Я осмотрела круг, и все либо глазели на меня, либо на Олли и Арти, продолжая молчать.

— Она соответствует по двум пунктам, связанным с этим термином, но социопатка ли она? — взгляд Арти встретился с моими, и я ждала его ответа, как и все остальные. — Нет, я так не думаю. Она не всегда была такой.

Но я не могла вспомнить, чтобы я была какой-то другой. Он не имел права говорить такие вещи. Слова о том, что я не всегда была такой, давали мне веру в то, что где-то скрывается слабый проблеск надежды, а надежда была обманчивой. Она тонкой нитью висела над моей головой, пока я падала в темноту. Я не могла увидеть или почувствовать её, так что лучшем решением стало притвориться, что её и нет вовсе.

Он не имел права говорить мне такое.

Игнорируя надежду, я опустила подбородок и не сводила глаз с мраморной плитки, пока все в комнате обсуждали свои успехи и неудачи.

Я узнала, что Айзек был зависим от болеутоляющих, и в прошлом он делал все возможное, чтобы избавиться от нее. Алисия большую часть жизни пребывала в приемных семьях или вне их, и однажды она попала в семью с плохой репутацией. Несмотря ни на что, в ее глазах мелькала искра надежды, и мне стало интересно, не Долор ли был тому причиной. Она упомянула, что хотела бы получить диплом медсестры после того, как уедет отсюда.

— Олли, как ты себя чувствуешь с прошлого вторника? Ты нашел что-нибудь, что поддерживает твое стабильное настроение? — спросил Арти. Я подняла голову, Олли все это время находился в одной и той же позе, наклонившись вперед и упершись локтями в колени. Его правое колено нервно дергалось, и он надавил сильнее в попытке унять дрожь.

Олли сложил руки перед собой и склонил голову набок в направлении Арти.

— Хороший вопрос, Арти. Да, то есть, со мной все в порядке со вторника. Никаких вспышек гнева.

— О, это хорошо. Ты нашел в чем-нибудь утешение?

— Можно и так сказать. — Взгляд Олли снова упал на меня, его подпрыгивающее колено внезапно успокоилось.

— Очень хорошо. Надеюсь, на этот раз всё получится.

— Я уверен в этом, — медленно произнес Олли, как будто каждое слово предназначалось мне.

За ужином я занималась тем, что проводила вилкой по кукурузе, разделяя ее на две части. Количество кукурузы было неравномерным, поэтому одну я отправила в рот.

— Нам нужно поговорить, — категорично заявил Олли, подходя к моему столу. Может быть, если я сделаю вид, что он не стоит рядом и не смотрит вниз с рукой на затылке, то он все поймет и уйдет.

Вернув свое внимание к подносу, я наколола вилкой еще одно зернышко. Олли откинул голову назад и сделал глубокий вдох, прежде чем обойти меня сзади, взять мои книги со стула и сесть рядом, положив книги на стол.

Мои глаза были прикованы к кукурузе, его — прикованы ко мне. Я знала это, потому что его взгляд ощущался тяжелым и легким одновременно. Я продолжала не обращать на него внимания, и он развернул меня к себе, пока мои колени не оказались между его, и я, не оказываясь с ним лицом к лицу.

— Перестань вести себя как ребенок, Мия.

Я уронила вилку на поднос.

— Я не веду себя как ребенок. Просто не хочу разговаривать.

— Поэтому ты здесь? Потому что ты эмоционально отстранена? — спросил он, и когда я не ответила ему, он продолжил: — Я в это не верю. Ты можешь одурачить всех остальных, но я ни на секунду не поверю, что это правда, — я отвернулась, но Олли схватил пальцами мой подбородок и заставил меня посмотреть ему в лицо.

Как только наши глаза встретились, что-то пришло ему в голову.

— Ты боишься… — он покачал головой и тон его голоса стал нежнее. — Чего ты боишься? Что с тобой случилось?

«Хотела бы я знать».

— Ничего со мной не случилось. Я такая, какая есть, — я выдернула свое лицо из его хватки, а он провел рукой по своему лбу и волосам.

— Нет. С тех пор, как ты здесь, тебя ничего не волновало, но в тот момент, когда я был беззащитен, ты спасла меня. И твои глаза, Мия, — он схватил мою руку и положил к себе на колени. — Они загораются, когда ты смотришь на меня, и каждый раз, когда у тебя была возможность поцеловать кого-то другого, ты отказывалась или придумывала жалкие отговорки. Но ты целуешь меня, и тебе это, блядь, нравится. Признай это, Мия, у тебя действительно есть чувства, и это пугает тебя до чертиков.

