— Гляди.
Боевая рукавица Маглора указала на одну из стрелометных машин, ползущих по дороге. Фигуры рядом с нею были рослыми, возвышаясь над орочьим войском.
Стреломет сопровождали люди в кожаных одеждах. Высокие и темноволосые, они казались родичами тем, кто сейчас там, внизу за стеной, ждали нападения бок о бок с эльфами.
— Не только к нам, значит, пришли союзники с востока, — кивнул Маэдрос.
— Я жил со смертными рядом полторы сотни лет, а теперь убиваю тех, кто выглядит их родичами. Навевает дурные воспоминания.
— Тем, кому доводилось убивать собственных сородичей, не привыкать, — усмехнулся Маэдрос криво.
— А ты уже привык? Так быстро? — Маглор отразил и вернул ему усмешку, словно удар. Маэдрос только отмахнулся.
— Шел бы ты спать. До темноты время есть.
— Если прикажешь постелить здесь.
— Под орочьи песни спится плохо, — ветер с севера, из-за спины, донес холод и обрывок плясовой. Кто-то из людей играл на дудочке, разгоняя напряжение несложной мелодией в несколько нот. Дудочка была высокая и резкая, Маглор невольно поморщился. — Да и под людские не слишком уснёшь.
Маэдрос посмотрел на юг — за горизонт, туда, куда отступил Карантир после падения своей крепости. Он должен был уже соединиться с Младшими.
Должен.
Они живы — хоть в этом Маэдрос мог быть уверен. Пусть никто сейчас не дотянется мыслями так далеко через затененные земли, но на сердце у него все ещё тепло, когда он думает о них, словно соприкасается с ними, далеко и едва ощутимо.
Низкие облака, похожие на клочья дыма, закрывали бледное зимнее солнце, но оно упрямо прорывалось в дыры, делая светлые высокие стены Химринга бледно-розовыми. И этот же свет выхватывал дороги и тропы, по которым шли и шли вереницы орков. Они были везде, и на соседних холмах тоже, разведывая и заполняя собой чуть припорошенное снегом пространство.
Он перевел взгляд назад. Нижний ярус Химринга был заполнен спокойствием ожидания. Ждали эльфы-стражи на стене, опираясь на копья. Ждали лучники на площади и улицах, готовые подняться на крыши домов и стену. Ждали люди, переминаясь от холода и греясь горячим питьем. Небо нависало над ними всеми, огромное, низкое, с дырами в рваных облаках и в них — бледная, холодная синева.
…А здесь даже синева неба была иная — глубокая и теплая, несмотря на невысокое осеннее солнце. Солнце опускалось, и тень от стен заполнила собой маленькую постройку, которую какой-то смертный раньше называл своим домом. В прежней жизни Маэдроса такое укрытие от ветра постеснялся бы назвать домом даже диковатый лесной эльф из Семиречья. Нет, лесной эльф сложил бы зимний дом из прочных бревен, а над ним на старом дереве устроил бы летний терем просторнее этого!
Даже последние их, разбитых беглецов, приюты в лесах были надёжнее и прочнее…
Он вновь поглядел в маленькое окно. Всадники рассыпались на дальнем склоне, а то устройство, что везла за собой лошадь, и повозка следом за ней, неспешно спускались вниз, и пыль взвивалась от колес и копыт.
Разглядев эту железную, в пятнах ржавчины, трубу на колесах, Ханна побледнела, Нэн выругалась и попросила Создателя их защитить, и только Донне удалось сохранить спокойствие.
— Он уже привел нас сюда, — сказала она, коротко обняв Ханну. — Он и здесь нас не оставит. Смотри, они сами боятся нас так сильно, что притащили пушку против нас, будто против отряда мексиканцев! А ещё мужчины!
Новые всадники выезжали ещё из-за перелома склона, и только один, грузный, широкоплечий, на такой же крепкой и ширококостной лошади, все стоял на месте, оглядывая долину из-под ладони.
— Вот кого мы упустили ночью, — сказал Амрод с досадой.
Невидимая линия, которую Маэдрос провел для себя и своего оружия, пролегала дальше середины долины. Если он правильно определил здешние расстояния, его карабин мог стрелять и дальше, вот только попасть с непривычки было сложно. И потому он положил себе ту дальность, на которой попадал в третий из несчастных колючих столбов.
