– Ключ на крючке. Хейт в самой последней камере.

Узник молил о пощаде, но его выволокли из камеры и проволокли по улице. Затем поставили к телеграфному столбу, к которому был привязан прочный канат. Минуту спустя толстую шею Хейта обвила петля, и бедняга закачался на канате, привязанном к стальному крюку, вбитому в столб. Труп преступника оставили висеть до вечера в назидание тем, кто мог бы замыслить новое злодеяние.

Месяц спустя шериф и его помощники вывели приговоренных к казни в тюремный двор, где вокруг уже толпились ликующие горожане.

Когда глаза Доуда завязали носовым платком, он заметил:

– Здесь чертовски жарко. Давайте побыстрее.

Текс Хауэрд хмыкнул:

– Черт возьми, парень… Там, куда тебя отправляют, будет намного жарче, чем здесь.

Когда казнь завершилась, Мара Тэйт отвернулась и взяла Уайта Эрпа за руку.

– Пойдем. Я хотела посмотреть, как их вздернут, и рада, что видела это.

Он улыбнулся и сжал ее руку.

– Я уже не раз это говорил, но это правда. Ты настоящая женщина, Мара Юинг Тэйт.

Вернувшись домой, она бросила взгляд на Мару Вторую, дремавшую в своей колыбельке. Потом направилась в гостиную и присоединилась к Уайту.

– Возьми себе чего-нибудь выпить и налей мне большой бокал хереса.

Он поднял брови:

– Большой? Наверное, тебе не по себе после того, что недавно видела.

– Дело не в этом. Дело вот в чем.

Мара протянула ему телеграмму.

«Дорогая буду дома второй неделе марта тчк не могу дождаться когда смогу заключить в объятия дочь тчк не могу дождаться когда обниму тебя тчк полный любви к вам тчк

Гордон».

Он вздохнул. Телеграмма выпала из его руки.

– Думаю, это знак – мне пора собираться в дорогу. Я и так пробыл здесь слишком долго.

Она подошла к нему и обвила руками его шею.

– Это было самое лучшее, самое счастливое время в моей жизни, Уайт. Я никогда тебя не забуду.

– Я тоже тебя не забуду, дорогая.

В их поцелуе не чувствовалось страсти – желание было подавлено грустью и сознанием утраты. Внезапно свет в глазах Мары померк, и она почувствовала, что падает. Ей пришлось ухватиться за Уайта, чтобы удержаться на ногах.

– В чем дело? – спросил он с беспокойством в голосе. – Ты так побледнела… Вот, глотни немного хереса.

Поддерживая ее одной рукой, он поднес бокал к ее губам.

– Я… я… не могу пить. И ничего не вижу. Я вся… будто онемела.

– У тебя ощущение, что ты теряешь сознание?

– Нет… совсем другое. Я чувствую себя так, будто вдруг лишилась тела. Будто умираю и моя душа отлетает. Я… я…

Ее глаза закрылись, и она затихла в его объятиях.

«Да, это именно так. Словно мое тело разрывается пополам… будто я умираю и отлетает моя душа. Я… я…»

Фидлер бросил взгляд на часы, висевшие на стене. Мара находилась под гипнозом уже больше двух часов. Для одного дня вполне достаточно.

Он проговорил:

– Вы держались прекрасно, Мара, но, должно быть, очень устали. Больше я не стану задавать вам вопросы. Я хочу, чтобы теперь вы проснулись. Я буду считать до пяти… и…

– Нет!

Ее лицо исказилось гримасой, голова заметалась по подушке – было очевидно, что она не желала просыпаться.

– Я хочу остаться здесь. Я – Мара Первая.

Фидлер похлопал ее по руке – рука была холодной и влажной. К его ужасу, пульс Мары начал замедляться – цифровой дисплей на электронном мониторе, прикрепленном к ее левой руке, замигал цифрами – 28, 26, 25, 24… Фидлер повернулся к столу с эмалевым покрытием и взял с крахмального полотенца стерилизованный шприц. У него не было времени звать на помощь медсестру. Быстрым и уверенным движением он ввел в вену Мары адреналин. И снова заговорил с ней:

– Мара, вы будете слушать меня и делать то, что я вам скажу. Понимаете?

Она не ответила. Губы ее по-прежнему кривились в гримасе.

