— Ты не понимаешь! — Женщина всхлипнула, и Аластор вздрогнул. Да, он не ошибся, это точно матушкин голос! Но такой дрожащий, срывающийся на слезы, что и не узнать! — Ты не понимаешь, насколько это опасно! Мы не можем, не можем взять Аластора с собой, они слишком похожи! Все увидят…

Аластор едва не выдал себя, завопив от возмущения. Как это — вся семья собирается в столицу, а его не берут?! Ладно еще в детстве, но сейчас, когда он уже почти взрослый мужчина?! И только потому, что он на кого-то там похож?!

— Шестнадцать лет прошло, — бесконечно устало ответил отец. — Шестнадцать лет ты не выезжала. О нас давно забыли, Дженни.

— Вспомнят, как только увидят их рядом! Она вспомнит точно, а он…

— Глупости. За семнадцать лет он, полагаю, сильно переменился. — Отец умолк, пол заскрипел, и Аластору живо представилось, как отец ходит по кабинету туда-сюда, заложив руки за спину, как обычно, когда что-то его волновало. — Дженни… — Он замолчал, потом вдруг нерешительно и быстро, будто боясь передумать, спросил: — Ты по-прежнему его любишь? Если да, я пойму…

— Нет! — вскрикнула матушка, и замершее было сердце Аластора забилось вдвое быстрее. — Но я боюсь, вдруг он прикажет….

— Не прикажет, — возразил отец, и в его голосе звучало уже только облегчение. — Я верю в его благородство. Не бойся ничего, любовь моя…

В кабинете замолчали, и Аластор торопливо отступил от стены, чувствуя, как сердце молотит в груди. Кажется, уже пора показаться! А потом нужно будет непременно узнать, кто такие эти «он» и «она», которых так боится матушка. Если отцу понадобится помощь, чтобы защитить их семью, Аластор должен быть готов!

Он нарочито громко потопал на месте, а затем и постучал в дверь кабинета. Толкнул ее и поклонился родителям, сидящей в кресле матушке, явно только что утиравшей слезы, и стоящему за спинкой ее кресла отцу.

— Милорд, миледи, доброго дня. Вы хотели меня видеть?

— Да, мой мальчик, — улыбнулся отец, и Аластор вдруг подумал, что эта улыбка далась ему не без труда. — Через два дня мы выезжаем в столицу. Твоим сестрам пора искать подходящие партии, а я должен представить королю моего наследника.

На старом кладбище, принадлежащем Академии и примыкающем к ее стенам вплотную, было непривычно людно. Столпившихся вокруг чьей-то могилы магистров Грегор увидел от самых ворот. Трудно не заметить почти полную радугу, вот разве что белой мантии не хватало. Даже странно, почему бы?

Ну и что там могло произойти, что потребовало его присутствия? Что вообще могло случиться такого, что семь сильнейших магов Ордена, а значит, и всего мира, собрались ранним зимним утром на крошечном, безупречно ухоженном и упокоенном кладбище, где по определению должно быть тихо и безопасно, как в главном зале Академии?

Грегор подошел поближе, поклонился магистрам, пробежал взглядом по их лицам: сосредоточенно отрешенному — у Адальреда, обескураженному — у Райнгартена, непривычно серьезному — у Волански… Хотя нет, он слегка ошибся. Уинн отсутствует, а мэтр Эддерли прислал заместителя. В этом нет ничего странного, старик Денвер не уступит, пожалуй, и главе гильдии, не зря ведь уже лет двадцать возглавляет службу безопасности Ордена.

Мэтр Бреннан, временно принявший пост главы Зеленой гильдии, смотрел в сторону, и у Грегора неожиданно болезненно потянуло шрам от той стрелы, а по спине пополз холодок, и совсем не от пронизывающего ветра.

— Что случилось? — сухо от нахлынувшего вдруг дурного предчувствия спросил он.

Магистры молча посторонились, стараясь не встречаться с ним глазами, и трогающая когтистой лапой за сердце тревога уже не заскулила, а взвыла, предупреждая о чьей-то близкой смерти. «Уже случившейся смерти», — бесстрастно отметил Грегор, делая шаг вперед.

Траву, слегка заиндевевшую от ночных заморозков, но еще не засыпанную снегом по-настоящему, пятнала побуревшая уже кровь.

Мальчишка лежал на спине, запрокинув голову и слепо глядя в низкое хмурое небо.

Тускло-рыжие волосы слиплись, искаженное лицо посерело, будто припорошенное пылью, от форменной темной мантии с фиолетовой отделкой остались только обрывки, бесстыдно обнажающие окровавленное тело, но собственного ученика Грегор узнал бы и вовсе без мантии. Мальчишка-простолюдин, один из двух…

Нестерпимо захотелось выругаться: едва ли не в центре столицы, на кладбище Академии, кто-то убил адепта — его, Грегора, ученика!

Нет…

Если бы мальчишку просто убили, некротической силой залило бы все кладбище, а здесь — ни следа. Грегор прикрыл глаза, внутренним зрением рассматривая нити… Да, пусто, абсолютно пусто, словно… словно кто-то их стер. Или впитал!

— Это было жертвоприношение, — заключил он, открывая глаза и морщась: голос звучал глухо и надтреснуто, в висках закололо. — Но…

Он скользнул взглядом по несчастному мальчишке, ища если не подсказку, то хотя бы намек на нее, хоть какие-то следы! И, наконец, понял, что показалось ему странным. Слишком уж ровные бурые потеки очерчивали на траве и земле восьмилучевую звезду.

Восьмилучевую!

— Призыв был обращен к силам не нашего мира, а Запределья, — закончил Грегор так же сухо. — Следов убийца, кто бы это ни был, не оставил. Но я не знаю ритуала, который требовал бы не только смерти, но и мучений жертвы. Возможно, кто-нибудь из историков?..

— Сейчас придет, — быстро и без обычного своего шутовства откликнулся Волански, глядя на жертву удивительно осмысленными глазами.

«Послали за нами, должно быть, одновременно. Ну и где историк? Распустились все! Бардак у них неслыханный в Академии», — зло подумал Грегор, отводя глаза от жертвы.

И тут же увидел спешащего к ним историка. Точнее, разумника! «Вот уж помяни Баргота! Только его тут и не хватало!» Ну да, именно этот разумник ведет историю Ордена, но… что он может знать о древних ритуалах, тем более некромантских?!

— Прошу прощения за задержку, коллеги, вел опрос… — начал Роверстан еще шагов за пять… и умолк.

Подошел ближе, нахмурился, кивнул Грегору:

— Прошу прощения, мне нужно осмотреть…

Грегор молча посторонился. Роверстан опустился на колено перед телом, не обращая, кажется, никакого внимания, что полы его мантии стремительно утрачивают белизну. Нахмурился еще сильнее, зачем-то раздвинул обрывки мантии на мальчишечьей груди… Всмотрелся, мазнул пальцами по телу, глянул куда-то в сторону и сдавленно кашлянул.

Грегор с мстительным удовольствием увидел, как смуглая кожа разумника становится оливково-зеленоватой.

Роверстан поспешно поднялся на ноги и вытащил из кармана платок. Белый, разумеется. Прижал к лицу, дважды глубоко вдохнул, убрал и лишь тогда повернулся к магистрам.

— Боюсь, коллеги, это был ритуал поклонения Барготу.

Его слова упали в мерзлую тишину кладбища, как камень в озеро. Тихо и зло выругался Кристоф, мэтр Бреннан пробормотал себе под нос что-то совершенно неприличное для целителя, Волански издал скрипучий, несколько истерический смешок, Райнгартен побледнел и бросил отчаянный взгляд — почему-то на Грегора…

И только мэтр Денвер, мастер старой школы, бросил острый взгляд на разумника и хладнокровно уточнил:

— Вы уверены в своих предположениях… магистр?

— Настолько, насколько вообще можно быть уверенным в том, чего никогда не видел своими глазами! — огрызнулся разумник, снова уткнулся в платок и через мгновение спохватился. — Простите, коллега… полной уверенности, разумеется, нет. Но многое указывает именно на это. Восьмиконечная звезда вызова, для начала. И сегодня — восьмой день зимы. Вам напомнить, чье это священное число? Кроме того, я ведь не ошибаюсь, юношу уложили на землю те, кто его нашел? Полагаю, сначала тело висело вон на тех… кольях?

Разумник кивнул на острые железные прутья оградки, тоже окровавленные, и Грегор молча, но яростно выругал себя за невнимательность. По сторонам нужно было смотреть, по сторонам!

— И характер раны, — заключил Роверстан. — Тело взрезано от горла до паха, сердце отсутствует. Печень и прочие органы, однако, на месте, насколько я мог… судить. А вырезанное сердце — ярчайший атрибут культа Баргота… прошу прощения, коллеги, я вынужден… отойти…