Кактусы, напомнил он себе здешнее слово. Такое угловатое, перекатывающееся на языке.
Маглор положил руку ему на плечо.
— Подпустим.
— Он вряд ли подойдёт близко.
— Но вряд ли он знает, что у нас есть Шарпс, — поправила Донна. — Вдруг получится его достать.
— Насколько бьёт эта их… Вещь? — Куруфин прищурился. — Если ещё не проржавела насквозь. Я приказал бы перелить это на сковороды и котлы.
Карантир, сидевший у стены, вытянул ноги и толкнул его. Посреди четырех дощатых стен вдруг стало особенно тесно от набившейся в них дюжины говорящих.
— Не знаю, — Донна вздохнула. — Господь уберёг видеть это в деле. Может, видела — боялась бы меньше.
Пришло молчание, а с ним донеслись далёкие выкрики и ржание лошадей. Вражеское войско пыталось заполнить собой хотя бы часть долины, и не очень успешно. Маэдрос насчитал пока тридцать четыре человека. Обычные люди в пыльных кожаных и суконных куртках, все до единого в шляпах, словно здесь совсем было не принято ходить с непокрытой головрй. Без суеты и без особого интереса они выискивали себе безопасные места на склоне. Безопасность казалась условной, но, судя по их спокойствию, туда выстрелы точно не доставали.
Лошадь и чугунная труба на колесах спустились на дно долины. Повозка ещё медлила. Тронулся с места и начал спускаться крупный всадник сверху.
Братья ждали.
Амрод неприкрыто жалел сейчас, что отверг ружья, и не отводил глаз от карабина в руках Маэдроса. Маглор поглаживал пальцами приклад своего ружья, словно вслушиваясь, что оно рассказывает ему о своих создателях. Амрас вертел в руках добытый револьвер, и Карантир беззвучно, жестами и, несомненно, мыслями, объяснял, как с ним обращаться.
Донна обнимала свое ружье ласково и губы ее беззвучно шевелились.
Чернокосые девушки выглядывали в окно поочередно, насколько позволяло место. Они старались быть невозмутимыми и спокойными, но живое любопытство брало верх над выучкой.
Ханне было неприкрыто страшно, и руки ее беспрестанно вздрагивали и сжимали оружие.
Убежище их показалось игрушечной крепостью, построенной детьми. Вот сейчас снаружи крикнут — сколько можно прятаться, пора начинать! Выходите!
— Скучно? — усмехнулся Келегорм, его зубы блеснули в тени.
— Уже нет, — отозвалась немедленно Нэн. — Рядом с такими красавцами разве заскучаешь! — Вытащила флягу и поболтала ею.
Келегорм только рассмеялся, откинув голову на стену.
А Куруфин вдруг протянул руку к фляге Нэн.
— Решился, да? — хмыкнула та, а Донна сжала губы.
Но Куруфин не отпил, а лишь принюхался.
— Слишком много горьких масел. Что в основе?
— Кукурузное сусло, конечно же. И напрасно кривишься, мое виски сам мэр пьет и не жалуется. Можно подумать, ты лучше сваришь!
— Я сварю лучше, — уверенно кивнул Куруфин, и Келегорм захохотал опять. — Мне нужен лишь рецепт и твой прибор перегонки.
— Я тебе за полцены продам, когда вернёмся! — захихикала Нэн и приложилась было к фляге, но после грозного взгляда Донны поспешно ее убрала. — Но с условием. Сделай так, чтобы я похвалила!
— Здесь платят, чтобы забыться? — подал голос Карантир.
— Не забыться, а душу согреть, — отрезала Нэн. — Ну и живот, конечно, тоже.
— Сама-то не забывайся, — сухо бросила Донна.
— А тебе, глядишь, легче было бы! — и старшие женщины отвернулись друг от друга, словно давно устали об этом спорить.
Там, в долине, всадник на хорошей гнедой лошади выехал вперёд остальных, что-то прокричал и выстрелил из ружья. Взвилось над ним облачко дыма. Раздался стук — пуля на излёте клюнула в стену.
Маэдрос узнал этого всадника — тот, что приходил прошлым утром с угрозами. Он уже пересёк невидимую линию, но раскрывать только ради одного разбойника секреты было слишком рано. Большой всадник подъехал к трубе на колесах, что-то приказал — и погонщик снова направил лошадь вперёд. Ещё два человека держались рядом.