– Да нет, не надо. Видно, и впрямь настало время узнать тебе всё о своём происхождении, Гришенька. С твоей мамой мы почти что от рождения были соседями по лестничной клетке и потом учились в одной школе, только я любила биологию, а она математику. Твои родители, Машенька и Изя, дружили с детства, как вы с Женей, затем они вместе поступили в МГУ, на физмат, специализация – астрономия, и там познакомились с твоим будущим отцом, дружок, Григорием, они называли его Григом. Маша и Григ влюбились друг в друга с первого взгляда, и более, кажется, не расставались ни на минуту. Это была очень красивая пара, вроде бы и веселые компанейские ребята, но иногда казалось, что они видят только друг друга. Через год они поженились и уехали в свадебное путешествие в Крым. Московские студенты тогда очень любили бродяжничать с палаткой по полуострову. Я как раз в то время познакомилась с папой, и мы втроём, вместе с Изей, отправились туда же, заранее договорившись встретиться с Марусей и Григом в узком длинном ущелье у подножия Кара-Дага: оно не проглядывалось со стороны моря, и луч прожектора, которым пограничники освещали берег Коктебеля, туда не попадал.
Мы, собственно, ничего не знали о твоём будущем отце, Гриша, кроме того, что он приехал откуда-то издалека. Он сам не рассказывал о себе, а мы и не расспрашивали. Как-то удалось раздобыть 2 бутылки одного из лучших вин Крыма – «Чёрный полковник», и мы решили устроить праздничный ужин. Летняя жара уже спала, а вечера в Крыму прохладные, они как-то внезапно опускаются на берег. Только солнце уйдёт за горы, сразу становится темно и свежо, в сентябре даже зябко. Вечер выдался каким-то особенным, море приносило запах странствий, а Кара-Даг с его причудливым силуэтом казался призрачным замком таинственного колдуна. Мы сидели впятером вокруг костра, который разводили между камнями – дров в Крыму мало, а так камни нагревались, и тепло зря не расходовалось. Уютный огонёк то разгорался, освещая наши загорелые лица, то затухал в незатейливом камине, а мы пели под гитару, читали стихи, любовались низким звёздным небом, философствовали, мечтали. Все мы были молоды, влюблены и безмерно счастливы в этом благодатном краю. Как-то невольно вспомнились удивительные герои Грина, его воздушные женщины и благородные моряки, и мы подняли бокалы за него и за его волшебный мир, как в том стихотворение, прочти, пожалуйста, Жень, не помню, чьё оно.
– Павла Когана, он молодым погиб во время Великой отечественной. Ну, если хотите, прочту, да к нему нужно особое настроение… Уж очень оно… гриновское.
– Вот ты нам его и создашь, заменив им крымское неба и шум прибоя.
– Трудновато, но попробую, слушайте.
Лицо Жени сразу преобразилось: казалось, что и она сама сошла со страниц одного из романов Грина:
Снова месяц висит ятаганом,
На ветру догорает лист.
Утром рано из Зурбагана
Корабли отплывают в Лисс.
Кипарисами машет берег.
Шкипер, верящий всем богам,
Совершенно серьезно верит,
Что на свете есть Зурбаган.
И идут паруса на запад,
Через море и через стих,
Чтоб магнолий тяжёлый запах
Грустной песенкой донести.
В час, когда догорает рябина,
Кружит по ветру жёлтый лист,
Мы поднимем бокал за Грина
И тихонько выпьем за Лисс…
Жене действительно удалось унести слушателей в сказочные дали: перед их глазами предстали уютные южные городки, трепещущие на ветру паруса, загорелые сильные мужчины и нежные удивительные женщины с раскрытыми навстречу чуду глазами. Даже показалось вдруг, что они слышат раскатистый шум прибоя и ощущают ни с чем несравнимый запах моря. Все притихли и задумались, Олег обнял жену, вспоминая с нежностью и их совместные путешествия по Крыму.
