получить, то и никто не сможет.

— Я все еще не понимаю серьезности этого.

— Есть много историй, но я расскажу о самой недавней: Томас и Ливи. Их отношения начались в начале учебного года, почти так же, как и у нас. У них быстро установились близкие, преданные отношения, несмотря на чертово проклятие, которое сопровождает отношения здесь. Они думали, что все это чепуха. Пока студенты не начали приставать к ним, распуская слухи, устраивая драмы, делая всякие мелочи, чтобы их разлучить. Когда это не сработало, они вывели это на новый уровень. Дело дошло до того, что Ливи, которая была лучшей подругой Алисии, подверглась групповому изнасилованию в ее комнате…

Я закрыла рот рукой.

— О, боже мой.

— И все стало хуже. В конце концов она забеременела. Томас пришел в ярость. С самого начала у него уже были проблемы с гневом, но изнасилование и беременность добила его. Он убил одного из парней, который сделал это, и его вышвырнули отсюда. Думаю, сейчас он в тюрьме.

— А что насчет Ливи?

— После ухода Томми она не справилась. Они нашли ее в ее комнате летом… — Он сделал паузу и прерывисто вздохнул. — Она покончила с собой, Мия.

— Нет…

— Да… две разрушенные жизни из-за отношений. Это ужасно. — Олли схватил мою руку и положил себе на колени. — В тот момент, когда ты вошла в столовую, я понял, что, черт возьми, обречен. И, Господи, когда мы впервые поцеловались… — он покачал головой. — Я не могу вернуться в то время, когда тебя не было в моей жизни, Мия. Мы никогда не сможем быть порознь.

Схватив его руку с колен, я положила голову ему на плечо.

— Мы не сможем. И не будем.

Олли выдохнул и поцеловал меня в макушку.

— Итак, у нас есть два варианта. Мы можем либо сказать «к черту всех», и быть против всех пока не покинем это место, либо мы можем скрывать — никто не узнает. И то, и другое будет одинаково тяжело для меня, и я бы хотел, чтобы все было иначе. Но остальные так не думают. Я соглашусь с любым вариантом, который ты выберешь. Все, что имеет значение — это ты и я, хорошо?

Сначала наши расстройства пытались разлучить нас, а теперь это пытается сделать Долор. Я была уверена в Олли. Я была уверена, что тó, что у нас было, было сильным, но иногда самое простое решение не всегда бывает правильным.

— Мы должны скрываться. Этот риск того не стоит.

Олли выдохнул.

— Иди сюда, — сказал он, поднимая меня и сажая к себе на колени. — Поэтому мы никому не можем рассказывать о нас… — он вздохнул.

— Я знаю.

— Я не смогу показывать тебе свою любовь, когда захочу…

— Я знаю.

— Я всё испорчу, потому что ничего не смогу с собой поделать…

— Да, я знаю.

Олли ухмыльнулся.

Ужин был обременительным из-за того, что Олли находился так далеко после нескольких недель, проведенных порознь. Он сказал, что не трахается, но то, как он смотрел на меня, говорило мне об обратном. Он подмигнул мне, и я глупо покачала головой, как всегда, когда не знала, что еще сделать.

Он произнес слова, которые не одобрил бы даже порнорежиссер, и у меня отвисла челюсть. Олли беззвучно рассмеялся, а я закатила глаза с ошеломленной улыбкой.

«Ешь», — одними губами сказала я в ответ, и он сунул ложку в рот, а зачем облизал ее дочиста. Моя голова упала мне в руки, и мне пришлось отвернуться.

— Зик, напомни мне позже надрать ему задницу, — сказала я, пока Зик с интересом наблюдал за нами.

Прошло несколько минут, и Олли скользнул на стул рядом со мной. Он прижался лбом к моей голове, и я рефлекторно наклонилась к нему.

— Как мы попрощаемся, если я не могу тебя поцеловать? — Его дыхание у моего уха, прикосновение его носа и близость его тела — все это нарушало правила нашего предыдущего разговора.

— Легко. Мы не будем говорить «прощай».

Олли отстранился, и морщинки между его глазами стали глубже.

— Я не могу выйти из комнаты, не поблагодарив тебя за твое присутствие, Мия.

Я ухмыльнулась от уха до уха.

— Ну, а мне тяжело смотреть, как ты уходишь от меня, так что, полагаю, мы квиты.

— Я не хочу быть квитами. Я хочу, чтобы мы решили эту проблему, — прорычал он и повернулся всем телом ко мне. Его глаза смотрели мимо меня в окно, когда он облизывал губы в глубокой задумчивости. Шапочка исчезла с тех пор, как я вернулась, и я подумала, не символизирует ли она его настроение? Он надевал ее только когда был расстроен, как будто она скрывала его от мира или скрывала его заботы.

— Хорошо, у меня есть идея. — Его глаза встретились с моими, и на его блестящих губах появилась улыбка. — Ты заметила, как я всегда прошу тебя закрыть глаза? — Я кивнула. — Когда одному из нас придется расстаться с другим, я скажу тебе закрыть глаза. Мы представляем, что целуемся — и, кстати, в твоем воображении я чертовски фантастически целуюсь, — но при этом мы не прощаемся, а ты считаешь до десяти, прежде чем снова открыть глаза, чтобы тебе не пришлось смотреть, как я ухожу.

По тому, как загорелись его глаза, я не могла сказать, насколько нелепо это прозвучало.

— Хорошо.

Олли сжал мое бедро.

— Закрой глаза, Мия.

Глава 18

“Как ты делаешь это, любовь моя?

В твоем сердце — мое убежище,

В твоих объятиях — мой дом,

И встреча наших взглядов,

Как гавань, оттесняющая шторм.

Но знаешь ли ты, что вдали от тебя,

я безумно истосковался по дому?

— Оливер Мастерс

Позже той ночью Олли затащил меня в вентиляцию за здоровую руку и провел в его комнату. Я не могла дождаться, пока моя сломанная рука полностью заживет. Еще две недели.

— Ты готова? — спросил Олли, стоя на четвереньках в вентиляционном отверстии. Его волосы были в беспорядке после душа, и даже гель для волос не смог исправить ситуацию. На нем были серые джоггеры и черная футболка, но лучше всего на нем смотрелась его идеальная белоснежная улыбка.

Я села, и он подполз ко мне, пока моя спина не уперлась в фундамент.

— Я должен красть моменты там, где могу, — прошептал он, и две пары жаждущих губ слились в настойчивом поцелуе, после терпеливого ожидания остаться наедине.

Его рот жадно двигался, улавливая моменты и вдыхая в меня жизнь. Его язык охотно касался моего, наслаждаясь моим вкусом, он усиливал поцелуй время о времени, не в силах определиться чего хочет. Он был отчаян и спокоен одновременно. Он потянул меня за нижнюю губу, пососал и провел губами по моим, прежде чем снова прижаться своим языком к моему, когда тихие стоны вырвались из его горла.

Лед и пламя. Зима и лето. Олли и Мия.

Он потерся своим носом о мой и провел им по щеке, пока не нашел шею.

— Хорошо, я думаю, теперь мы готовы. — Я хихикнула, когда он вдохнул запах моих волос.

— Нет. Я не хочу возвращаться. Давай просто посидим в твоей комнате. Черт, я останусь здесь на всю ночь. В любом случае, кому до них есть дело?