Белая шляпа вскинул голову — и резко выхватил револьвер.

*

Мысли понеслись в голове вихрем, но Билл привычно их отогнал.

— Давай!

Они налегли на колеса оба, каждый на свое, и пушка повернулась со скрипом. Драгоценное наведение на проклятый форт пропало, зато здесь все было хорошо понятно. Он налег на пушку и приподнял ее дуло, чтобы поднялось над краем долины.

Ах вы, крысы городские.

Притащились.

Сговорились.

Ничего, на вас всех хватит!

Выхватил у Ника факел, приложил к запальному отверстию — и случилось именно то, что нужно, что должно было, что он планировал ещё вчера! Заряд картечи с визгом осыпал появившихся над берегом всадников, неплохо различимых над сплошной пеленой дыма. Те бросились врассыпную под визг испуганных лошадей, раздались крики, которые ласкали его уши.

Так и должно быть!

Так и будет.

— Стреляйте в них! — проорал Билл направо, туда, где сидели основные его силы. Часть своих людей он мог различить среди камней и колючек, другие тоже тонули в дыму. — Не бойтесь, это городские! Сейчас я их так приглажу картечью, побегут впереди своего вопля!

Парни, кажется, воодушевились: стрельба участилась, кто-то махнул ему рукой, мол, все в порядке. Поднялись новые клубы дыма, затянули склон — будь проклят этот штиль!

Ник суетился с зарядом, проталкивая тот поглубже, лицо его пошло темными пороховыми пятнами, совсем как в боях в Мексике. Шляпа свалилась за спину, лоб блестел от пота.

С того берега раздались новые выстрелы, но теперь они были разрозненные и даже жалкие, никакой слаженности. Кто-то не испугался и залёг, кто-то ускакал за перелом склона.

Повыше. Он ещё приподнимет ствол, и засыпет их картечью сверху! Два-три выстрела, и они побегут. Да и сколько там нашлось дураков? Десяток? Нет, всадников было больше — похоже, они рассыпались по склону раньше, чем он понял, сколько их…

Билл приник к пушке, поднимая дуло ещё немного. Мимо свистнула пуля, пройдя где-то левее.

Когда он разогнулся, Ник оседал на колесо, мотая головой и дёргая беспорядочно руками. На его лицо будто посадили и расплескали красную кляксу.

— Ник!

Он схватил его за грудки и потряс одновременно чуя, что делает хрень.

— Сволочь, ты куда! Вставай и дерись! Черти тебя забери, ублюдок, что же ты так не вовремя…

Ник тяжело оседал. Билл не мог его удержать и разжал руки. Привычно сунул руку в карман. Выругал себя за привычку, но уже нащупал свою счастливую монету…

Справа раздались испуганные вопли. Кто-то из его людей отчаянно вопил, стремительно удаляясь. Впереди, над высоким переломом склона, замелькали несколько шляп, и кто-то орал, размахивая руками, рассыпая эти шляпы вдоль края долины в готовности атаковать с флангов. Ах ты, ублюдок, удержал ведь этот сброд!..

«Бежать», — сказал вдруг тот, другой голос Билла, на который он привык полагаться. — «Немедленно».

Что это?

Он даже не сразу понял.

Желание бежать, мчаться прочь, вскочить на лошадь и гнать ее изо всех сил вдруг заклубилось в нем и начало растекаться, будто отрава, разъедая и вытесняя боевую злость. Отсюда, скорее, быстрее, сейчас будет поздно…

Заколотилось сердце, будто в первом бою. Тело затряслось в отчаянном желании выжить, а для того бежать и бежать прочь отсюда.

Да что с ним за дьявольщина творится???

— Это ещё что за мать твою? — рявкнул он сам себе, чтобы распалиться.

Он ещё никогда не бегал! Ни от кого! И не будет! Сейчас он выстрелит и разберётся, что там орут эти придурки…

«Они сильнее», — раздалось внутри. — «Тебя. Нас. Беги! Да беги же!!!»

Страх небытия врывался внутрь и пытался затопить его, будто вода, и вдруг, перебивая его, нахлынуло неизъяснимое отвращение. К этому страху. К голосу, который он считал своим, а это чужой, трусливый голос! К телу, которое потеет и боится, когда нельзя.

Я. Никогда. Ни от кого. Не бегал! И не побегу!

