После возвращения в Москву, первым делом он встретился с Женей и рассказал ей обо всём. Та хмыкнула, заметив ехидна, что дети обычно рождаются через девять, а не двенадцать месяцев. Гриша по-детски заявил, что почувствовал себя отцом, взяв малыша на руки, на что Женя предложила ему удочерить её, если вдруг в нём проснулась такая жажда отцовства:

– У тебя сразу появится взрослая симпатичная дочь, все просто с ума сойдут от зависти! И обойдусь я гораздо дешевле, ну, если только на бутылку иногда попрошу, папуля…

Гриша рассмеялся, понимая, что Женя во многом права, но ведь в это время у неё самой развивался бурный роман с Олегом, сразу очаровавшим их друзей и родных. А тут ещё его тётя заявила, что «родить одной – тоже нужно иметь смелость!». Сама она, расставшись по глупости с мужем, родила от женатого человека, вот теперь и пожалела Соню, вспомнив свою непростую судьбу с малышкой на руках, умершей в раннем детстве. И все её кавалеры, крутившиеся ранее вокруг замужней женщины, после развода испарились. Тётя сгоряча заявила, что ничего страшного не случится, если он попробует привезти её с малышом к себе, а она им поможет. Но ведь это не игрушка – как это, «попробует»!? Мамина сестра была чудесным человеком, красивой женщиной и во многих отношениях действительно незаурядной личностью. И в работе, и дома всё кипело в её руках, она везде была лучшей, но из-за властного и непредсказуемого характера личная жизнь этой страстной натуры не сложилась. Мужчинам не нравилось её чрезмерная безапелляционность и решительность во всех вопросах: ни с кем не советуясь, ни к кому не прислушиваясь, она горячо заявляла, что будет именно так, и никак иначе. Тётя обладала открытым мужским характером и ранимой женской душой, но она не умела применять тонкие дипломатические шаги, в которых так преуспел прекрасный пол, а действовала нахрапом. И не раз бывало, что она действительно принимала правильное решение, только хорошие дела быстро забывались, а ошибки ставились ей в упрёк. Как она ни заботилась о мужчинах, они всегда сбегали из-под её мощного прессинга. Эта дама, любившая Гришу, была для него непререкаемым авторитетом, тем более, после гибели родителей. А тут ещё Соня прислала ему горькое письмо, в котором умоляла хоть на время приютить её, а Пасикис при каждой встрече укоризненно смотрел на парня, приговаривая: «Да уж, погубил ты девку. Не выживут они в Одессе». Гриша начинал оправдываться, а тот в ответ только махал рукой – мол, не хочу ни в чём разбираться и настаивать, пусть это будет на твоей совести. Всё было решено в один миг, не без помощи тётки и Пасикиса, а как только Соня с сыном приехали в Москву, выжить их из дому не представлялась возможным. Тётя забавлялась малышом, забота к нему компенсировала ей неустроенность в личной жизни, и она поневоле тоже давила на Гришу, а уж Виктор просто не слезал с него.

Вот так и было всё решено, без него его женили, и после свадьбы Гриша почти перестал видеться с Женей, хотя им очень не хватало друг друга. Жалость сыграла с ним плохую штуку, и назад ничего не вернёшь. Едва они зарегистрировались, Соня из жертвы превратилась в тирана. Она не позволяла ему поддерживать никаких отношений с его друзьями и близкими, скандалила, когда те приходили к ним в дом, и, в конце концов, даже с тётей Гриши вдребезги разругалась, заявив, что больше не пустит её на порог. Правда, слегка одумавшись, Соня беззастенчиво «уточнила», что ребёнка по-прежнему может, по доброте душевной, подкидывать к ней, и от помощи не отказывается: ведь это она не ей, а своему внуку помогает. Конечно же, из этого ничего не вышло, и тётя вскоре совершенно потеряла интерес к избалованному и двуличному, благодаря воспитанию Соней, мальчишке.

А тут вдруг она случайно встретилась со своим бывшим мужем, и, забыв глупые юношеские обиды, оба поняли, что последние 30 лет пропали даром… Вот как бывает: все эти годы они делали глупости, метались, а зачем – непонятно. И ведь ничего не стоило быть немножко терпимее и строить свои отношения раз и навсегда, по-настоящему оберегая чувства друг друга, да видно, понимание приходит не сразу, а иногда и слишком поздно. Сначала кажется, что всё поправимо, а потом бесшабашная юность как-то незаметно тает, и «твой поезд ушёл навсегда». Грише тётя, конечно, сочувствовала, но изменить что-либо было не в их силах. Плохо не слушать советы, однако идти на поводу ещё хуже… – выдохнул вслух Гриша. – Ведь отвечать, в конечном счёте, приходится за всё самому, и тут уже никто не поможет.

