— Что-о?! — брови Тэи оползли от удивления вверх.

— Да! Думаешь, я не замечаю? Как только началась война, ты сама не своя. Ты трусишь. Перед боем, во время боя… Может, ты просто завидуешь, что я переношу все иначе?

— Ты! Ты! — прошипела Тэя. Кейси сделал шаг вперед, испугавшись, что девушка сейчас ударит Нейта, но она махнула рукой, развернулась и пошла прочь.

Нейт покачал головой и уставился в землю. Какое-то время простоял молча, затем неуверенно взглянул на Кейси и тихо спросил:

— Что… там совсем туго было?

— Нет, не переживай, — слабо улыбнулся Ваилс. — Правда, ничего такого.

Нейт поморщился, словно от зубной боли, покивал сам себе и, вздохнув, сказал:

— Ладно, пойду, доложу. Встретимся на вокзале.

«Пружина распрямляется!», — любил говаривать знаменитый стратарский философ Альман-Терамир. Ученый вообще имел слабость к спиралям. Ход времени, например, он представлял себе как раз в виде этой фигуры: события движутся куда-то вперед, но неизменно повторяются на каждом витке, с поправкой на развитие человечества. По логике его рассуждений фраза: «пружина распрямляется», должна бы означать, что какая-то эпоха имеет более затяжной характер и, в связи с этим цикличность событий, как бы растягивается во времени. Однако философ в своей непоследовательной оригинальности под этой фразой подразумевал снижение напряжения в обществе после какого-либо острого или затяжного кризиса.

В данном случае речь, конечно, шла о войне на Центральном континенте. После немыслимого маневра генерала Шарль-Гира, события начали принимать неожиданный поворот.

План Генерала-Жабы исполнен был безупречно. Силы Первой берунской армии попали в окружение, сообрази генералы о ловушке чуть раньше, а у них была такая возможность, катастрофы на северном фронте можно было бы избежать, но сложилось, как сложилось.

Сельтор взять не удалось, защитники города засели там основательно, делая ставку на затяжной бой. А время не играло Беруне на руку: с юга в тыл грозил ударить генерал Фриз, вообще неизвестно почему здесь оказавшийся. Да к тому же стало известно о захвате Шарль-Гиром Уста. Ситуация становилась критичной. Руководством было принято решение отступать на восток, чтобы избежать окружения. В планах было отбить Уст и закрепиться на позициях, силы армии в десять тысяч солдат и несколько сотен единиц техники это позволяло. Но и тут беруновцев ждал неприятный сюрприз. Почти все важные пункты: склады, блокпосты, укрепленные артиллеристские точки, были захвачены противником. Таким образом, получился еще один фронт, что-то вроде партизанского. Куда бы ни пошла Первая армия, всюду ее ждал обстрел или мелкие стычки. Солдаты были вымотаны, провизия и боеприпасы заканчивались. Поначалу оккупанты пытались отбивать позиции, захватывать ключевые точки, но быстро поняли, что без поддержки это лишено смысла. Примерно в этот момент пришло и осознание, что Уст им не отбить, тут уже на первый план выступил вопрос о спасении армии.

Высшее руководство страны, которое долгое время не верило в серьезность ситуации, потому как привыкло к постоянным победам, наконец, опомнилось и выдвинуло в поддержку Первой армии несколько дивизий, чтобы хотя бы переключить силы генерала Фриза на себя и дать возможность основным силам покинуть территорию врага.

Вся компания продлилась чуть больше трех недель. Первая армия, понеся большие потери, покинула Римирию. Мировая общественность выдохнула: миф о непобедимости армии Беруны, со всеми ее секретными оружиями, основательно рухнул. И тут бы Римирии закрепить успех, контратаковать, но в политике не все так просто.

После оглушительного успеха на севере, авторитет Шарль-Гира увеличился до небывалых масштабов. Римирия буквально болела своим новым героем. Однако власти страны не разделяли всеобщего ликования и фанатизма, напротив, действия генерала и последующая за ними популярность сильно раздражала сенат. Шарль-Гира постоянно вызывали в столицу дать объяснения, генерал являлся через раз, часто игнорируя требования, объясняя это тем, что у него есть дела поважнее — на фронте. Это еще больше обострило отношения. Стали поговаривать о принудительной отставке или переводе генерала на другую должность. В своей недальновидности члены парламента упускали очевидные вещи. Все эти репрессии вызывали у народа, особенно в рядах армии, сильные недовольства.

