Литмир - Электронная Библиотека

– Ты должен был их успокоить, – пробормотал Фидлер. – Пока она предавалась этой своей страсти, она была защищена, это являлось как бы профилактическим лечением и помогло ей избавиться от навязчивой идеи.

– Что-нибудь еще, Макс?

– Пока что нет, Лес. Только договорись с теми, кто ведет ее хозяйство, чтобы дали мне возможность ознакомиться с домашней библиотекой и архивами.

– Я дам знать Франсине Уоткинс. Она личная горничная и компаньонка Мары.

– У Мары единственное жилище – в Нью-Йорке?

– О нет, конечно. У нее квартиры и дома по всему свету – в Лондоне, Париже, Канне, Риме, Сан-Франциско. И разумеется, есть большой фамильный особняк в пустыне, недалеко от Тусона. Впрочем, в последние годы он стал скорее чем-то вроде музея, как Тальезин[7] описал бы его. В этом особняке Мара принимала кучу важных гостей, мировых знаменитостей – королей, шахов, премьер-министров и даже одного весьма обходительного новоиспеченного президента.

– Джека Кеннеди? – Фидлер был удивлен и не скрывал своего удивления. – Она с ним знакома?

Томкинс загадочно улыбнулся:

– Она очень хорошо с ним знакома. Похоже, ты не читаешь колонки светских сплетен.

– И о чем бы я там прочел?

– Ну, начать с того, что Мара была одной из самых страстных сторонниц Джона Кеннеди. Она предсказывала, что он станет президентом еще до того, как он одержал победу в Западной Виргинии.

– Ну, тогда-то это было почти ничего. Кеннеди опережал Никсона, кажется, на сто тысяч голосов?

– На самом деле чуть побольше, но ведь Мара даже не знала об этой его победе.

Такси остановилось перед зданием больницы, и Томкинс расплатился.

– Идемте, доктор, пациентка ждет вас.

Фидлер хмыкнул, не без труда вылезая из такси – он не отличался проворством.

– Если я возьмусь за ее лечение…

– О, возьмешься. Это так же верно, как то, что я ставлю на Джона Фицджеральда Кеннеди.

Глава 4

Прежде чем осмотреть Мару Тэйт, Фидлер изучил ее историю болезни и отчеты специалистов – кардиолога, вирусолога, эндокринолога, невролога, невропатолога, психолога, затем внимательно рассмотрел результаты энцефалограмм. Томкинс и главный врач больницы доктор Вернер Кесслер находились рядом.

– За тридцать пять лет практики никогда не встречал подобного случая, – объявил Кесслер. – А вы что об этом думаете, доктор Фидлер?

– Совершенно сбит с толку. Можно еще раз взглянуть на кардиограмму?

Расправив на столе кардиограмму, он сравнивал ее с энцефалограммой Мары.

– Если вы заметили спорадические волны на энцефалограмме, – кончиком карандаша Фидлер очертил необычно высокие пики и столь же необычные спады на карте, – то обратите внимание на следующее: эти всплески приходятся на период диастолы предсердия на кардиограмме. А вот здесь сравните волны PQR и QRS. Видите, какими плоскими выглядят волны ST.

Коллеги Фидлера внимательно следили за его карандашом, заглядывая ему через плечо.

– Ты прав, Макс, – согласился Томкинс.

– Да, но что бы это могло значить? – спросил доктор Кесслер.

– Право, не знаю, имеет ли мой вывод какое-нибудь значение… Полагаю, это означает лишь одно: когда предсердия в состоянии расслабленности, мозг по какой-то непонятной причине находится в состоянии лихорадочной активности. Весь вопрос – почему? Как правило, мозг и сердце функционируют синхронно – их ритмы совпадают, и расслабляются они одновременно. Лишь однажды мне довелось наблюдать явление, подобное нашему случаю. Это было несколько лет назад, в Праге, на семинаре по гипнозу. Там демонстрировалось состояние глубокого транса, индуцированного доктором Антоном фон Юрсиком.

– Глубокого транса?! – воскликнул Томкинс. – Помните, я сказал, что мне напомнило состояние Мары?