Чертовски, блядь, верно, у меня были чувства. Я чувствовала себя загнанной в угол, вынужденной сталкиваться с теми же суровыми вопросами, на которые я пыталась найти ответ. Не было ни одного исследования или статьи в Википедии, которые объясняли, почему девушка может жить десять лет с эмоциональной отстранённостью, а потом резко начать испытывать чувства. Но даже если кто-то проходил через это и поделился в сети, у меня не было возможности это узнать.

Так или иначе, он был единственным, кто мог залезть мне под кожу, и я должна доказать, что он ошибается. Доказать, что все это выдумки в моей идиотской голове. Мой взгляд метался по столовой, пока не остановился на Лиаме, и я внезапно поняла, что мне нужно сделать.

— Куда ты идешь? — спросил Олли, когда я встала со стула.

Он заставил взорваться каждую клетку внутри меня, и был только один способ прекратить это.

Мои ноги направились к Лиаму, который стоял рядом со своим обычным столиком, и прежде, чем он смог вымолвить хоть слово, я обняла его за шею и прижалась губами к его губам. Олли и Лиам презирали друг друга, и из всех в этой столовой именно Лиам мог помочь прогнать Олли от меня.

Его рука нашла мою талию, он прижал меня к себе и провел своим языком по моим губам. Пламя погасло, и столовая взорвалась ревом.

Отстранившись от Лиама, я повернула голову к своему столу.

Олли исчез.

Наконец-то.

— Что это, черт возьми, было? — спросил Лиам с кривой усмешкой, и девушки, окружавшие его столик, прищурились, глядя на меня. Лиам не заслуживал объяснений, поэтому я развернулась и ушла. Единственным человеком, который заслуживал хоть каких-то слов, был Олли, и я только что доказала, что он ни хрена для меня не значит.

Джейк, Алисия и Айзек неодобрительно посмотрели на меня, когда я выходила из столовой. Я пыталась предупредить их насчет себя. Они все узнали мою правду во время групповой терапии, но никто мне не поверил.

Это была вина Олли, а не моя. Я рассказала ему о своих правилах. Он знал, во что ввязывается. Ему следовало быть осторожнее.

Как только я открыла дверь в свою комнату, то застыла в дверном косяке. Олли сидел на краю моей кровати, положив локти на колени. Его голова была опущена, волосы были в беспорядке, по пути из столовой он много раз хватался за них.

Закрыв за собой дверь, я сделала несколько шагов к столу и прислонилась к нему.

— Я предупреждала тебя.

Олли поднял голову.

— Это что за херня там произошла? Это был твой способ доказать что-то самой себе? — Его голос был хриплым, но без злобы, а в глазах была смесь боли и недомогания.

— Нет, это был мой способ доказать кое-что тебе.

Олли встал с матраса и подошел ко мне.

— Так ты хочешь мне что-то доказать, да? — он поднес ладонь к моей щеке, и я непроизвольно прильнула к ней. — Тогда докажи, что виной всему лишь твое раздутое эго.

Его большой палец погладил мою щеку, и я закрыла глаза, чувствую исходившее от него тепло.

— Это не так, — солгала я.

— А что насчет этого? — Олли приподнял мой подбородок и коснулся своими губами моих, и я вспомнила его вкус. Я втянула в себя воздух. — Мы оба сейчас трезвые, и ничто не мешает тебе отстраниться, но ты не можешь, — его длинные пальцы коснулись моей шеи, и во рту показался мятный леденец. — Мия, сейчас я собираюсь тебя поцеловать, и когда я закончу, я обещаю, что уйду, но…

И я заставила его замолчать, прижавшись к его рту своим.

Как только наши губы встретились, мы вспыхнули, и нами овладело какое-то безумие. Его язык танцевал вдоль моих губ, прежде чем скользнуть внутрь, наполняя меня жизнью. Я была трезвой, но он стал моим наркотиком и лекарством одновременно, завернутый в одну высокую и красивую «таблетку» с татуировками. Его вторая рука коснулась моего лица, он прижался ко мне всем телом, и стол ударился о стену. Каждое движение его языка становилось более чувственным, каждое движение губ более решительным, и каждое прикосновение его пальцев удовлетворяло мою потребность.