Еще в конце 1841 года нами – формально он числился за СОЗ - был взят патент на сквозной барабан для револьвера под использование унитарного патрона в латунной гильзе. Совершенно очевидное решение для человека, знающего будущее, для местных оказалось настоящей революцией в оружейном деле. Использование нормальных патронов, пусть даже с цельносвинцовой пулей и дымным порохом, позволяло увеличить скорострельность в несколько раз, и во столько же повысить надежность системы. Ну а огромный заказ от Военного министерства – суммарно около двухсот тысяч штук – которое мгновенно загорелось идеей заменить устаревшие уже «Бульдоги» на актуальную модель, позволил опустить цену за одну единицу барабанника – он уже по традиции животных названий на букву «б» получил имя «Буйвол» - до вполне разумных 17-19 рублей. Шутка ли: офицеры и подофицеры, саперы, артиллеристы, вся кавалерия, флот – суммарно только для собственной армии нужно было произвести около двухсот тысяч единиц. Любой конкурент, вынужденный к тому же платить отчисления за использование лицензии – и да, лицензию было решено продавать, довольствуясь сбором роялти, все же нельзя объять необъятное – на фоне такого объемного производства выглядел весьма и весьма блекло.

Для примера тут можно взять американский «Ремингтон», который начал производство аналогичных моделей в 1846 году – к этому времени капсюльные барабанники уже окончательно морально устарели и не котировались на рынке – и предлагал свои машинки на американском рынке по 23-27 рублей. В пересчете, понятное дело. Ну а чтобы добавить собственному производителю конкурентоспособности, американское правительство установило лютые пошлины на ввоз иностранного оружия. Чуть ли не 100% от стоимости – такой вот свободный рынок в эпоху национального протекционизма.

Сам новый барабанник имел калибр 10мм, - в Америке получил известность как «Сороковой русский» - шесть патронов в барабане и массу чуть больше килограмма. По виду пистолет напоминал классический Смит-Вессон, разве что в нашем варианте имелась опция самовзвода, которая делала оружие на пару рублей дороже. Ну и традиционно уже мы не стали играться с переломной рамой – хотя и у такой конструкции тоже были поклонники – а сделали барабан откидывающимся в сторону.

Забегая чуть наперед, можно сказать, что барабанник получился на редкость удачным и производился в нескольких модификациях больше двадцати лет до самого перехода на бездымный порох. Всего было произведено около миллиона «Буйволов» только в России – мы их поставляли всем европейским и азиатским союзникам – а еще несколько сот тысяч было произведено по лицензии в Америке и Мексике.

Впрочем, не только короткостволом единым. К середине 1842 года обрела себя в металле - пока еще в далеком от окончательного виде - новая винтовка под латунный патрон и с продольно-скользящим затвором, выполненная все в том же калибре 10мм, принятом в качестве универсального в русской армии.

Однозарядная винтовка Голтякова, - получившая опять же по сложившейся традиции имя конструктора, который над ней работал – была на мой дилетантский взгляд на одном технологическом и моральном уровне со стоявшей в моей истории на вооружении берданкой. Второй в смысле, не первой. Оружие обладало очевидными преимуществами по сравнению с питающейся бумажным патронами винтовкой Маркова и демонстрировала на испытаниях прекрасную надежность. По моим прикидкам на ближайшие лет двадцать этого оружия русской армии должно было хватить, а там можно будет уже подумать о магазинной винтовке под бездымный порох типа Мосина или Маузера. Впрочем, сначала нужно было довести конструкцию до серийного выпуска, вылечив целую кучу детских болезней.

Что касается артиллерии, то тут все было гораздо сложнее. Если по стрелковке у нас был громадный задел еще с конца 1820-х годов, то новые пушки приходилось разрабатывать фактически с нуля.

Пока единственным успехом в артиллерии было создание в металле полноценного шрапнельного снаряда, того который с переменной запальной трубкой и возможностью выбрать время подрыва.