— Я им ещё покажу… — пробормотал он, выпуская монету и сжимая кулаки.

И вот, помогло, страх будто попятился, тело слушается его вновь. Настоящий Билл вернулся к себе.

Наверное, прошло всего несколько секунд. Справа ещё кто-то орал, и вдруг захлебнулся криком и затих. А в дыму что-то задвигалось, и проступил высокий силуэт, идущий прямо на него. С длинной штукой в левой руке.

«Поздно», — сказал все тот же голос.

На хер пошел, ответил ему Билл и выхватил револьвер.

На него из дыма пер тот самый рыжий, что стоял у форта с Шарпсом. Только теперь он был с саблей, прямой и длинной — в человеческую руку. И шел прямо к Биллу, не пригибаясь и быстро, будто летел. Он был здоровенный, футов семи роста — и как только подобрался так близко? А его лицо вблизи сделалась как пыльная каменная маска, только глаза жутко и невероятно светились на ней.

Теперь удрать захотелось и самому Биллу.

«Нет, не побегу!»

Сделав шаг назад, Билл с наслаждением выстрелил в этого безумца, который пришел с саблей на перестрелку.

Раздался металлический звон.

Рыжий шел. Он даже не вздрогнул, только правая рука поднялась перед грудью, полусжатая в кулак, будто он раздвигал собой воду или там снег в горах.

Банг, банг — Билл давил на спуск, револьвер выплюнул ещё две пули, опускаясь, и рука рыжего чуть опускалась следом, будто он той рукой пули ловил. А рыжий был уже рядом, как будто его нес ветер, и глаза его держали Билла, словно крючья.

И сабля взмыла вверх. Свистнула воздухом.

Четвертый раз Билл выстрелил, взяв ещё ниже, и пуля порвала плащ рыжего, расплескав красное по кожаной штанине на бедре, как и должна была. Но рыжий не остановился. Длинная рука выметнулась вперёд, воздух засвистел, и на шее Билла вдруг вспыхнул огонь тонкой полосой.

Он ещё нажал спуск, но руку уже повело вбок бессильно.

Хотел выругаться — не получилось.

И последний раз выстрелить — тоже не получилось.

Он падал куда-то вбок, вдоль этой прямой сабли, очень долго, и ударился о землю ещё три раза, прежде чем остановился. Хотел вдохнуть, но только приоткрыл рот.

Я не побегу.

*

Словами думать в бою слишком медленно. Лишь чувства мгновенны, бессловесны и надёжны. В левую руку Маглор взял револьвер, почувствовал его непривычную тяжесть в руке, услышал, как спят в нем шесть стрел-пуль. В правую привычно легла рукоять меча, он заново вспомнил, каково родниться с клинком. И все это было не о нем.

И не о Свете недостижимом.

Только о шестерых других, пятерых позади за стенами, и еще одного, которого он снова не отговорил.

Его самого почти не было.

Они все были там, внутри — Амрас с дырой в бедре, Амрод с развороченной пулями рукой, Куруфин на земляном полу, белый как мрамор, Келегорм с перекошенным от злости и боли лицом, Карантир, перетянувший ногу, чтобы унять свою кровь… Старший, целый среди них. Живые. И пусть будут.

А ему места нет.

Был мир, наполненный звуками. Шорохом камней и пыли под ногами, криками людей впереди, по сторонам, и далеко позади. Выстрелами по обе стороны долины и из укрепления позади, беспорядочными, поспешными, бесцельным. Свистом и визгом проносящихся пуль. Это все новая мелодия боя, иная, чем прежде, и она нетерпеливо звучит вокруг, ждёт, когда вступит новый инструмент.

Выстрел правее, потом левее, а между ними тишина, хотелось бы не кланяться больше, но поймать дружескую пулю в спину тоже будет неправильно. Потому можно пробежать, склонившись, остаток пути вверх по склону среди новых клубов дыма и разрывов, пряча привычно не себя, но свое тело, кутаясь в дым, в тень от него, в солнце над окоемом, бьющее в глаза, и так оказаться между двух стрелков.

Вот они улеглись между камней, правый ещё пристроил ружье в колючку, он волнуется, пот течет по лицу, глаза мечутся от горожан к старому дому за дымом.

В левого просто выстрелить.