– Да, конечно. Как бы то ни было, испытуемый доктора фон Юрсика оказался номером первым на шкале восприимчивости, регистрирующей пять степеней глубины такого транса. Никогда и никого я не видел в столь глубоком трансе. В то время у меня промелькнула мысль о том, что это самая низкая отметка, самый низкий показатель витальности, то есть испытуемый находился на грани жизни и смерти…

Фидлер, казалось, смутился. Немного помолчав, он снова заговорил:

– Есть только одно, но радикальное отличие – жизненные показатели Мары Тэйт. Частота сокращений сердечной мышцы, давление, дыхание – все это у нее в норме. Что же касается пациента фон Юрсика, то у него по мере углубления транса снижалась частота сердечных сокращений, снижалось давление крови, а энцефалограмма показывала опасное уплощение волн.

– И какова же цель пражского эксперимента? – спросил доктор Кесслер.

– Это была демонстрация возрастной регрессии, причем одна из самых впечатляющих, насколько мне известно. Испытуемый оказался в далеком прошлом, перенесся на сто лет назад. В той своей жизни он был прославленным пианистом, получившим мировую известность и гастролировавшим с концертами по всему миру.

Фидлер бросил на Кесслера озорной взгляд.

– Чтобы вам стало ясно, что я хочу сказать… В общем, он оказался Ференцем Листом.

– Ференцем Листом?! – Кесслер уставился на коллегу. – Вы не можете говорить об этом серьезно, доктор Фидлер!

– Смею вас заверить, что это был весьма серьезный эксперимент!

Главный врач покачал головой:

– Но ведь вы, конечно, не верите в реинкарнацию? Право же! Ференц Лист!

– Я и не говорил, что верю в реинкарнацию, сэр. Смею только заметить, что доктор фон Юрсик тоже в нее не верил. Как я уже объяснял доктору Томкинсу, вам необязательно верить в возрастную регрессию, достаточно только использовать ее как метод, как эффективный инструмент лечения, благотворно воздействующий на пациента. Наша забота – Мара Тэйт. Поэтому я не стану углубляться в рассуждения об упомянутом случае. Единственная моя цель – показать, что этот метод лечения может быть применен к Маре Тэйт.

Кесслер побагровел от праведного гнева. Он прямо-таки весь ощетинился.

– Только не в моей больнице, доктор Фидлер! Боже, никогда не слышал ничего более нелепого и смехотворного… Это так… так непрофессионально! – Кесслер повернулся за помощью к Томкинсу: – Лесли, я спрашиваю вас…

Фидлер улыбнулся и поднял вверх руки:

– Пожалуйста, выслушайте меня, доктор Кесслер. Выяснилось, что пациент фон Юрсика – сын некогда знаменитой пианистки. Мать его еще прославилась и игрой на клавесине. Она оставила карьеру ради брака и семьи. Карл стал ее любимцем, и он единственный из троих детей унаследовал талант матери. Она все свои силы положила на то, чтобы он поддержал традицию и посвятил себя искусству, которое она предала. Это ее собственное слово – «предала». Ей так и не суждено было избавиться от глубокого чувства вины. Она постоянно страдала – от того, что предала свой дар, свою публику и себя самое. В Карле же видела возможность искупления… Ей казалось, что в его лице она отдает жизни то, что отобрала у нее. Была только одна загвоздка: хотя Карл оказался очень талантлив и с отличием окончил Парижскую консерваторию, он все же не в полной мере обладал тем даром, который необходим подлинному виртуозу. Чтобы примирить непримиримое, Карл уверовал в реинкарнацию. Ему хотелось верить, что в прежней жизни он достиг того величия, в котором в нынешней жизни ему было отказано. Эта убежденность давала внутреннее ощущение собственной значительности и уверенность, в которых он нуждался, чтобы вести нормальную творческую жизнь, жизнь преподавателя музыки. Называйте это как хотите – костылем, плацебо,[8] исцелением силой веры, наложением перстов, колдовством, изгнанием дьяволов, мучивших и искушавших его, называйте как хотите…

– Отлично, если это действует! – воскликнул Томкинс, с улыбкой глядя на озадаченного Кесслера. – Доктор, Мара Тэйт – моя пациентка, и я беру на себя всю ответственность за ее лечение и благополучие. – Томкинс повернулся к Фидлеру: – Кажется, я начинаю догадываться, к чему ты клонишь, Макс. Ты, кажется, считаешь, что эта ее кома, этот транс могут быть самоиндуцированными?

вернуться

7

Тальезин (Taliesin) – валлийский бард, живший в VI веке н. э.

вернуться

8

Безвредное нейтральное вещество, которое пациенту иногда дают под видом лекарства и которое действует как лекарство только в силу убежденности больного, что оно может ему помочь.

9
{"b":"91435","o":1}