– Вот, вот, именно это состояние мы и испытывали. Нужно сказать, что молодёжь в те года была просто околдована Грином – его тогда только начинали публиковать, ведь долгое время этот писатель-романтик был под запретом: какой-то дурак решил, что «сказки» нам не нужны, ведь «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Правда, непонятно, как сотворить то, о чём не имеешь представления! Андрюха, помнишь, ты обратил внимание на необычный в свете костра, золотисто-бронзовый цвет загара смуглого Грига и на его иссиня-чёрные волосы? – обратилась она к мужу, – И ещё добавил, что он похож на синеглазого высокого индийца. Григ засмеялся, показав свои белоснежные зубы, и впервые рассказал нам о том, что Андрей поневоле угадал. Оказалось, его мама, Ирина Анатольевна, была балериной Мариинского театра, и совсем юной девочкой уехала на длительные гастроли чуть ли не по всему миру. Она была сиротой, и её опекали в театре. Вскоре в России совершилась революция, а затем и гражданская война, добраться до дому становилось всё труднее. В это время они находились в Индии, в Старом Гоа, где Ирина тяжело заболела, подхватив какую-то местную лихорадку. Артисты театра не могли более там оставаться: наступал сезон дождей, да и деньги кончались, и они вынуждены были уехать, пристроив больную девушку в зажиточную индийскую семью. Это были очень интересные и добрые люди, кстати, боготворившие русскую культуру, особенно наш балет. Они с нежной заботой отнеслись к больной и вскоре откачали её. Грация и красота Ирины покорили сердце сына хозяина дома, синеглазого Нилама (кажется, в переводе с хинди его имя означает сапфир), и она вышла за него замуж. Как вы, наверное, догадались, Ирочка попала в необычную семью: твой дедушка, Гриша, соединил в себе кровь разных народов, я не смогу пересказать его родословную, тебе лучше изучить альбом и подписи под портретами, но кое-что мне запомнилось. Так, его предками были и индусы, и португальцы, и французы, и русские, и он смог освоить все эти языки. Собственно, свободное владение русским и помогло ему покорить сердце твоей бабушки, Гришенька. Семья с удовольствием приняла милую добрую девушку, кроме того, взять белокожую невестку в Индии и до сих пор престижно. Вы догадались, кто она, эта девица-красавица? Ваша Прекрасная Незнакомка, которая до сих пор, видимо, ухитрилась сохранить необыкновенную привлекательность. Так, Женя?
– Ещё какую! Так сколько же ей лет? Старушкой её уж никак не назовёшь!
– Не знаю точно, но, видимо, уже под восемьдесят, если не более. Вот что значит осанка! Ну, а ведь её лицо и руки были прикрыты, ты сама говорила. У них долго не было детей, и только в 1934 году родился твой отец, которого назвали Григорием. Кстати, одним из его предков был небезызвестный вам аббат Фариа.
– Неужели из «Графе Монте Кристо»? А разве Дюма его не выдумал? – удивлённо воскликнула Женя.
– Нет. Оказывается, его очень впечатлила судьба этого незаурядного человека, вот Дюма и описал его в своём романе, немного присочинив. В столицы штата Гоа, в Панаджи, стоит своеобразный памятник аббату. Гриша, дай-ка твой альбомчик, я видела там его фотографию, нам Григ о нём рассказывал.
Светлана Алексеевна быстро нашла там искомый снимок. Все с интересом рассматривали фотографию скульптуры человека с распростёртыми над склонённым телом женщины руками. Под ней аккуратно была выведена красивыми буквами надпись на индийском, португальском и английском языках: «Хосе Кустодио (Жозе Куштодиу), аббат Фариа» и что-то там ещё.
– Какой странный памятник! – заметила Женя. – Кем же он был на самом деле, этот знаменитый аббат, так впечатливший Дюма, и кто его родители?