– Начинаю считать, Мара. Когда я досчитаю до пяти, вы проснетесь.

Пульс начал учащаться – 28, 30, 32, 36, 40…

Фидлер с облегчением вздохнул. Он знал: теперь все будет хорошо.

– Слушайте меня, Мара: один… два… три… четыре… пять… Просыпайтесь, Мара!

Он щелкнул пальцами почти над самым ее ухом.

Ее лицо приобрело спокойное и безмятежное выражение, морщины на лбу разгладились, а в уголках губ даже заиграла улыбка – едва заметная, впрочем. Потом веки Мары дрогнули, и она, открыв глаза, уставилась в потолок пустым, невидящим взглядом.

– Мара…

Она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на Фидлера. Взгляд ее становился осмысленным.

– Макс? – проговорила Мара слабым голосом.

– Да, я – Макс, а вы – Мара Третья, Мара Роджерс Тэйт.

Казалось, она была озадачена.

– Мара Роджерс Тэйт? Нет, я Мара Юинг Тэйт. Я… я… Мне что-то не по себе…

Мара замолчала, очевидно, не находила слов. Она медленно подняла руку и убрала со лба прядь волос.

– Конечно, вы не в своей тарелке, – сказал Фидлер. – Вы очень устали, безумно устали.

– Мара Роджерс Тэйт? Мне кажется, я еще сплю. Это был сон. Мне приснился самый невероятный сон на свете: будто я, Мара Юинг Тэйт, моя бабушка. Но этот сон был таким реальным…

– Сны иногда реальнее жизни. И такие сны часто обманывают людей – люди им верят. А теперь позвольте помочь вам сесть.

Когда она спустила ноги с кровати и подалась вперед, ему открылась волнующая и захватывающая картина – он увидел под халатом ее полную грудь. И тотчас же почувствовал, как запылало его лицо.

«Макс, что с тобой творится? Ты снова играешь роль, точно мальчишка, играешь роль ясновидящего. Пора остановиться, Макс, не глупи».

Мара, склонив к плечу голову, смотрела на него с любопытством.

– О чем вы думаете, Макс? От вас исходит какая-то нервирующая меня вибрация. Это имеет какое-нибудь отношение к тому, что случилось, пока я была в трансе? И что, собственно, случилось? Что я говорила?

Она посмотрела на магнитофон на столе, все еще включенный.

– Можно мне послушать запись?

– Не думаю, что это было бы разумно. Не стоит. По крайней мере до тех пор, пока я сам не прослушаю запись и не проанализирую ее.

– Согласна, раз вы так считаете, – кивнула Мара. – Ведь вы доктор…

– Я мозгоправ, – сказал он торжественно.

Она рассмеялась:

– Скорее, сумасшедший. Макс, пожалуйста, дайте мою сумочку. Хочется курить, там сигареты…

– Только не в моем офисе, – заявил Фидлер. – У нас не полагается, таковы правила.

– Не будьте таким тираном, – сказала Мара с некоторым раздражением.

Мара Тэйт не привыкла к тому, чтобы ей отказывали.

– Прошу прощения, но таковы правила. А правила здесь не нарушаются.

– Правила! – Она соскользнула с кровати. – Ладно… Не смотрите, пока я буду одеваться, лучше выйдите.

– Женское тело не в диковинку для таких, как я, любителей подглядывать и узнавать чужие секреты.

Он смотрел на нее с улыбкой.

– В таком случае мне все равно.

Она принялась развязывать ленты и тесемки халата.

– Я уже ухожу.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Когда Мара вошла в кабинет Фидлера, он сидел за столом и просматривал почту. Услышав ее шаги, поднял голову и снял очки.

– Вы выглядите бодрой и здоровой.

– Я чувствую себя прекрасно и зверски проголодалась. Могу я угостить вас обедом?

Он задумался. Затем кивнул:

– Хорошо… Да, мне нравится эта идея. За обедом мы сможем обсудить некоторые детали, имеющие отношение к нашему сегодняшнему эксперименту.

– А почему бы нам не поехать ко мне домой? Там мы будем чувствовать себя более непринужденно, а моей кухарке Хильде просто нет равных.

Он улыбнулся:

– А вы покажете мне свои гравюры? Я ведь совершенно ничего не видел и не знаю.

Она чуть приподняла свои тонко очерченные, тщательно выщипанные брови.