Когда Вил собирался припарковать свой магомобиль, прямо на выбранное им место лихо заехал другой водитель, оставив четвёртого сына Дубового клана ни с чем. Тот выругался себе под нос и поехал искать иное удобное место. Рике прекрасно было видно, как из дорогого магомобиля, сверкающего переливчатой краской. вышла стройная молодая женщина. Она куталась в соболью накидку вопреки погоде и здравому смыслу. Следом за ней резво выскочил крупный мужчина в дорогом континентальном костюме с галстуком-бабочкой и, удержав красавицу за руку, поцеловал в губы со страстной бесстыдностью. Женщина изящно вывернулась из медвежьих объятий и, заливаясь серебристым смехом, поспешила в театр. Изящество походки и особенная манера высоко держать голову выдавали в ней балерину.

— Вечером в антракте я у тебя, ангел мой, — громко пообещал ей вслед мужчина, оказавшийся молодым, с открытым простоватым лицом и претензией на элегантность. Претензия сия реализовалась в недавно вошедшей в моду манере прилизывать волосы, намазав их специальным бальзамом для гладкости, — обещание сюрприза остаётся в силе.

— Буду ждать с нетерпением, — откликнулась обладательница великолепной осанки и меховой накидки.

— Никакого понятия о приличиях! – возмутился Вил, и Рике подумалось, будто бы речь идёт о поцелуях посреди улицы, — столь нагло занять поставить свой магомобиль на место, выбранное древесно-рождённым лордом!

Чародейка прыснула, осознав, что именно задело коррехидора.

В театре их визиту никто не удивился: если Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя пришла, значит, им это нужно. Суета и неразбериха, перемежающаяся с возбуждённой руганью, уже нимало не задевали чародейку, ибо она знала: это – ни что иное, как самое обычное состояние людей искусства.

Пока они шли к кабинету костюмера (вёл их коррехидор, разум Рики оказался бессильным запомнить все эти хитросплетения коридоров и чёрных лестниц театрального закулисья), им на глаза попалось ещё один камидан, примостившийся в закутке тупичка заставленного декорациями коридора.

— Видите? – обрадовано спросил Вил, — я был уверен, что у госпожи Дару был не реквизит за занавеской.

Алтарь оказался довольно старым, но добротно сработанным. Хотя определить, кому он посвящался не представлялось возможным. В каменном стаканчике стояли сгоревшие ароматические палочки – сэнко, и это означало, что святилище не является забытым или заброшенным. Чародейка, понюхав пепел, определила, что возжигали ароматические палочки совсем недавно.

На их удачу из-за кучи декораций вынырнул администратор театра, господин Сайн.

— Ой-ой-ёй, — воскликнул он в фальшивой радости, — кого боги снова привели в нашу скромную обитель! Чем обязаны на сей раз?

Вилохэд поздоровался и, напустив на себя непроницаемость древесно-рождённого, процедил сквозь зубы что-то о долге перед Кленовой короной, расследовании и сборе дополнительной информации.

— Да, да, понимаю. А в здешние неудобья вы забрели по делу или просто с дороги сбились? У нас тут впору карты рисовать. Хотя, какая там карта! – воскликнул в сердцах администратор, — позавчера в крыле драмы здоровенный кусок потолка прямиком на лестницу рухнул. Перила обвалились, но сама лестница устояла. Хорошо, никто не пострадал. Так что у нас что ни день, то свой сюрприз.

— На занятное святилище мы тут случаем наткнулись, — словно бы невзначай заметил Вил, кивая через плечо на тупичок, — любите же вы своего Гезёками, коли к центральному камидану ещё и других местах алтари поставили.

— Гезёками у нас один камидан посвящён, — ответил Сайн, — тот большой, что в холле.

— А этот кому?

— Да никому, — махнул рукой администратор, — старьё. Выкинуть рука не подымается: авось, какое божество обидим. Вот так и стоит. Пускай себе дальше стоит, рису не просит.

— На алтаре свежие ароматические палочки, — со значением проговорила чародейка.

Если она и собиралась смутить шустрого администратора Королевской оперы, то ей это не удалось. Сайн на голубом глазу ответил с самым невинным видом:

— Конечно, жжём сэнко, вы видали, что у нас в театре делается? – широкий жест рукой словно бы предлагая охватить взглядом беспорядок, столь немилый его сердцу, — старьё, куда не плюнь, везде одно старьё. А от старых вещей запахи разные неносоприятные появляются. Вот и приходится сэнко сжигать время от времени. Театр сам тоже старый. Хоть мы и числимся громко в Королевских, но финансирования никакого давным-давно не видали. Латаем, чиним, приспосабливаем. Тут, — господин Сайн обвёл глазами потолок в разводах от потекшей кровли, — начать и закончить.

