— Поздоровайся, детка, помаши маме, — говорю ей, показывая на себе как поприветствовать человека. Она робко машет своей маленькой ручкой и сразу же прячется мне под руку.

— Мара, твоя дочь помахала тебе привет. Открой же глаза, любимая, посмотри какую красавицу ты мне подарила, — дрожащим голосом говорю я, сжимая ее руку.

Не могу держать себя в руках. Это вечная слабость не утихает со временем, не проходит. Она лишь усиливается, и теперь, порой, я вообще не могу контролировать свои эмоции. Даже сейчас, когда я держу руку Мары, а Камилла неловко кладет сверху свою, я не выдерживаю и выпускаю на свет вырывающуюся из глаза слезу. Ком будто поселился в горле и никак не хочет уходить, нервирую еще больше.

— Ками, скажи «мама», — ласково прошу дочку, но та молчит, уставившись на Мару, а потом резко хватает меня за руку и пытается спрыгнуть с кровати. Осторожно беру ее на руки и ставлю ножками на пол.

— Ну, ты чего, милая? — успокаиваю дочку, но она безудержно тянет меня за рубашку, переходя на плач. Конечно, она не чувствует ничего к лежащей здесь женщине. И это моя вина. Моя дочь не знает свою мать, не чувствует ее тепла и ласки, привязанности, лишь из-за меня. Я не смог ее уберечь. Я все испортил. На ватных ногах следую за убегающей дочкой, но как только я перешагиваю порог палаты, она отпускает мою руку и забегает обратно, не давая возможности ее схватить. Все происходит настолько быстро, что в своем состоянии я просто не успеваю сделать что-то логичное, а поэтому просто стою и смотрю. Закинув ногу на невысокую кровать, Ками самостоятельно залазит на кровать и ложится на Мару. Я стою в проеме и не могу шелохнуться. Картина передо мной кажется настолько нереальной, что я впадаю в оцепенение и никак не могу из него выйти. Камилла лежит и гладит Мару, а потом поднимает голову и совершенно четко произносит: «Мама». Она говорит его так, будто уже не раз говорила, но это не так. Мы думаем, что в полтора года дети ничего не понимают. Глупости. Дети все чувствуют и понимают. И сейчас моя дочь отчетливо дала понять, что знает свою маму и ждет ее так же сильно, как и я. В этот напряженный эмоциональный момент аппараты начинают резко пищать, а рука Мары — нервно дергаться.

— Доктор, — резко кричу, забегая в палату и хватая Камиллу. Врачи тут же залетают в палату и, сделав несколько манипуляций с аппаратами, везут ее в реанимацию.

— Господи, пожалуйста, пусть она справится.

Марго

Тьма, рассеиваемая лишь изредка мелькающими всполохами света, становится моим спасением из личного ада, созданного одним из самых близких людей в мире. Если бы не своего рода терапия с Арсом в воде, я бы сошла с ума. Страх — это такая субстанция, которая ни за что не пожалеет тебя, она нагло вцепится тебе в глотку и будет грызть, пока ты не свихнешься. Но благодаря Арсу я его поборола. А поэтому просто ждала, когда мучительные экзекуции в воде, наконец, закончатся. Но после их окончания я не очнулась. Я оказалась в беспросветной темноте. Наверное, это и есть смерть. Тогда почему так больно? Тело будет нашпиговано иголками, а голова залита свинцом. Из-за невозможности видеть, разум воображает странные и, порой, страшные вещи. Сначала меня окружают странные люди и, переговариваясь, наваливаются сверху, желая разорвать меня на кусочки. Я чувствую каждое их прикосновение, каждый удар. «Наверное, я попала в ад» — первая четко сформировавшаяся мысль в моей голове спустя долгое время. Следующая картинка — я сижу в клетке, которая плавно опускается в воду. Снова вода. Нет. Пожалуйста, только не вода. Но меня никто не слышит. Снова спазмы, заложенность, беспомощность, дикая нехватка кислорода. Не выдержав и минуты, я открываю рот, заглатывая воду в таком количестве, что кажется, еще немного, и я просто лопну, а не утону. Скажу одно — это не хуже, чем то, что я переживала по вине Егора. Здесь даже проще, потому что после одного единственного раза, когда я захлебнулась, я оказалась в другом месте. И все началось по кругу. Иногда я не умираю, именно в эти моменты вижу отблески красивого сияния, будто попадаю глубоко в дебри Вселенной, где нет ничего, кроме тебя. Ты расслаблена, тебе ничего не угрожает, ты ничем не обременена. Голова пуста, мыслей нет, а ты паришь в этом бесконечном пространстве покоя и умиротворенности. До тех пор, пока снова не оказываешься в клетке. Я не знаю, сколько проходит времени, но по ощущениям, лет десять. Сначала я пыталась считать дни, напрягая мозг и заставляя фокусироваться на определенных моментах, но сбилась со счета где-то после двухсот пятидесяти. Сейчас я уже абсолютно не понимаю где я, кто я и сколько мне еще осталось. Если это и есть моя заслуженная загробная жить, значит я была ужасным человеком. Мои и без того рассеянные мысли обрывает резкий толчок и ощущение падения. Смотрю вниз и вижу раскаленную бурлящую магму, в самый эпицентр которой я и лечу. Пытаюсь схватиться за внутренние стены вулкана, но лишь раздираю кожу на руках и ногах. Никогда еще мне не было так страшно. Да, кажется, я тонула уже миллион раз, но это было в обычной воде. Я не варилась в всепоглощающей бурлящей огненной магме. Сердце бешено колотится, слезы заливают лицо. Кажется, они стали неотъемлемым атрибутом моей загробной жизни. Поражаюсь, откуда они вообще берутся. Смотрю вниз и начинаю истерично кричать и молить о помощи, о прощении, о втором шансе, о чем угодно, только бы не оказаться сваренной вживую. Я больше так не могу! Я не хочу переживать это снова и снова! Кричу, царапая стены, по которым падаю, будто спускаюсь по льду. С одним лишь отличием — лед не оставляет таких ран. В некоторых местах кожа полностью сдирается, но я не перестаю пытаться за что-то ухватиться. Снова смотрю вниз и понимаю, что все зря. Опускаю руки и, закрыв глаза, произношу: «Я больше не могу»! Резкое ощущение тепла, обволакивающего все тело и заполняющего энергией, заставляет распахнуть глаза. В эту секунду меня кто-то резко хватает за руку и тянет вверх. Кожа покрывается мурашками, мысли обретают ясность, но рука, тянущая меня, закрыта белой дымкой, невозможно разглядеть.

— Ты ангел? — спрашиваю, в надежде на положительный ответ, но мне не отвечают. Это тянущее ощущение очень сильное, но тело бессознательно стремится вниз. Черные щупальца, обвивающие мои ноги, не дают выбраться к свету.

— Пожалуйста, — кричу я, изо всех сил держась за руку, — не отпускай меня. Только сейчас я замечаю, что спасающая меня рука очень маленькой. Будто рука ребенка.

— Мама, — слышу громкий оглушивший меня крик. — Мама, — теперь этот голос заполняет всю мою голову. У меня не было детей, я не знаю кто меня зовет, но внутреннее ощущение нужности этому маленькому беззащитному сознанию заставляет меня окончательно взять себя в руки и прийти в себя.

Я протягиваю вторую руку вверх, зная, что ее обязательно возьмут. И, без тени сомнения, притягиваю к себе ребенка, одновременно открывая глаза.

Марго

Белые импульсы, врезающиеся прямо в зрачок, заставляют зажмуриться и отвернуться. Крики, белые халаты, провода… Я в больнице. Определенно точно в больнице. Я жива. «Господи, спасибо за второй шанс, обещаю быть лучшей версией себя» — думаю я про себя, пока ангелы в белых халатах совершают чудо над моим телом. Конечности будто деревянные, я не могу поднять руку или голову, словно мое тело примагничено к кушетке. Открываю глаза и снова морщусь. Через силу пытаюсь разглядеть окружающих меня людей и спросить их о том, где я, но, открыв рот, ничего не могу сделать.

— Пожалуйста, успокойтесь, не пытайтесь сделать все и сразу. Вам нужен покой и время, чтобы прийти в себя. А потом, естественно, долгая реабилитация, но Вы живы, деточка, — ласковым голосом говорит мне пожилой доктор, — это чудо, что Вы выкарабкались. Поверьте, Вы будете очень удивлены, как все изменилось, пока Вы спали.

Хочу спросить его, сколько же я спала, но язык заплетается. Доктор, увидев мой порыв, догадался и тут же ответил.