— Ну и что? Придет и уйдет, что с того? — убирая ее волосы с лица, притягиваю обратно.

— Нет, ты тоже новости не смотришь? Сегодня карантин отменили.

Смотрю на нее не верящим взглядом и стараюсь осознать услышанное.

— Ты серьезно?

— Да, — сквозь слезы улыбается Мара и, садясь в позу лотоса, берет меня за руку, — это же замечательно, наконец-то можно просто выйти на улицу, чтобы прогуляться, встретить людей, улыбаться им…

— В моей жизни ничего не изменится, — честно и безэмоционально говорю я.

— Но почему? Ты не чувствовал, что это карантин тебя душит? Или, — она отстраняется неверящим взглядом, снова думая, что я нереален. Да что за хрень вообще! Мне надо срочно как-то решить этот момент с ней, заебался уже видеть ее сомнения. — Ты представляешь, скоро я смогу снова работать на своей работе.

— Где? — искренне интересуюсь, не понимаю, почему раньше не спрашивал ее об этом. И дебилу понятно, что курьерская работа была временной.

— Я — актриса.

Ебать. А моя малышка не такой уж и тихоней выросла.

— Это же круто! Ты наверное уже вернулась на работу… Будем видеться реже?

Ее взгляд снова изменился, будто я сказал какую-то херню.

— Они не взяли меня снова на работу, оправдывая это отсутствием мест. Арс, я не могу больше работать на той работе, на которой нахожусь сейчас. Она меня душит.

— Не работай.

— Чем тогда на жизнь зарабатывать? Это тебе просто говорить… У тебя талант и ты прекрасно зарабатываешь на том, чем любишь заниматься, — грустно улыбается девушка, заставляя сжиматься мое сердце. Моя сильная малышка, что же за жизнь ты проживаешь?

— Доверься мне, хорошо? Ты обещаешь, что постараешься довериться мне? — требуя я моментального ответа.

— Я не знаю…

— Ты веришь мне? — чеканя каждое слово сново повторяю я.

— Я правда постараюсь.

— Я помогу тебе с этим, не сомневайся даже, — притягиваю ее к себе, целуя в лоб.

— Сегодня у нас выступление. Нас все ждут.

— Пофиг, — продолжаю целовать, не имея ни малейшего желания отрываться от нее.

— Мы долго готовились, я хочу, чтобы мы сделали это.

— Я тоже безумно этого хочу, но только если ты действительно готова, — собираюсь я. Это важно в первую очередь для нее. Я хочу изменить ее жизнь. Хочу, чтобы она больше никогда не возвращалась к ненавистной работе. Хочу, чтобы ни в чем не нуждалась, чтобы могла позволить себе все, что только захочет. Все, чего ей хотелось, но она не могла себе позволить, ставя базовые потребности превыше всего. Вспоминая об этом, злость снова вспыхивает в душе.

— Я готова, — произносит Мара, отстраняясь и беря в ладони мои щеки, осторожно целуя. — А после я иду на вечеринку с подругой, поэтому в десять мне уже нужно будет уйти, чтобы успеть собраться. Может, ты хотел бы…

— Нет, — перебиваю я, и выходит резче, чем я ожидал. — Я не приду. Не хочу шумных сборищ. Я итак сделал исключение для нашего с тобой концерта, не проси меня еще и об этом, — чеканю и проклинаю себя за каждое гребаное слово.

— Не попрошу, — грустно произнесла девушка и, отвернувшись, отсела от меня. Черт, я понимаю, чего она добивается. Она хочет личной встречи, но я не могу этого сделать сейчас. Еще не время, для нее это будет совсем не приятной встречей, а мне нужен только положительный исход. Поэтому, прости меня, мой нежный цветок, но почувствовать снова твою шелковистую кожу и дуновение возле шеи, исходимое от твоего близкого дыхания, я смогу не сегодня. Но и думать о том, что на тебя будут смотреть озабоченные ублюдки, тоже не могу.

Марго

Вернувшись в зону, организованную для предстоящего выступления, я стараюсь откинуть все неприятные мысли, занятые сомнениями и вопросами, на которые сейчас мне никто не может ответить. Ради себя, ради нас, если «мы» вообще существуем, я хочу сделать этот вечер особенным. Мне хочется вспоминать его как нечто прекрасное, произошедшее в моей жизни. Я — актриса, никак не певица, но то, как Арс меня преобразил, заставляет меня поверить в обратное. Он вдохновил меня, дал в руки все возможности, даже написал для меня песню. Я просто не могу закрыть глаза на все его старания из-за очередной мысли — червоточины, раз за разом проедающей мой мозг.

