Вальдерон остановился на середине лестницы и вцепился в перила, будто решая, спускаться дальше или нет. На Лучано он при этом старательно не смотрел. Да что с ним этот грандсиньор упырей делал?! Выпил крови – и всё? Ой, что‑то здесь не сходится!

Лучано, наконец, понял, что ему напоминает застывшее лицо Альса. Такими выходят юнцы от своей первой женщины, если опыт оказался не слишком удачным. Или не от женщины… Хм, да нет, быть этого не может! Вальдерон бы никогда не позволил…

«Это если его стали спрашивать, – резонно возразил сам себе Лучано, рассеянно поглаживая бархатную шёрстку Перлюрена. – Но в противном случае Альс уже разносил бы таверну своими секирами в щепки, и неважно, о чём там были договоры с Витольсом. А синьорина и вовсе вниз не спустилась, между прочим. Заперлась у себя в комнате и сообщила, что ей нужно побыть одной… Очень интересно!»

– Альс? – осторожно окликнул он дорвенантца.

Тот вздрогнул и в несколько широких шагов почти сбежал в обеденный зал. Глянул зверем и мрачно предупредил:

– Я не буду об этом говорить. Никогда, ясно? Знал бы раньше… Бедная Айлин, как она… как она вытерпела?!

– Так плохо? – уточнил Лучано и поспешно добавил: – Я не ради любопытства спрашиваю. Если синьорине Айлин нужна помощь лекаря…

– Нет! – рявкнул Аластор и густо залился краской – лицо, шея и уши разом порозовели. – Не лезь к ней! И ко мне тоже! Ничего там… ничего страшного!

Передёрнулся всем могучим телом и пошёл к двери, выходящей во двор.

– Ты что‑нибудь понял, синьорино? – спросил Лучано у енота. – Вот и я нет. Ладно, всё равно моя очередь, так что сейчас все тайны станут явными. А вот с тобой что делать? Оставить без присмотра, так придётся вылавливать из кастрюль синьора Витольса – это у тебя быстро. И к Альсу сейчас не сунуться. Что ж, надеюсь, узлы развязывать ты не умеешь. Я постараюсь недолго, м?

Енот, привязанный платком за шлейку к ножке стула, жалобно застрекотал, но Лучано выдал ему в утешение блинчик и поспешил наверх, гадая, что могло привести в подобное состояние духа доблестного воителя и не менее доблестную магессу. Ну не потеря же трёх глотков крови, в самом‑то деле!

Витольс ждал в той самой комнате, где ночевали Лучано с Аластором. Стоял у окна, разглядывая что‑то во дворе. Лучано приблизился и тоже выглянул. Аластора видно не было, но приоткрытая дверь конюшни выдавала, куда дорвенантец направился за утерянным расположением духа. К своим любимым лошадкам, разумеется.

Аккару сдержанно фыркнул и обернулся. Лучано едва сдержался, чтобы не отпрыгнуть назад, выхватывая нож, – глаза «трактирщика» сверкали расплавленным серебром, так что зрачка не было видно, только сияющая радужка, затянувшая почти всё. Жуткое и красивое зрелище!

Лучано сглотнул, и узкие губы аккару тронула понимающая улыбка.

– Немного поздно для страха, – сказал он тихо. – Не так ли, юноша?

– Живому человеку бояться никогда не поздно, грандсиньор, – возразил Лучано. – Иногда это помогает остаться в живых и дальше.

– Мудрость убийцы?

Улыбка стала шире на какую‑то долю мгновения, и тут же Лучано захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда – за узкими, красиво очерченными губами блеснули игольчатые острия клыков.

– Давно мне не попадались Шипы Претёмных Садов, – задумчиво сообщил Витольс. – Возможно, когда всё это кончится, стоит опять навестить прекрасную Итлию?

– А как же ваша собственная таверна? – постарался спросить Лучано как можно беззаботнее. – Неужели бросите такое прекрасное заведение? Клиенты будут безутешны!

Аккару снова совсем по‑человечески фыркнул и сообщил:

– Ничего, открою её заново где‑нибудь в пригороде Верокьи. Ты ведь оттуда родом? Выговор знакомый.

– У грандсиньора прекрасный слух, – покорно согласился Лучано и зачем‑то снова посмотрел вниз, на пустой двор. – Знаете, обычно я сам люблю поболтать, но у меня там енот привязанный.

«И двое спутников непонятно в каком настроении и состоянии, – добавил он про себя, отчаянно борясь с желанием всё‑таки вытащить нож. – А время к обеду, пора бы выезжать!»

– Енот – это очень важно, – с шутливой серьёзностью согласился Витольс. – Что ж, тогда к делу.

И снова улыбнулся.

Лучано успел увидеть, как по‑гадючьи растягивается пасть аккару, как сверкают изогнутые клыки, показавшиеся вдруг немыслимо длинными… Это было похоже на кошмар: тело само попыталось дёрнуться, уклониться, наплевав на приказ разума, но Лучано словно увяз в воде, двигаясь медленно и скованно. Витольс оказался совсем рядом, в его лице больше не было ничего человеческого, сплошной серебряный голод, льющийся из глаз. Эти чудовищные глаза уставились Лучано прямо в душу, пронизывая его насквозь: мысли, желания, потаённые страхи…

– Ты прав, – шепнуло чудовище, которое ходило по земле, когда ещё ни один камень не лёг в основание Верокьи. – Живому свойственно бояться. Но я слишком ценю хороший букет, чтобы портить его страхом. Твои спутники злились и возмущались, а ты чем меня порадуешь?

И он склонился к шее замершего, словно муха в янтаре, Лучано. Укус‑удар был похож на змеиный – та же раскалённая мгновенная боль, а потом тягучее ощущение, что воткнутый в рану клинок медленно выходит обратно. Лучано задохнулся, не в силах кричать, но боль почти сразу прошла, а на смену ей пришло такое же сильное, почти мучительное удовольствие. Страх исчез, смытый волной жгучего и томного желания. Лучано глубоко вдохнул, расслабляясь… И пришёл в себя.

Наслаждение туманит разум так же надёжно, как боль, но плох тот Шип, который попадётся в его ловушку.

– Нравится? – шепнул кошмар с серебряными глазами, отрываясь от шеи Лучано.

– Да‑а‑а…

Лучано попытался сжать руку в кулак, сильно, до судороги, но мускулы предательски расслабились, и он никак не мог сделать себе больно, чтобы в этой боли найти противоядие от смертельного удовольствия.

Витольс облизнул губы, всматриваясь в лицо Лучано.

– Первый глоток, – шепнул он насмешливо. – Всего лишь первый. Не упирайся, мальчик, я в своём праве, и не тебе скинуть мою власть.

– И как… я… на вкус? – едва ворочая языком, проговорил Лучано, упрямо не позволяя себе утонуть в бессмысленном, но таком сладком экстазе.

– Тебе интересно? – хмыкнул Витольс и погладил его кончиками пальцев по щеке. – Вы прекрасны – все трое.

В голосе аккару появились мечтательные нотки, и Лучано снова содрогнулся – каждый звук низкого голоса Витольса будто проходился по его телу изощрённой лаской. Вот ведь… умелец! Если он творил такое с Айлин и Аластором… Понятно, почему эта целомудренная парочка теперь прячется от себя самих!

– В твоей крови – солнце, – снова склонившись, шепнул ему Витольс. – Жар итлийского полдня, цветение апельсинов и лаванды. Звон стали и алхимического стекла, сангретта со специями… Перец и шалфей – определённо! И очень много страсти… Я даже не рассчитывал на такую прелесть. У тех двоих – понятно, они – золотая кровь… Но и ты меня порадовал, юный Шип. И даже удивил.

– Я такой, да‑а‑а‑а… – лениво согласился Лучано, пытаясь вынырнуть из тёплых ласковых волн, что вот‑вот должны были сомкнуться над его головой. – А они? Какие они?

– Гнев и возмущение, – усмехнулся аккару. – Стук копыт, которому отзывается сердце. Можжевельник, звериная шерсть, выделанная кожа и привкус доброго северного железа пополам с родниковой водой.

– Аластор, – определил Лучано, и Витольс едва заметно кивнул. – А… она?

– Желание свободы, – тихо сказал аккару. – Зелёные яблоки, шамьет с корицей и свежесть только что разразившейся грозы. Она пахнет молниями и свежескошенной травой, старыми книгами и морем… И страсти не меньше, чем в тебе, юный Шип, но ещё скрытой, не вырвавшейся на волю. О, вы трое – редчайший набор! Право, я теряюсь в догадках, как сошлись три такие души! Ну, я утолил твоё любопытство?

Не дожидаясь ответа, он снова склонился, коснулся губами шеи почти в поцелуе, и Лучано скрутило, выбивая дыхание, уже знакомое мучительное наслаждение. Он закрыл глаза и остатками здравого рассудка съязвил сам себе, что у грандсиньора аккару нюх не хуже, чем у Перлюрена. Тот безошибочно нашёл не только котелок с потрохами, но и нужную сумку. Ему, наверное, Лучано пахнет сытой и безопасной жизнью. Великое дело – правильное чутьё…