— Я думаю, тебе пора возвращаться в главный кампус. Что ты на это скажешь?

Следующие две недели были самыми медленными в моей жизни. Слишком много эмоций не давали мне спать по ночам, я думала обо всех ужасных вещах, которые я совершила за последние десять лет. Сожаление заставляло мои глаза слезиться, когда я вспоминала всех людей, которым причинила боль. И то, как я причинила боль себе. Мысли в голове метались от того, чтобы переложить вину на всех остальных, обратно к чувству раскаяния за то, что я сотворила, а потом обратно к обвинению всего мира. Я стала жертвой войны в моей голове, и виной всему был мой дядя.

Я попыталась вспомнить, какой я была до него — до первой ночи, когда он вошел в мою комнату. Какой у меня был любимый цвет, что я любила есть, и, самое главное, моя любимая песня, которую я играла на пианино. Но той девушки больше не существовало — она была уничтожена в ночь, когда ее дядя украл ее невинность, и ее смерть была медленной и болезненной. По крайней мере, у этой маленькой девочки хватило наглости подарить ему быструю и безболезненную смерть. Он не заслужил такой милосердной кончины.

Затем мою голову посетили иррациональные мысли о том, могла ли я сама просить его об этом? Намекали ли я ему на то, что хочу этого? Была ли я Майеллой из «Убить Пересмешника», и видел ли Олли меня такой же, как Аттикус видел Майеллу? Я вздохнула про себя от такого сравнения. Все это время доктор Конвей давала мне дурацкие задания, но только для того, чтобы напомнить мне об этом.

«Умно, доктор Конвей».

Мэдди всегда пользовалась возможностью поговорить со мной во время ужина. Каждый завтрак мы играли в покер, а за ужином в двадцать одно очко. В любой другой раз, когда она заговаривала о главном кампусе, я меняла тему.

— Доктор Конвей выписывает меня отсюда, — сказала я ей. Мэдди продолжала играть колодой в руке, пока я изучала выражение ее лица. Ни черта не изменилось. Она была хороша.

— Значит, ты покидаешь Долор навсегда? — спросила она.

— Нет, я возвращаюсь в главный кампус.

Мэдди положила передо мной на стол две карты.

— Я никогда не виделась с доктором Конвей, но, похоже, ты ей действительно нравишься, да?

— Да, мы сблизились с тех пор, как я приехала.

— Может быть, и я смогу попросить ее о переводе.

— Обычно она не работает здесь, на этой стороне, так что я сомневаюсь в этом.

«Почему я ревновала доктора Конвей?».

«Ударьте меня».

Мэдди перевернула десятку червей, и я откинула голову назад и застонала.

— Ты проиграла, как всегда. Тебе чертовски не везет, — сказала она сквозь смех.

Я улыбнулась ее выбору слов.

— Нет, поверь мне. Я самая счастливая девушка в мире.

«Потому что у меня есть Олли».

В понедельник утром меня выписали из психушки и вернули в главный кампус.

Прошло две с половиной недели с тех пор, как я видела Олли в последний раз. Каждую ночь я ждала, что он вернется, но он так и не появлялся. В ужасе я подумала, не попался ли он из-за меня? Держали ли они его в одиночной камере или вынудили покинуть кампус? Был ли он в тюрьме? Слишком много мыслей пронеслось в моей голове, и все, что мне было нужно, это увидеть его и убедиться, что с ним все в порядке.

Но сначала мне нужно было пережить еще одну встречу с Линчем, но на этот раз рядом со мной была доктор Конвей. Она поведала ему о моем прорыве, а я тихо сидела рядом с ней, пока она рассказывала о следующих шагах в процессе исцеления.

— Ей нужно вернуться к сессиям со мной, два раза в неделю, и снова участвовать в групповой терапии, — настаивала доктор Конвей. — Ей нужно общаться со своими друзьями, вернуться к обычной рутине. Мия достаточно долго жила в изоляции.

Декан согласился, но с некоторыми условиями.

Доктор Конвей, Линч и я вышли из кабинета, снаружи ожидал Оскар с моим чемоданом в руке. Он был одет в официальную форму охранника, его черные волосы были зачесаны назад, а на самодовольном лице играла легкая ухмылка. В моем мозгу всплыли воспоминания о нашем сексе по расписанию в начала учебного года.

— Где Стэнли? — спросила я, взглянув на доктора Конвей. Мой желудок скрутило при воспоминании о моей непристойности.

Доктор Конвей открыла рот, но Линч вмешался:

— Стэнли больше не с нами. Однако Оскар на стажировке уже четыре месяца и знаком с обязанностями. Он более чем способен позаботиться о тебе.

Ухмылка Оскара превратилась в дьявольскую улыбку, полную белых жемчужных зубов.

— Как сказал декан, я буду очень хорошо заботиться о тебе, Мия.

Если бы Линч не стоял прямо рядом со мной, я бы стерла улыбку с его лица, но вместо этого я кивнула, прежде чем он проводил меня обратно в мою комнату.

Коридоры были пусты, так как все были на занятиях, и когда я вошла в свою комнату, я была удивлена, обнаружив, что она изменилась. Стены были покрыты белой обивкой, моя кровать была разобрана до матраса на полу, а сверху лежала стопка чистой одежды. Никакого стола, на который можно было бы залезть, чтобы добраться до Олли. Дверь за мной закрылась, заставив меня вздрогнуть.

Я повернулась, когда Оскар прислонил мой чемодан к стене. Он расстегнул рубашку и начал расстегивать ремень. У меня пересохло во рту, но я все же сумела заговорить.

— Что ты творишь?

— А ты как думаешь? — Ремень исчез, и он расстегнул пуговицу на брюках. — Я собираюсь отыметь тебя до потери пульса.

Дерьмо.

— Нет, Оскар. С этим покончено. Я больше этим не занимаюсь.

Его лицо вытянулось, но в глазах появилось недоверие.

— Люди не меняются, Мия. Ты знаешь, что хочешь этого. Перестань дразнить меня. — Он сделал шаг вперед, и я попятилась.

— Тебе нужно уйти, — прохрипела я.

Вместо того, чтобы повиноваться, он сделал несколько шагов ко мне, пока я не оказалась вплотную прижата к стене.

— Давай проясним одну вещь: я беру то, что хочу.

Это было совсем не похоже на Оскара, которого, как мне казалось, я знала. Возможно, я никогда не замечала этого, потому что добровольно отдавалась ему.

Ошеломив и Оскара, и себя, я подняла руку и ударила его по щеке. Он поднес руку к лицу и склонил голову набок. В его глазах мелькнуло замешательство, но оно быстро превратилось в ярость. Он схватил меня за запястья и прижал к обитой войлоком стене.

— Тебе повезло, что у тебя есть то, что мне нужно, но если ты еще раз ударишь меня или ослушаешься, я потащу твою задницу прямо в кабинет декана.

Мои глаза расширились. Мое тело онемело.

— Чего ты хочешь от меня? — Я знала. Боже, я знала. Я просто не хотела в это верить. Беспомощна.

Снова и снова, беспомощна.

Насмешливая улыбка Оскара стала шире.

— Сегодня я хочу только прикасаться к тебе, дорогая. — Мои джинсы были спущены до колен. Мое тело напряглось. — Только немного потрогать. — Он прижал руку к моим трусикам и заскользил рукой взад-вперед. — У меня есть проблема, Мия, — признался он. Я хотела закричать, но не могла найти свой голос — я снова была в безмолвной ловушке. — Однажды ты дала мне кое-что, а теперь не можешь забрать это обратно. Теперь ты принадлежишь мне.

Его пальцы оставались на моих трусах, продолжая тереть.

— Видишь, не так уж и плохо, верно? — Мое горло сжалось сильнее, и я крепко зажмурилась. Застыв, я не могла даже повернуть голову в какую-либо сторону. Все, что я могла делать, это стоять у стены, пока мое прошлое и его угрозы душили меня.

— Никто тебе не поверит, ты же знаешь. Я читал твое досье. Я знаю, как ты облажалась… используешь секс как оружие, чтобы получить то, что хочешь, раздвигаешь ноги перед незнакомцами, а еще тебя застукали с твоим предыдущим врачом. — Он усмехнулся и крепче сжал оба запястья, когда слеза скатилась по моей щеке. — Ты будешь как девушка, которая кричит «Волк». (Прим. ред.: сказка/притча, в сюжете которой маленький пастушок пас овец и очень скучал. Чтобы развлечься, он придумал неожиданно кричать «Волк!» и со смехом наблюдать, как к нему сбегаются люди, чтобы прогнать животное. Постепенно жители деревни привыкли, что мальчик постоянно их обманывает, и, когда к мальчику и его овцам пришли настоящие волки, на его крик «Волк!» никто не откликнулся).