Переодевшись, я встаю возле сцены, ожидая окончания подготовок к выступлению. Мой наряд похож на костюм леди, решившей посетить ночной клуб: короткое черное платье, огромный оверсайз — пиджак бежевого цвета, украшенный пайетками серебристого цвета и блестящие ботфорты на высоком толстом каблуке. Волосы уложены в голливудские волны, а на лице вечерний макияж с ярко-алыми губами.

Переминаясь с ноги на ногу, вспоминаю наши репетиции. Пытаюсь собраться, успокоиться и взять себя в руки. Я знаю текст лучше, чем дату своего рождения, так что все хорошо. Я справлюсь! Мы с Арсом пробовали отключать изменение моего голоса на репетициях, чтобы я лучше могла прочувствовать издаваемый мною звук для правильного понимания попаданий в нужные ноты. Мне настолько понравилось, что после нескольких репетиций мы единогласно решили, что петь я буду своим голосом. Арс категорически отказался выключать свой. Я не настаивала. Возможно, его раны еще слишком сильно его тревожат, а возможно, он просто не смог бы физически спеть эту песню своим голосом — не знаю…

— Ты прекрасна, — слышу голос приближающегося ко мне Арса. Он тоже приоделся: рубашка, расстегнутая на половину, огромные золотые цепи, позвякивающие и ударяющиеся о его стальной пресс, белые джинсы, разорванные в нескольких местах и такого же цвета кеды. Его образ полностью подходит под партию репа, которую он будет читать.

— Ты готова? — протягивает мне микрофон и подает руку, чтобы помочь подняться на сцену. Ноги трясутся, а на ладонях стремительно появляются капельки пота. Огромная территория — арена, посреди которой установлена сцена, украшена развивающимися на ветру разноцветными шифоновыми лоскутами, поверх сцены установлены гигантские шары, отзеркаливающие переливающийся свет по всему полу.

— Помнишь, я сказал тебе довериться мне? — шепчет на ухо Арс.

— Да, — произношу одними губами.

— Сегодня на нас будет смотреть вся Москва, Мара. Это твой шанс показать всем, что ты не мямля, которую можно пинать от ненадобности. Что получив удар по одной щеке, ты не подставишь другую, а ответным ударом пробьешь солнечное сплетение противнику. Ты — сильная! Ты доказала это мне, доказала себе, теперь докажи это им, — указывает в сторону тысячи собравшихся людей. — Когда ты закончишь, я хочу сказать тебе пару слов. И скажу я их только в том случае, если ты разорвешь эту сцену пополам, — последние словах он кричит мне в лицо, подталкивая к середине сцены.

А дальше все так в тумане. Волна адреналина прокатывается по телу, будоражит, заставляет вскипеть в венах кровь, дает бесконечную энергию, уверенность и ощущение эйфории, проходящее через меня к людям, аплодирующим и поддерживающим свистом наш выход.

Тысячи глаз, направленных прямо на меня, напоминают мне события трехлетней давности. Картину моего последнего выступлении перед наступлением карантина. Я никогда не признавалась себе, отнекиваясь и прикидываясь, что не обращала на сцене ни на кого внимания. Ложь. Я ощущала взгляд каждого смотревшего и упивалась их восторженными возгласами. Мне это нравилось, я видела в этом смысл жизни, после случившегося с Максом. И именно поэтому я и стала такой, какая есть сейчас — я потеряла эту поддержку, эти взгляды, эту энергию и любовь, которую мне дарили зрители. Но сейчас я снова в своей стихие. От волнения не осталось и следа. Есть лишь чистый экстаз и энергетическое упоение.

Свет гаснет, появляется луч софитов, очерчивающий круг возле меня. Заиграла мелодия. Дрожащими пальцами я подношу микрофон к губам. Вот он — мой триумф. Моя слава. Мой шанс. Я открываю рот и мир будто перестает существовать. Есть лишь единение, плавное существование. Катарсис! Я получаю истинное наслаждение, экстаз, творческий оргазм. Сцена — моя сущность. Вот почему я и не была счастлива раньше. Когда не хватает даже мельчайшей частички «тебя», ты неполноценен, слаб, уязвим. Сейчас же я чувствую себя сверхчеловеком, мечтательницей, богиней, и просто счастливой.