Приехав домой, Грегор продолжал думать о делах. Где, к примеру, рабочие записи деда? Педант во всём остальном, свои тетради лорд Стефан рассовывал по самым разным, подчас неожиданным местам. Помнится, схему силовых потоков для очищения логова стригоев юный тогда Грегор обнаружил между страницами арлезийского авантюрного романа о дворянине‑пирате… Пожалуй, поиски займут весь вечер, и хорошо, если не прихватят часть ночи. Грегор уже и забыл, когда ему доводилось как следует выспаться, но перед наложением защитных чар это непременно следовало сделать. А затем можно и до́лжно поговорить с Эженом Райнгартеном о помощи тому егерскому полку… Не хватало только погубить отличных солдат бездарным руководством!

Камердинера, беззвучно возникшего в дверях спальни, Грегор отпустил одним движением брови. Хвала Претёмной, он вполне способен переодеться без помощи прислуги, в отличие от иных лордов, зачастую не подозревающих, где именно в их доме находится гардеробная! А вот размышлениям даже молчаливое присутствие посторонних определённо мешало. Вышколенный слуга исчез в то же мгновение, на зависть любому иллюзорнику, и Грегор сразу о нём забыл. Открыл дверь в малую гардеробную, подошёл к полке с домашними комплектами одежды, потянулся к ближайшей рубашке… И замер, отметив какую‑то неправильность, но от усталости не в силах понять, какую именно.

Закрыл глаза, с силой потёр ноющие виски, снова открыл…

Лента?

На верхней рубашке лежала лента, странно‑узкая, не шире мизинца, шёлковая зелёная ленточка, несуразно короткая… Не годится ни для волос, ни в отделку – не говоря уже о том, что Грегор в жизни не надел бы ничего с подобной отделкой. Так откуда же она здесь взялась, и что это вообще такое?

На мгновение Грегора посетила совершенно безумная мысль, что кто‑то подбросил ему этот клочок шёлка с прицепленной порчей, а то и приворотом. Да что за глупость? Ни проклятием, ни порчей от ленты не веяло, как и магией вообще, так откуда же она взялась?

Грегор уже собрался позвать камердинера – тот явно должен знать, что делает в гардеробной эта безделица, – и замер.

Узкие зелёные, в тон девичьих глаз, шёлковые ленточки‑подвязки, тонкие стройные лодыжки, тёмный подол мантии…

Грудь вдруг сдавило так, словно Грегор пропустил «Могильную Плиту», а то и «Молот Пресветлого». Он попытался перехватить хоть глоток воздуха, но тот сгустился, не давая сделать вдох. Внутри, за рёбрами, стало обжигающе‑горячо, будто там вспыхнул пожар, и защипало глаза, как когда‑то от порохового дыма на фраганской границе…

«Защитить дом Райнгартена? – мелькнула беспомощная мысль. – Подруги для жены? Товарищи детям? Да будут ли они у меня?.. Что, если канцлер снова упустит эту безумную девчонку?! Аранвен уверяет, что Керуа перекрыт полностью, но что, если они попросту не доедут до Керуа? Проклятье, в бастарде – половина крови Дорвеннов, а это значит, что рядом с ним в любой момент может открыться Разлом. Да, пока они оба живы – не иначе, как милостью Претёмной, но сколько продлится её милость? А банды разбойников, в которых попадаются и маги? Дикие звери и холод, в конце концов?!»

Он взял ленточку, до боли ясно вспомнив, откуда она взялась. Разумеется, Айлин обронила её в ту самую ночь! А горничная, убирая спальню, нашла и отнесла в стирку. Потом ленточку сунули в гардеробную, попросту не зная, что с ней делать, и опасаясь спросить самого Грегора – дело всё‑таки деликатное. Зато всем известно, что время от времени он одевается сам…

Дурацкие и совершенно лишние сейчас мысли текли сами собой, Грегор тонул в них, но вдохнуть воздуха всё‑таки смог. На негнущихся ногах вернулся в спальню и сел на кровать, бессмысленно смотря перед собой, сжимая в руках уже измятую ленточку. Он так старался увериться, что всё будет хорошо! Трус и глупец! До последнего убеждал сам себя, что Айлин решила спасти давнего приятеля, оказавшегося принцем! Да разве может эта девушка совершить что‑то простое и логичное, вроде бегства?!

«Портал! – вскинулся он. – Да, они опасны, но ради такого можно и рискнуть! Портал к самому Разлому – и перехватить их там! Как же не вовремя умер Адальред, его портальная горгулья перестала работать, и никто не знает секрета. Райнгартен об этом недавно сокрушался. Что ж, ради Айлин…»

И тут же обозвал себя тупицей. Даже порталы, ведущие в Итлию и Арлезу, смертельны, а что говорить о том, который будет направлен к самому Разлому? Там сейчас такие жуткие искажения ткани реальности, что смерть неминуема. И будет бессмысленной донельзя!

«Какое счастье, что они просто едут верхом…»

Запоздалое осознание происходящего разом смыло плотину, что Грегор так старательно возводил между своим рассудком и страхом. И страх окатил его ледяной волной… А что, если Айлин погибнет при задержании? Она отважна до безумия и мнит себя полноценной магессой, как и все в её возрасте. Да ещё эта дорожная дуэль с Кастельмаро! Трудно не возгордиться, победив опытного боевика! Однако люди Аранвена тоже знают своё дело, среди них наверняка есть маги! И даже если нет… Одна стрела! Один случайный арбалетный болт!

Грегор почувствовал, что его пальцы, сжимающие ленточку, мелко дрожат. Он так не боялся ничего и никогда. Ни первой дуэли, а противник был серьёзный, не чета вчерашнему выпускнику Академии. Ни самых страшных атак на войне. Даже смерть Малкольма словно бы поблёкла и отступила перед этим новым чувством. В конце концов, Малкольм погиб у него на глазах, и Грегор точно знал, что не мог сделать ничего, кроме того, что сделал. Айлин пока жива…

Но если Аранвену привёз перстень и письмо даже самый быстрый курьер, это всё‑таки несколько дней дороги! И за это время могло случиться всё что угодно.

«Я схожу с ума, – измученно подумал Грегор. – Эта безнадёжность и беспомощность… Но догнать Айлин до того, как они с Вальдероном достигнут Разлома, невозможно. Я мог бы сделать это сразу, если бы понял, куда они направляются. Да, и получил бы, вернувшись в столицу, смертный приговор за оставление Дорвенны в опасности. А ещё – целую Академию с живыми адептами и преподавателями, потому что некому было бы развернуть от неё потоки. И разрушенную столицу с тысячами жертв… Да я бы сам, не колеблясь, признал, что за такое меня казнить мало! Всё равно, что дезертировать с поля боя!

Жизнь одной девушки, которую я люблю, и неисчислимое множество чужих жизней на другой чаше весов… Айлин, прости, но разве ты сама хотела бы этого, моя храбрая девочка? Девочка, которая выбрала собственную смерть ради спасения страны… Вот она, справедливость богов, колесо судьбы. Я столько раз отправлял на смерть других, а теперь судьба платит мне той же монетой. Айлин… Моя любовь, единственный смысл моей жизни…»

Он встал, чувствуя, как голова кружится, а сердце колет сотня мелких иголочек. Подошёл к окну и вгляделся в ночной сад, раскинувшийся вокруг особняка. За голыми деревьями угадывался силуэт ажурной чугунной ограды, темнели клубки огромных птиц на ветвях – в саду Бастельеро всегда жили вороны, которых никто не смел тронуть из уважения к родовому гербу.

Грегор и сам любил этих умных важных птиц, но сейчас мысль о них показалась почему‑то зловещей. Он не хотел думать о смерти. Он, некромант, отчаянно боялся даже на миг предположить, что знакомая и вроде бы послушная стихия предаст его, отобрав Айлин.

«Несколько дней, – подумал он, уже не стараясь ни в чём себя убедить. – Пока они достигнут Керуа, пока их поймают, пока отправят в столицу… Конечно, курьер с донесением прибудет раньше, но ещё несколько дней волноваться глупо и бессмысленно. Проклятье! Я всю жизнь считал это отличным доводом для себя и других! Можешь что‑то сделать – делай! Не можешь – просто терпи и жди. Но вот сейчас такая простая и ясная логика больше не действует!»

Он с трудом разжал пальцы, но не уронил ленточку, а бережно разгладил её, свернул и сунул во внутренний карман камзола. Глупо, но от этого показалось теплее, терзающий сердце колючий холод отступил.

«Претемнейшая, – подумал Грегор. – Я впервые понимаю тех некромантов, что возвращали своих возлюбленных из Твоих Садов. Возвращали, зная, какова будет кара. Зная, что без твоего позволения вернётся тело с разумом, но без души, извращённая аморальная тварь, не различающая добро и зло. Просто не могли иначе… Претемнейшая, молю, убереги меня от этого выбора, потому что я боюсь собственной силы!»