— А где находились мастера? — спросил Артур.

— Там же, при мастерских. Жили они на всем готовом, то есть на полном обеспечении, и кроме того им платили жалование от 8 до 40 рублей в год, что по тем временам было очень неплохо — Ломоносов, учась в Академии, существовал на три копейки в день. Позднее оружейные мастерские превратились в художественные, где создавались предметы по царским и патриаршим заказам. Но во время войн, конечно, все мощности переводились на изготовление оружия: как огнестрельного, так и холодного.

— Я же и говорю: пропаганда. — скривился Киан. — Нам в школе говорили, что у русских до XVII века не было своего оружия, что они его покупали в Западной Европе. И только потом стали делать, по западным образцам.

— Тю, и что то за страна такая была, что караванами в Московию оружие возила? — засмеялся Трувор.

— Швеция, наверное, с которой Петр I воевал. Или Турция. Чтобы нам легче было их разбить, — подхватил Иван.

— А вам в вашей школе не говорили, за какую валюту русские князья покупали своим войскам оружие? Или его к нам поставляли бесплатно, от душевных щедрот? — ехидно поинтересовалась Анюта.

— Конечно. В Россию много чего везли из любви к нашим князьям: золото, серебро, медь, драгоценные камни, шелка и парчу, — объяснила Марта, вторая из близняшек.

— И особенно железа! — сделал Иван лицо поумильнее.

— Ну, это ты уже загнул! — железа у нас и своего было навалом. Целые города этим промышляли. Из болотной руды добывали, — изобразил укоризну Трувор.

Олюшка сделала большие глаза.

— Тс-с, — прошипела она, прижав указательный палец к губам. — Болтун находка для шпиона. Не выдавай страшной государственной тайны: пусть лучше думают, что и впрямь нашу страну некому защитить, кроме Генерала Мороза.

— Шутка, — улыбнулась Белла, стараясь сгладить впечатление. — Но оружие у нас все-таки было свое собственное.

За болтовней они не заметили, как подошла их очередь в кассу, обменяли свои электронные билеты на бумажные и через Боровицкие ворота прошли в Кремль. Здание Оружейной палаты находилось буквально рядом со входом, и они успели вовремя, чтобы встретиться с заказанным экскурсоводом и не нарушить режима музея.

Для удобства гостей из Канады гид проговаривал свои пояснения к экспонатам на английском языке, и Беллины юные русскоязычные подопечные имели шанс в очередной раз продвинуться в лингвистических познаниях. Впрочем, как разумные люди, они еще с вечера напитались информацией о будущей экскурсии из Интернет-источников, и сейчас с переменным успехом пытались уловить из рассказов гида знакомые им слова и выражения.

Получалось это у них по-разному. Анюта с Мартой понимали все полностью, Олюшка с Иваном так-сяк, а Трувор, как изучавший в школе испанский, опирался больше на свою сообразительность. Тем более что в речи гида проскальзывали международные термины и русские названия предметов, лежавших на витринах.

Слишком долго задерживаться возле экспонатов гид не позволял, и им повезло, что их компания была небольшой, поэтому никто никому не мешал. А в общем и целом это было даже хорошо, что рассказы гида были короткими, и осмотр витрин был мимолетным — проход через все залы и без долгого стояния возле витрин занял почти два часа времени.

Вышла их группа из здания в полувменяемом состоянии — мало золота не показалось никому. У Артура был пришибленный вид — наверное, такой же был у Али-Бабы, попавшего в пещеру сорока разбойников в одноименной сказке.

— Странно, что все это не растащили за кучу войн и переворотов, — высказался он, наконец.

— А кто будет растаскивать? — пожала плечами Белла. — Это же Кремль, правительственная резиденция. Во время нашествия Наполеона, накануне вступления французов в Москву все ценности из старого здания Оружейной Палаты были вывезены, и экспозиция была вновь открыта уже после войны, в Санкт-Петербурге, тогдашней столице. В 1849 году было решено вернуть казнохранилище в Москву вместе с мастерскими, и как оказалось, это было мудрым решением.

— А как же революция? — спросил Мигель.

— Все события по смене власти происходили в Петербурге, и Гражданская война также сюда не дошла. Чему вы удивляетесь? В Ленинграде целый Зимний Дворец с Эрмитажем сохранились нетронутыми, и даже Временное Правительство ограничилось прихватизацией казны, а на распродажу императорских коллекций не решилось.

— Вы хотите сказать, что коммунисты ничего отсюда не продавали, и все, что когда-то изготовлялось в царских мастерских, до сих пор находится здесь? — спросила Дейзи.

— Что значит все? Кремлевские мастерские функционировали аж с XV века, и все, что было в них сделано, не поместилось бы ни в какое здание. Предметы, здесь изготовляемые, шли на подарки иностранным послам, на жалование особо отличившимся служащим или придворным, на украшения интерьеров дворцов. Мебель, посуда, и просто обычное по тем временам оружие — все, на что был заказ, и что было необходимо для функционирования правящей верхушки Российской империи.

— Гм… — проговорил Киан скептически. — Вы говорите неправду: большая часть того, что здесь выставлено — иностранного производства.

Белла на некоторое время онемела от такого нахальства: мальчишка пропустил почти все, что она только что пыталась объяснить!

— Но так и должно быть! — пришла ей на помощь Олюшка. — Свое использовалось, а дареное — выставлялось напоказ, чтобы не обидеть дарителя. Ну и когда свое изнашивалось или надоедало, то оно переделывалось или частично шло для изготовления новых вещей. Вы же, наверное, обратили внимание на трон, подаренный иранским шахом Аббасом. Разве можно было его не сохранить?

— Мы сейчас пройдем в Алмазный Фонд, — подхватила Белла, снова беря инициативу в свои руки, — который считается страховым, то есть сокровищницей, и принадлежит Гохрану России. Он небольшой — всего две комнаты, и думаю, что разницу вы поймете.

— Вы хотите сказать, что сейчас мы увидим нечто, по сравнению с которым два этажа золотых изделий будут казаться незначительными? — задумчиво произнес индеец.

— Ну что вы, уважаемый, ничего такого я бы не сказала. — Просто мы сейчас были в музее, а теперь заглянем в спецхран.

Вся группа как есть приготовились увидеть нечто особенное, и действительность их не обманула. Экскурсия начиналась с самого легкого: с витрины, где были представлены необработанные килограммовые кристаллы некоторых минералов и драгоценных камней, с образцами того, во что можно было бы эти минералы превратить для того, чтобы с выгодой продать. Но Дика эта витрина не впечатлила, потому что стоимости выставленных там экспонатов он не знал.

Зато следующая подборка заставила его задуматься. И не тем, что там сияла и блестела выложенная из мелких бриллиантов карта России. А множеством мешочков с отсортированными по размерам неограненными алмазами.

— The total amount is 5 kilograms, — небрежно бросил экскурсовод.

Но Дику показалось, что там было гораздо, гораздо больше.

А рядом была следующая витрина, с алмазами еще более крупными. Мешочков там лежало всего пять, зато имелись уникальные камни, от 20 карат и аж до 340 с лишним, каждый со своим названием. Некоторые кристаллы были идеальны: правильной формы и безупречной прозрачности.

Вполне закономерно, что третий отдел алмазной роскоши являл собой алмазы уже обработанные, то есть бриллианты. Они были поменьше размером, зато почти нестерпимо сияли, испуская снопики разноцветных лучей.

И все было частью российской казны… Запасом на черный день…

Изделия из бриллиантов на фоне этих сокровищ индейца уже не потрясли — хотя они и были великолепны. Вроде царских регалий: большой императорской короны, державы и скипетра, в который был вделан особо крупный бриллиант, носивший собственное имя Орлов в честь любовника царицы Екатерины. Хотя новеллы о других так называемых исторических камнях были интересны.

Например, рассказ об алмазе Шах, имевшем невероятную ценность, потому что некогда тот висел над троном Великих Моголов, а потом как ценный трофей был захвачен владыкой Персии. И что попал этот алмаз в Россию как выкуп за разгром российского посольства в Тегеране, организованный Англией, желавшей поссорить эти две державы.