Вообще-то Шрапнел придумал свой снаряд еще во времена наполеоновских войн, но тогда это был фактически обычный чугунный шар с запалом, время горения которого нельзя было корректировать. При этом точно подобрать момент детонации оказывалось практически невозможно, а во время взрыва осколки разлетались в разные стороны, дополнительно снижая поражающий эффект. В общем штука была конечно более убойная чем обычная чугунная болванка, но и стоила неизмеримо дороже. При этом еще и имела отвратительную привычку взрываться раньше положенного, порой нанося вред своим же войскам и даже артиллеристам.

Так вот новый снаряд превосходил своего предшественника буквально по всему. При подрыве снаряда над открыто стоящими войсками образовывалась такая себе воронка из готовых поражающих элементов, сносящая буквально все внизу. Единственными проблемами оружия была его запредельная – даже по сравнению с начинёнными пироксилином фугасами – стоимость, сложность в изготовлении детонационной трубки и то, что под этот снаряд у нас фактически не было готового орудия. Последнее – совсем мелочь.

_______________________________

Напоминаю про комментарии, без них очень тяжело заставлять себя писать новые главы, если у вас есть какие-то мысли по поводу написанного выше, не стесняйтесь поделиться ими))

Осень 1842 года запомнилась фееричнейшим по своей глупости скандалом, имевшим, тем не менее, далеко идущие последствия. Началось все с того, что в полулегальном – были и такие, СИБ их естественно худо-бедно контролировала, но не закрывала, давая по мелочи выход протестному настроению – листке под названием «Голос народа» была опубликована статья, в очередной раз обличающая русскую цензуру. Причем на этот раз анонимный автор апеллировал непосредственно к императору – то есть ко мне, – а вернее к моим словам о необходимости цензуры не как инструмента удушения инакомыслия, а как инструмента очищения общественно-публицистического поля от откровенной чернухи.

Весь тираж «Голоса народа», в котором была размещена эта статья был безопасниками оперативно изъят, как содержащий клевету на монарха, а издатель листка Михаил Тимофеевич Каченовский был взят под сражу. Что характерно, имя автора статьи издатель, не смотря на давление – ну не пытки же к престарелому профессору применять, который и так готов был окочуриться в любой момент – раскрыть отказался. Ну а ко мне, как это бывало уже не раз и не два, сразу рванула целая толпа просителей, желающая обретения справедливости, причем именно в той форме, которая им была непосредственно выгодна.

Впрочем, именно в данном случае, подоплека дела мне представилась интересной, и я приказал Чернышеву разобраться в вопросе подробно, без махания шашкой. Особенно это показалось важным, когда через неделю после освобождения Каченовского из-под стражи – он и просидел-то несколько дней всего, причем со всем комфортом, но действительно был уже совсем плох по здоровью – все-таки дал дубу, и получилось, что СИБ как бы замучила до смерти ни в чем не повинного литератора. Некрасиво.

- Рассказывайте, Александр Иванович, - через несколько дней после начальственного пинка генерал Чернышев попросился на аудиенцию с отчетом о проделанной работе. Выказывая свое неудовольствие, я принял нового главу СИБ не в личном кабинете, а в малой зале для приемов и даже не предложил сесть, предоставив генералу стоять все время доклада. Хоть формальной выволочки и не последовало, однако Чернышев естественно все понял, тут такие моменты схватывают на лету. – Как мы докатились до такой жизни?

- Удалось установить автора изначальной статьи, - принялся докладывать глава спецслужбы, - им оказался некий Дмитрий Иринархович Завалишин тридцати восьми лет от роду. Лейтенант в отставке, участвовал в кругосветном путешествии в начале двадцатых годов. В молодости попадал под надзор за участие в оппозиционных кружках, однако ни в чем действительно серьезным уличен не был. Имел не слишком лестную характеристику от прикрепленного к кораблю жандарма, что закрыло для него возможность повышения, перешел на гражданскую службу в 1826 году, с тех пор проходит по Министерству промышленности и торговли. Регулярно публикует статьи на острые общественные и социальные темы. Жены и детей нет. По службе характеризуется как хороший, патологически честный и очень въедливый работник.