Грегор закусил губу и бережно тронул волосы Айлин, распущенные по плечам. Внутри сладко заныло. Такие мягкие, так и тянет пропустить через пальцы… Это ведь совсем невинная ласка, это ее не испугает, верно? Он вдруг с ужасом понял, что в его плотской жизни никогда не было по‑настоящему невинных и добродетельных девушек! Учась в Академии, он не позволял себе заходить дальше танцев на балах и поцелуев украдкой. Целуются все адепты! Но доступные для мужских желаний девицы его не привлекали, он резонно полагал, что та, которая отдастся ему, точно так же отдается другим, и брезговал подобными особами. А недоступные вызывали уважение, и он не позволил бы себе оскорбить их…

Оставался единственный выход для порядочного человека ‑ хороший бордель, и лет с семнадцати Грегор иногда заглядывал туда за компанию с Диланом, когда страсть совсем уж туманила разум и мешала спокойствию тела. Но вслед за утолением желаний неизменно возвращались брезгливость, разочарование и презрение к самому себе. В армии было то же самое… Получается, всю жизнь он знал только продажных женщин, которых, разумеется, даже не пытался узнать по‑настоящему! И всегда понимал, что любви и уважения достойна лишь чистота…

А теперь, когда его объятий ждет самая достойная и чистая на свете девушка, не осквернит ли он ее этими объятиями? Своим телом, что знает позорные удовольствия?

«Это не в счет, – отчаянно заверил себя Грегор. ‑ Это происходило в другой жизни, когда я еще не знал Айлин. Да я словно и не жил до этой минуты! Конечно, это не считается. Она никогда не узнает, а я забуду, и получится, что этого не было!»

Он снова погладил волосы Айлин, потом коснулся кончиками пальцев щеки и провел вниз к подбородку. Ему показалось, что девушка вздрогнула, но осталась недвижима, и он, осмелев, погладил шею, спустившись к трогательно выступающим ключицам. Желание уже туманило мысли, плоть напряглась, и Грегор медленно выдохнул, а потом попросил:

‑ Вы не хотите лечь, дорогая? Нам будет удобнее…

Айлин доверчиво выполнила просьбу, он слышал ее быстрое неровное дыхание, когда опустился рядом и уткнулся губами в душистую массу волос. Потом поцеловал, и Айлин закрыла глаза, а Грегор едва не застонал от мучительной сладости ее губ. Невыносимо хорошо… Стоило ждать столько лет, чтобы познать ее, свою настоящую любовь! Приподнявшись на локте, он целовал ее снова и снова, приникая к ее рту, словно к роднику, способному спасти от смертельной жажды.

Потом принялся покрывать поцелуями шею и ключицы… Дальше мешал ворот рубашки, и Грегор закусил губу, напоминая себе, что не имеет права оскорбить жену, попросив раздеться. Хорошо, что рубашка такая тонкая и хотя не позволяет коснуться кожи, но не скрывает очертания тела! И что зрение некроманта позволяет видеть в темноте…

Он провел рукой по подолу рубашки, осторожно и постепенно поднимая ее вверх, погладил нежное девичье бедро, и прикосновение к обнаженной коже обожгло так, что с ним едва не случился позорнейший конфуз, как в ранней юности. Вот это было бы совершенно убийственным позором!

Грегор в отчаянии попытался отвлечься от чудовищного напряжения, продолжая гладить ноги Айлин и слушая ее частое дыхание, как самые прекрасные звуки в своей жизни. Он поймал себя на извращенном желании покрыть поцелуями ее изящные ступни, – каждый пальчик в отдельности! ‑ а потом подняться поцелуями выше, по безупречным линиям лодыжки… Да чтоб ему провалиться, этому мальчишке с его картиной! Теперь бесчисленное множество мужчин видело обнаженные ноги его жены, и эта мысль приводила Грегора в отчаяние. Какой‑нибудь развратник может вспоминать эту картину и думать о том, что сам Грегор не осмеливается сделать, чтобы не оскорбить любимую!

Его ладонь словно сама по себе скользнула между ног жены, и Грегор, затаив дыхание, провел по внутренней поверхности бедра… Поднял голову и увидел, что Айлин по‑прежнему лежит с закрытыми глазами, прикусив губу, а на лице ‑ напряженное ожидание. Его снова охватила безумная нежность и вина перед этой девочкой, и Грегор уткнулся лицом в ее волосы, бессвязно шепча самые ласковые и покорные признания любви, которые мог придумать.