И все же, несмотря на это, «пружина распрямлялась». Другие страны начали более открыто говорить о поддержке Римирии и яростнее критиковать политику Глерга. На фронте воцарилась временное спокойствие. Да, все понимали, что кризис еще не миновал, но как-то легко поддались легкомысленной расслабленности, позабыв даже о разговорах про Королеву.

Но, если в мире напряжение снижалась, то в Гармониях оно ощущалось все больше. Очень много работы. Сев в этот период был очень плотным, диссонерам приходилось разрываться между основной работой и многочисленными заказами, связанными с влиянием войны: устранением техногенных последствий, поиск пропавших без вести, борьба с преступными группировками мародёров и прочее.

Однако всеобщая занятость не коснулась Нейта, Кейси и Тэи. По возвращении в Орту они не застали Крипелина на месте, он уехал по делам в Стратару. И отчитавшись замам по заданию, ребята временно выпали из обоймы. Как-то никто о них не вспоминал: то ли дали время отдохнуть, то ли ждали директора и его распоряжений.

Крипелин вернулся через две неделю и почти тут же вызвал ребят к себе. Вид у него был уставший и раздраженный, Нейт его таким никогда не видел. Мрачный, тяжелый взгляд, сцепленные возле рта ладони, директор сидел за своим столом и почти не шевелился, оставалось только гадать, что стало причиной столь подавленного настроения.

Пока Крипелин пробегал глазами отчет, Нейт лениво осматривал кабинет. Не часто удавалось побывать здесь. Это место всегда навевало какое-то теплое чувство, сказочное ощущение. Комната и так была невелика, так еще большую ее часть занимали два больших, двухэтажных книжных шкафа и всякого рода хлам: статуэтки, разноцветные камни, талисманы, микроскоп, печатная машинка и прочее, прочее. Посреди всего этого хаоса стоял рабочий стол, по обыкновению заваленный бумагой, а всю противоположную от входа стену занимало панорамное окно.

Нейт поймал себя на мысли, как легко может измениться представление о чем угодно под влиянием настроения другого человека. Некогда загадочный кабинет с волшебной аурой, где каждая деталь имела свой потаенный смысл и удивительную историю, сейчас подавлял и отталкивал. Все здесь казалось чуждым и неуместным, дышащим старой тоской и апатией.

Нейт вздохнул и посмотрел на Анджелуса, тот как раз закончил изучать документ и устало взглянул на ребят.

— В Видоре вы сработали отлично. Затем приняли правильное решение, разделившись, доставить документы и предупредить Шарль-Гира, — директор вздохнул, протер глаза и продолжил чуть раздражённее:

— Но, какого черта, вы остались с Жабой, почему сразу не вернулись?!

— Мы боялись, — тут же ответил Нейт, готовый к такому вопросу, — что в данной ситуации наш отказ может бросить тень на репутацию Орты.

— С чего бы ваш отказ должен был бросить какую-то там тень?! — все больше заводился Крипелин.

— Ну как? — несколько удивился Нейт. — Отказать в выполнении миссии в такой момент из-за каких-то тонкостей в процедуре… — Ривз растерянно посмотрел на напарников, но Кейси лишь улыбнулся и кивнул, что, видимо, означало поддержку, а Тэя стояла, погруженная в себя, с момента отъезда из Уста, она не обмолвилась с Нейтом и словом.

Крипелин встал с места, прошелся по кабинету, насколько позволяло пространство, всплеснул руками и досадливо произнес:

— Ничего не понимаю, какие еще тонкости?.. С чего вообще мы должны выполнять для кого-то задания, мы не меценаты…

— Но договор… — совсем растерявшись, промямлил Нейт.

Анджелус замер, сощурившись, посмотрел на Ривза и медленно, разом растеряв весь пыл, спросил: