Для ребят жизнь пошла прежней рутинной чередой заданий. Правда, теперь они, как и многие другие диссонеры, действовали на территории Кельвеи и Стратары, на Центральном континенте деятельность Орты приостановилась.
А оттуда тем временем шли тревожные новости. Римирия восстановила телевещание, но, по сути, молчала. Информацию наперебой предоставляли журналисты других стран. Ситуация в стране, главным образом, в столице была крайне нестабильна: забастовки и недовольства, перерастающие в бунты, которые все больше обретали стихийный характер.
К концу месяца в Рильте произошел военный переворот. Сенат был свергнут. У власти калейдоскопом сменялись партии. Ситуация на фронте становилась все хуже, Беруна вновь стала возвращать себе преимущество на поле боя и постепенно отвоевывать позиции.
Всем стало очевидно: если ситуация в стране в скором времени не стабилизируется, то ее суверенитет и целостность встанут под большой вопрос.
И вот, спустя месяц беспорядков, переворотов, смен руководителей и прочего, на главном канале телевещания вышла информация, что сегодня вечером представитель нового правительства выступит с официальным обращением к общественности.
В Орте студенты оккупировали помещения с телевизорами в напряженном ожидании новостей. Нейт, Кейси и Тэя как раз недавно вернулись с задания и ужинали в это время в столовой.
На телевизоре появилось изображение трибуны с флагом на фоне. По помещению пронеслись призывы к тишине, все напряженно уставились в экран.
Долгое время ничего не происходило, затем в кадре появилась знакомая фигура. Парадная форма, поверх которой неизменный плащ, правда, на этот раз белый, берет, синие очки.
— Жаба? — пронеслось по залу. — А он-то, что здесь?..
На нарушителей тишины тут же зашикали: генерал подошел к микрофону. Он тяжело оперся на стойку, мрачно взглянул на камеру и после длительной паузы заговорил:
— Приветствую вас, уважаемые граждане Римирии! Впрочем, я знаю, нас сейчас смотрит весь мир. Что ж… — Шарль-Гир пожевал губами, будто задумавшись над чем-то. — Скажу сразу, я крайне неуютно чувствую себя сейчас, военному человеку здесь не место. Череда страшных, подчас предательских ошибок привели меня к этой трибуне. Конечно, когда-то мы расплатимся за них, но время еще не пришло, сейчас мы должны приложить усилия, чтобы исправить их.
Несмотря на тяжелые времена, я чувствую, что наша страна как никогда близка к подъёму, потому что ни богатства, ни влияние, уж тем более, ни военная мощь делают нацию сильной. Нет! Единство. Вот ключ к неуязвимости от любых трудностей. И сейчас, я чувствую это, наша нация как никогда едина. Люди сплотились перед общей целью — отвоевать независимость и прийти к процветанию — времени, когда мы и наши дети будут жить спокойно и быть уверенными в завтрашнем дне! Поверьте мне, с таким настроем, с такой верой в правое дело мы достигнем желаемого! — генерал сделал паузу, чтобы перевести дыхание, затем продолжил менее воодушевленно и более жестко:
— Да, нашу страну ждут многие перемены, но одно остается неизменным — мы будем бороться за свою свободу. Мы не хотим войны и готовы решить все мирно, но, если понадобится — будем драться. Это я обращаюсь, главным образом, к правительству Беруны. Уважаемый канцлер Глерг, я жду вас за столом переговоров, если нет, тогда встретимся на поле боя! — Шарль-Гир грозно посмотрел в камеру.
— Всем тем, — продолжил он мягко, — кто не бросил нас в столь нелегкое время — спасибо! Народ Римирии ценит вашу помощь и умеет быть благодарным. Мы надеемся на дальнейшее сотрудничество, — он слегка склонил голову. — Что ж настало время перемен, я рад, что дожил до этого момента и приглашаю вас вступить в новую эпоху вместе. С вами был временный руководитель правительства Римирии, президент Айра Шарль-Гир!
На этом вещание оборвалось, и, хотя многие уже давно поняли, к чему все идет, по столовой прокатился ропот и гул. В этом шуме никто не услышал голос Нейта:
— Похоже, до отставки еще далеко, — пробурчал он себе под нос, ни к кому, впрочем, не обращаясь.