В какой‑то момент она вздохнула немного глубже, едва заметно подалась ему навстречу, и он, приняв это за разрешение, позволил телу возобладать над разумом. Айлин покорилась ему, она была горячей, нежной, самой желанной на свете, и он не помнил себя от счастья, восторженно обладая ею, то снова признаваясь в любви, то замолкая и ожидая хотя бы одного слова в ответ… Своего имени, сорвавшегося с ее губ… Но она молчала, зажмурившись так мило и застенчиво, что от одного этого можно было сойти с ума…

А потом его накрыл всепоглощающий восторг, даже близко не подходящий к тому, что было с другими женщинами. Сейчас он обладал своей любимой! И Грегор застонал, изливаясь в ее тело и растворяясь душой в счастье, которое нахлынуло откуда‑то и заполнило его целиком, смывая всю горечь и разочарование, накопившиеся за долгие годы одиночества. Замерев, он качался на этих сладких волнах, потом, опомнившись, виновато сдвинулся в сторону и тревожно вгляделся в лицо Айлин.

Она подняла влажные слипшиеся ресницы и посмотрела на Грегора.

‑ Спасибо, моя леди, ‑ также восторженно прошептал он. ‑ Любовь моя… Простите, если причинил вам неудобство.

‑ Ничего, милорд, ‑ шевельнулись ее губы, которые Грегору снова нестерпимо захотелось поцеловать.

Но он сдержался, понимая, что его жене сейчас неловко, она стыдится происходящего, и вообще, после исполнения супружеских обязанностей следует не приставать с новыми домогательствами, а заверить в своей любви и благодарности. Грегор поправил непристойно задравшуюся рубашку, которую Айлин постеснялась одернуть сама, и укрыл жену одеялом. Айлин чуть ли не в первый раз взглянула ему прямо в лицо ‑ и с несомненной благодарностью.

‑ Теперь мы можем уснуть, милорд?‑спросила она.‑Я… немного устала.

‑ Конечно, дорогая! – выдохнул Грегор. ‑ Позвольте, я еще несколько мгновений полюбуюсь вами и оставлю. Вам нужно отдохнуть!

‑ Оставите? ‑ немного растерянно спросила она. ‑ Ах да! Простите… Я совсем забыла…

Она снова смущенно прикусила чуть припухшую от его поцелуев нижнюю губу и вздохнула. Как показалось Грегору ‑ с облегчением. Но даже это он принял безропотно, умиленно и виновато, понимая, что бедняжка действительно утомилась за этот бесконечно долгий день. Радостный, разумеется, но такой напряженный! Немудрено немного забыть этикет и не сразу сообразить, что дворянин не может делить со своей женой одну постель, словно какое‑то простонародье. Леди нужна отдельная комната, чтобы расположиться со всеми удобствами!

‑ Разумеется, я буду ночевать в своей спальне, ‑ заверил он ее. ‑ И не стану вас беспокоить… частыми визитами. В вашем положении следует беречь себя и как можно больше отдыхать.

Он как завороженный снова погладил ее волосы, отметив, что они спутались. Но даже так, с растрепавшейся прической и укрытая одеялом, которое она натянула до самого подбородка, его жена была прелестна, очаровательна, восхитительна и прекрасна! Грегор с трудом заставил себя встать и одеться, а потом виновато пообещал, понимая, что снова причиняет беспокойство:

‑ Я сейчас пришлю горничных, дорогая. Они сменят постель и помогут вам освежиться. Еще раз прошу прощения и… Я люблю вас.

‑ Благодарю, милорд, – тихо отозвалась Айлин и, немного откинув одеяло, подала Грегору правую руку, которую он поцеловал с величайшей нежностью и почтительностью.

Если бы сейчас его жена сказала, что тоже любит его… О, тогда, наверное, счастье было бы слишком полным, невозможно огромным для него. Но она промолчала, застенчиво отведя глаза, и Грегор, выпрямившись, поклялся себе, что непременно заслужит от нее эти слова. Что по сравнению с подобной наградой любые ордена, посты и звания?! Он взял столько побед и вершин в своей жизни, неужели не завоюет еще одну? И тогда их счастье, разделенное на двоих, станет совершенным и бесконечным. Только такая любовь достойна его Айлин.