— Понятно, — сочувственно проговорил Вил, — я вас отличнейшим образом понимаю. У меня самого в коррехидории море проблем.

— Значит, у вас тоже?

— И не говорите, милейший господин Сайн, — перешёл внезапно на доверительный тон коррехидор, — один – в один. Крыша над левым крылом еле-еле держится, отопление на первых этажах барахлит. Вог, госпожа Таками не позволит мне соврать, — Рика, подыгрывая начальнику, серьёзно качнула головой, — оконные рамы в некоторых кабинетах рассохлись и плохо закрываются.

— Да, да, да, — всплеснул руками администратор, — про рамы мне даже ничего не говорите, умоляю вас! Оконные рамы – это самый больной вопрос. У нас у артистов в гримёрках вода зимой в кувшинах коркой льда покрывается.

— Ужасно, — посочувствовал Вил, — а старые вещи – та ещё головная боль. Сколько, вы говорите, у вас таких камиданов по театру разбросано?

— Я ничего такого не говорил, мой любезный граф, — покачал Сайн головой, — однако ж, замечу: лишними камиданы никогда не бывают. Коли просто так ароматические палочки по коридорам расставлять, растащат. У нас народ ушлый, глаз да глаз нужен. А так, у бога не возьмут, особенно, когда слух прошёл, будто бы камиданы эти бога успеха. Мне такое только на руку: сэнко никто не ворует. Вот я и молчу, что сам не знаю, кому, когда и зачем были алтари по всему театру расставлены. Есть, и ладно.

За разговором они незаметно пришли к кабинету костюмера. Госпожа Дару Ари встретила их с привычным для себя слегка испуганным выражением лица.

— А я всё сказала, — поспешила она заявить, не успели коррехидор и чародейка перешагнуть порог.

— Ой ли? – Вил уселся на единственный стул, — уверен, что имеется кое-что, что вы утаили от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.

Девушка закусила губу, и что-то обдумывала. Затем произнесла покаянным голосом:

— Я знала, что вам всё одно кто-нибудь расскажет, — рот отъехал влево, обнажая крупные ровные зубы, — никто не считает нужным держать язык за зубами. Вернее, наших хлебом не корми, дай пообсуждать ближнего своего за его спиной. Однако, раз вас уже просветили, я отпираться не стану. Да, мы с Финчи из одного городка. Есть на юго-востоке городок Аджма́я. Там я родилась и выросла. Там же родился и вырос Финчи. Да, мы знакомы с детства, ходили в одну школу и жили по соседству. И что из этого? Подозреваете, будто я из-за детской обиды подменила патроны в револьвере?

— Нет, что вы, — поспешил заверить девушку Вил. У неё в голосе явно начинали слышаться истерические нотки, — ничего похожего. Меня заинтересовал камидан у вас в кабинете.

— Ах, это? – Ари Дару успокоилась также внезапно, как и расстроилась, — реквизит от одного выпавшего из репертуара спектакля. Его тут оставили ещё до меня. А мне-то что? Не мешает. Пускай себе стоит.

— Но на алтаре кто-то возжигал благовония, — Вил с бесцеремонностью скучающего светского льва заглянул за занавеску.

— Да, возжигали, и этим кем-то была я, — просто ответила костюмерша, — у меня в кабинете просто дышать нечем от старья. Костюмы далеко не все постирать возможно, жгу сэнко, чтобы не задохнуться от запаха пота и пыли. Вынужденная, так сказать, мера.

— Понятно, — согласился коррехидор, — ведь театр старый, столько лет без ремонта…

— Именно, — обрадовалась пониманию собеседника девушка, — от старых вещей всегда запахи неприятные появляются. А палочки куда не попадя не поставишь, не ровен час, искры на эту груду тряпья попадут – и пиши пропало. Театр наполовину деревянный, загорится, подобно факелу. А в камидане удобно, там и каменная плитка сохранилась. Просто на столе или на подоконнике оставить, так ведь сопрут. Артисты – народ ушлый. Готовы гвозди из досок сцены поковыривать, не то, что горсть сэнко прихватить.