С такими невесёлыми размышлениями Гриша подошёл к своей квартире, открыл дверь и с удивлением увидел в гостиной свет. Им безотчетно овладело тревожное предчувствие, сердце напряженно заколотилось. В передней лежал газовый пистолет, который он хотел подарить Жене, да забыл его дома. Гриша пошарил в темноте рукой, провёл по всей поверхности полки в прихожей – ничего… Всё это вызвало у него некоторое оторопение. Немного поколебавшись, Гриша решил, что не побежит никуда из собственной квартиры, скинул ботинки и на цыпочках, осторожно оглядываясь, вошёл в гостиную. На полу, посреди комнаты, сидел какой-то наглый тип в дурацкой, надвинутой до самых ушей, шапки и с ожесточением рылся в оставленном утром Гришей ПОДАРКЕ ПЕРВОКЛАССНИКА, вываливая постепенно оттуда всё на ковёр. Какой странный вор! Видно, в отличии от Сони, ему его фотки понравились… Рядом с коробкой валялась мамина зеркальная шкатулочка в серебряной оправе, все украшения из неё были небрежно высыпаны и разбросаны по всему ковру. Ночной гость был так увлечён, что даже не среагировал на приход хозяина, тем более, в ушах у него торчали наушники. Гриша стал внимательно разглядывать его и наконец-то узнал – из-под дурацкой шапки выбился ярко-рыжий клок нечесаных волос, и немыслимо пёстрый галстук с блёстками сверкал на оранжевой рубашке в зелёный горошек. Все сомнения рассеялись, это был дружок Сони, фотограф из Одессы. Гриша настороженно прислушался и внимательно осмотрел всё видимое им пространство – вроде бы, он один.

– Не помешал, Лёвушка? Может, изволишь сообщить, что ты здесь делаешь и с какой стати роешься в моих вещах?

Наглый парень с вызовом поднял не него свои белесые глаза:

– Ша, дорогуша, я не тырю, не подумай, а всего лишь любуюсь твоими фотками. Шо, шибко жалко для почти родственника!? Ведь я фотограф, художник, для тех, кто понимает.

– Пожалуй, лучше сразу вызвать милицию, вот ты им и расскажешь про свои художества в моей квартире.

– Зачем нам такое счастье? Поостынь слегка! Ладно, я не буду делать морду чайником – думал, вы с Виктором сегодня улетели. Всё Сонька, вечно мозги накрутит невпопад, прошмандовка! Опять сделала всем смешно! А хата, жлоб, не только ваша, но и наша, или Соня и малой уже таки нам никто? Не надо грязи! Ты всё равно сандалии навострил на Запад, вот она и отмусолила мне перед отъездом в Крым ключики: шо я буду за зря выкладывать свои кровные червонцы на чужую хату, когда наша временно осиротела?

– Наша!? А в маминых драгоценностях зачем рылся, они тоже «наши»? Или ты ещё и ювелир? Вот что, пожалуй, я не поеду ни в какую Америку. Вы здесь в моей квартире на мои же деньги будете жить припеваючи, а я вкалывать на вас. Совсем обнаглели!

– Да ладно тебе, не делай скучное лицо! На кой ляд мне твоя Сонька сдалась, я за неё не раскидывал сети даже тогда, когда она… – и он запнулся.

– Забеременела, да? – продолжил за него Гриша. – Ах ты, гадёныш! Не нужна, так чего же ты к ней шляешься?

Тут Лёва заметил альбомчик в руках у Гриши. Лицо его озарилось нескрываемой радостью, и он, тыча в него грязными пальцами с длинным загнутым ногтем на мизинце, беззастенчиво заявил:

– С какого привоза натырил? Я его полюбил с первого взгляда! Шо, ты им уже таки попользовал? Не будь эгоистом, дуня, дай другим, и тогда хоть изрыдайся по мне, я тебе забуду навек.

Он резко подскочил и стал выдёргивать у пораженного хозяина бабушкин подарок, обрушиваясь на него всем своим грузным телом. Гриша вцепился в альбом мёртвой хваткой: он был меньшей весовой категории, но выше, и более спортивный. Молча, словно два барана, они тянули его каждый в свою сторону, неожиданно из альбома выпала цепочка с крестиком, точь-в-точь такая же, как у Жени. Тут оба непроизвольно выпустили альбом из рук, и он мягко упал на ворсистый ковёр, рядом с крестиком, и бойцы вновь дружно ринулись к подаркам. Более ловкий Гриша первым ухватил крестик с альбомом. Лёва тут же вспомнил об изящном дамском пистолете с перламутровой ручкой, который он прихватил в коридоре, но так и не успел как следует рассмотреть: тогда его внимание переключилось на раскрытый ПОДАРОК ПЕРВОКЛАССНИКА и лежавшую в нём шкатулочку. Он схватил его и направил на Гришу: