– Может, там еще свидимся.
Гисли подал Астрид чашу с водой:
– Чтобы после нас долго у Слепой Хозяйки новых гостей не было. Чтобы все, кто на суше ждет, дождались.
Пили молча, но не скорбно, как на похоронах, когда иногда даже не замечаешь, что у тебя в кубке, а со вкусом. Это последняя вода, и можно не беречь ее, не пытаться растянуть на подольше, а выпить залпом, получив невероятное удовольствие.
Корабельщики разошлись по карбасу. Жизни осталось еще один час. Астрид говорила, что за это время можно подумать о тех, кто тебе дорог, припомнить, что в жизни было хорошего, попрощаться с соратниками, завершить какие-нибудь дела. «Белуха» была загодя прибрана и подготовлена, весла и парус убраны, кормило закреплено. Когда люди уйдут, карбас, как и прежде, будет плыть по волнам и, если случится на то воля Слепой Хозяйки, пристанет к берегу, или его подберут в океане другие, более удачливые мореходы.
Я напоил Скима из миски. Кхарну тоже полагалась его доля воды. Я хотел отдавать ему из своей, но Астрид и ватага запретили – по Морскому уставу все припасы честно делятся между живыми, ступившими на борт корабля.
А что же дальше?
Подошла Астрид и протянула мне небольшой пистолет:
– Приставь к уху и сразу стреляй. Тогда он не почувствует ни страха, ни боли.
Я обнял кхарна и на прощание прижался лбом к белой гладкой «звездочке» между рогами. Ским тепло фыркнул и лизнул меня в щеку.
Милость Драконов, я не хочу убивать верного кхарна! Как страшно умирать. Как страшно не суметь умереть достойно.
– Слышь, Астрид, вроде на веслах кто-то идет? – позвал вдруг кок Гисли.
И точно, из белого тумана доносилось тихое мерное поскрипывание. Еще кто-то попался в ловушку? Или так приближается морская смерть?
– Смилуйся над нами… – прошептал кто-то рядом.
В прошлый раз я видел карбас Лейфа Обреченного издали, глядя в подзорную трубу. На краткое время явился он, пронесся мимо под парусом, наполненным нездешним ветром, и снова сгинул в своем неведомом.
Сейчас же корабль-призрак прошел совсем близко. Он скользил мимо, и мерно вздымающиеся, охваченные погребальным пламенем весла почти касались борта «Белухи». Мы видели лица гребцов – лица давно умерших, ушедших за волны людей, повернутые к нам. А у кормила, низко надвинув потрепанную шляпу, стоял Лейф Гремлъяд. Единственный, кто выглядел живым на корабле смерти. Подняв руку, он махнул ею вперед, он манил «Белуху» за собой.
Душный давящий ужас охватил меня. Ужас, который мне, потомку рудознатцев, неоткуда знать. Отчаяние последней минуты, когда разрываются легкие, упуская оставшийся воздух, и медленно погружаешься в вечный холод и тьму, и тает, тускнеет, безвозвратно отдаляется за толщей воды белый кружок солнца; и плач ветра в обледенелых снастях, вторящий треску сжатой льдинами обшивки; и пустой взгляд гигантского Кракена, неторопливо, ласково оплетающего корабль длинными щупальцами; и безнадежность долгого штиля, застигшего карбас посреди океана; и неистовство шторма; и клыки подводных скал, жадно разрывающих днище. Я видел, как валятся на колени, закрываются руками, припадают к настилу палубы отважные ватажники. Умереть, умереть скорее, как угодно, только бы не испытывать больше этого ужаса.
– Эй, мореходы! – голос Астрид был хриплым, сдавленным, но все равно громким и властным. – На весла! Что нам терять? Идем за Лейфом!
– Глянь, Гисли, никак Сова?
– Она, она, матушка! А ведь от нее до Птичьего хоть в ведре плыви, а мы сколько плутали? Не иначе слимбы нас кругами водили. У, нечисть склизкая!
Не знаю, сколько мы плыли в тумане за пылающим силуэтом карбаса Лейфа Обреченного. Не думаю, что это могут сказать сами мореходы. Но «Белуха» вдруг снова остановилась – так резко и внезапно, что я не удержался на ногах и полетел носом вперед, и туман рассеялся, и мы увидели отмель и белую скалу с двумя темнеющими впадинами у вершины, действительно похожую на сидящую сову, и… и… И легко поведать о каждом камушке здесь, но зачем, если можно просто сказать: это был берег земли Фимбульветер.
И суровые отважные мореходы скакали и плясали на твердой земле, будто отпущенные с урока школьники. А неустрашимая наша шкипер Астрид стояла у кромки воды, смотрела на океан и все повторяла:
– Спасибо, Лейф, спасибо.
Это только призраки следуют своими неведомыми путями по воде аки посуху и наоборот. А «Белуха» крепко села на мель, и, чтобы снять ее, пришлось потрудиться. Со дня до вечера провозились, а потом решили не испытывать судьбу и идти в Рёнкюст утром, по свету.
Гисли прикинул, на сколько на карбасе оставалось воды, и заявил, что водили нас слимбы трое суток, не меньше. Канцлер Хегли Секъяр, наверное, уже добрался до хейма и поджидает меня там злой, как ошпаренный тилл.
А какое вообще отношение канцлер королевства имеет к ересям и запретным книгам? Это дело жрецов Багряного. И до храма Дода, если напрямки, отсюда не так уж далеко…
Накрутив себя подобным образом, я направился к Астрид.
– Ой, Ларс, храм Багряного Дода последнее место на земле, куда человек должен отправляться по доброй воле. Да и по берегу это только на карте кажется, что быстро и хорошо, а на деле… Не надо, Ларс.
– Астрид, мне уже достаточно лет, чтобы найти дорогу и не бояться…
Тяжелые ладони шкипера легли мне на плечи. Мы были одного роста. Какую-то неделю назад, дома, Хельга сетовала: давно ли, чтобы посмотреть брату в глаза, надо было наклоняться, а теперь приходится вставать на цыпочки. Астрид смотрела прямо.
– У меня четверо сыновей, – тихо сказала она. – Двое из них чуть постарше тебя. Уже несколько лет они ходят на карбасах вместе со своим отцом. Но ни одного из них я не отпустила бы в задуманный тобой путь.
Я не мог солгать ей и не мог согласиться с тем, что она говорила. В жизни еще не было мне так плохо и стыдно. Перед тем, как карбас попал в колдовской туман, я открывал отреченную книгу. И теперь очень не хочу отдавать ее канцлеру Хегли Секъяру.
Я не мог смотреть в лицо Астрид, опустил глаза. А она все поняла по-своему:
– Вот и хорошо, вот и правильно. Завтра поутру в Рёнкюст пойдем. Да не бойся ты этого канцлера, не съест он тебя. Его самого небось сейчас Хельга догрызает. Она с ним вместе в Университете училась, ты не знал? И Хегли Секъяр был единственным, кто сестру твою никогда не задирал. Договорятся, Ларс, все хорошо будет. Это ж никак нельзя – то одно дело делать, то козни друг другу строить.
Люди корабельных кланов живут по своим законам и обычаям и свято в них верят.
В бухту перед Рёнкюстом мы буквально влетели. Слепая Хозяйка, словно только «Белуху» ждала, сердито рявкнула шквалом карбасу в корму и тут же взялась перетряхивать волны, вздымая каждую чуть ли не до небес. Мореходы виду не подавали, но явно были рады до смерти, что успели проскочить.
Людей, вышедших на берег встречать «Белуху», было в разы больше, чем во время нашего первого возвращения с Птичьего. Карбаса пришли домой на зимовку.
Шкиперы важно приветствовали дротнинг. Был среди них и Рагнар, муж Астрид. В отличие от громогласной деятельной супруги – молчаливый, неторопливый, будто бы даже ленивый, но взгляд из-под полуопущенных век умный, цепкий. Недаром «Ворон» Рагнара считается одним из самых удачливых карбасов Рёнкюста.
Именно Рагнар через некоторое время неспешно поведал нам о событиях, случившихся в хейме:
– Не успели к берегу пристать, как является к нам Хельга Къоль – сама так назвалась. У тебя ведь, Ларс, сестра высокая, светлая, коса вот такой, – показал пальцами, – толщины?
– Рагнар! – взвыла Астрид. – Быстрей рассказывать можешь? Вот ведь ветры попутные, и не тугодум вроде мужик, а от слова до слова на промысел сходить можно! Только сватался ко мне быстро.
