– Но меня меньше всего заботит чье-либо преследование. – Хантер постарался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее, но далось это ему не так уж легко, поскольку он полагал, что Люси следует за ними по пятам.

– Вот как? – Даффи не так-то легко было провести.

– Именно, – сказал Хантер, открывая дверцу джипа для Даффи. – А сейчас я хотел бы услышать, о чем вы говорили с матерью.

Даффи расположилась на сиденье, и Хантер направился к месту водителя. Даффи подняла руку с растопыренными пальцами.

– Первое, – сказала она с широкой улыбкой, – богата ли я. Второе: получила ли я деньги в наследство или заработала. Третье: как именно я заработала деньги. И четвертое: знаю ли я, что в Пончатуле все особы женского пола старше двенадцати и моложе девяноста лет охотятся за тобой.

– О многом же вы успели поговорить.

Даффи продолжала улыбаться.

– Она говорила – я слушала.

– С Тельмой всегда так.

Хантер повернул за угол, собираясь выехать на автотрассу. И в этот момент он заметил машину Люси. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что она не появилась, когда они с Даффи, забыв обо всем на свете, занимались любовью на кухне в доме Тельмы. При той привязанности, которую Тельма испытывала к Люси, она вполне могла дать ей когда-то ключ от дома.

И Хантер знал, что Люси не колеблясь воспользовалась бы им. Она плакала, признавшись, что написала письмо той шарлатанке Доктору Любовь, и пообещала больше не доставать его, и все же Хантер не был уверен, что она откажется от очередных попыток.

И хотя Хантер знал, что шансов завладеть его сердцем у Люси меньше, чем у снега выпасть в разгар лета в Луизиане, ему не хотелось причинять ей боль. А ей было бы больно, если бы она застала их с Даффи за их занятием на кухне.

Хантер надавил на акселератор и выехал на автотрассу. Ему стало не по себе.

Ведь Даффи точно так же кое-кому причинила боль.

Изменилась ли она с тех пор, как, будучи юной девушкой, нанесла душевную травму Алоизиусу?

– Похоже, ты слишком глубоко задумался, – сказала Даффи, возвращая его к действительности, в свое столь приятное для него общество. Она положила руку Хантеру на бедро. – Можно к тебе присоединиться? – В тоне, которым она задала вопрос, ощущалось горячее желание, а не недовольство.

Даффи сидела, повернувшись к нему, в естественной позе, не нервничая, совершенно не так, как она ехала из Нового Орлеана сюда. Ее глаза сияли, и она смотрела на него чуть ли не с обожанием.

Забудь про Алоизиуса.

Даффи изменилась. Это уже зрелая женщина, а не та обиженная девочка, какой когда-то была. Хантер сжал ее руку. Вспомнив о предупреждении Тельмы не разбивать его сердце, он сказал:

– Надеюсь, ты воспользуешься советом Тельмы.

Другой рукой Даффи нарисовала круг на его груди.

– Не бойся, – сказала она. – Это сердце я не собираюсь ранить.

Закрыв глаза, Даффи откинулась на подголовник. И, уверенная в том, что эти слова должны успокоить Хантера, она сделала то, что всегда делала в машине, когда расслаблялась, заснула.

Хантер вел машину по трассе в направлении Нового Орлеана, накрыв руку Даффи своей рукой.

Прошло четыре дня – и полжизни. Даффи сидела за туалетным столиком, вертела в руках серебряную заколку и никак не могла решить, закалывать ею волосы или оставить их распущенными. Решение не приходило, а в ушах звучал голос матери, твердившей о том, как неудобна эта заколка.

Хорошо бы рядом был Хантер. Он взял бы заколку в руки, положил ее на столик, а потом обнял бы Даффи и поцелуем заглушил все ее тревоги, связанные с предстоящим обедом по случаю дня рождения ее матери.

Даффи взглянула в зеркало и попыталась представить себе, что рядом с ней, почти касаясь ее, стоит такой родной и очень мужественный человек.

Она моргала и всматривалась, но видела в зеркале только свое лицо – слишком серьезные синие глаза; большой рот, чуть искривленный гримасой недовольства из-за предстоящего вечера; чистую, как всегда, кожу; волосы, спускающиеся чуть ниже подбородка. Внешне Даффодил Лэндри выглядела также, как, скажем, и месяц назад. Внутренне же она была совсем другой.

Последние четыре дня они с Хантером были неразлучны. Он посетил несколько благотворительных и общественных мероприятий, которые Даффи предстояло осветить в своей газете; она сопровождала Хантера при посещении ряда его офисов, где рядовые профаммисты колдовали над новым поколением пакетов программного обеспечения.

Даффи нарушила одно из самых твердых своих правил: позволила ему провести с ней ночь. И даже дважды.

Если бы накануне утром они не нежились вместе в постели, еще разгоряченные после утреннего секса, Хантер не присутствовал бы при телефонном звонке Джонни, напомнившей сестре о предстоящем обеде. А если бы его там не было, Даффи не пришлось бы приглашать его пойти с ней на этот обед.

Но случилось так, что она пригласила его, а принял это приглашение.

Даффи заколола волосы серебряной заколкой и критически оглядела себя в зеркале. Это выглядело слишком по-детски.

Она вытащила заколку из волос и положила ее, а вслед за ней и голову на туалетный столик. Закрыв глаза, Даффи старалась избавиться от судорожного напряжения в плечах, забыть о губительной власти матери.

Мать угнетающе действовала на Даффи.

Марианна Ливодэ Лэндри всегда и всем была недовольна. Она не раз говорила, что могла позволить себе выйти замуж за Лэндри, но всегда оставалась Ливодэ. И все, кто интересовался состоянием дел в Новом Орлеане, понимали смысл этого заявления.

Даффи предупредила Хантера, что вечер может оказаться не очень-то приятным. С Марианной ничего нельзя было предсказывать. Она могла быть очаровательной или язвительной, но с постоянной улыбкой на губах, которая, однако, никогда не бывала сердечной.

Погруженная в свои мысли, Даффи вдруг с удивлением почувствовала, что напряжение стало отпускать ее. Сильные руки массировали плечи, снимая тянущую боль.

– М-м-м, – промычала она, недоумевая, когда она успела заснуть и когда ей начал сниться Хантер.

Приятный лечебный массаж перешел на шею. Горячие губы прижались в поцелуе к ее затылку. Даффи открыла глаза и подняла голову.

– Я же не вызывала тебя с помощью заклинаний, – промолвила она, глядя на его отражение в зеркале.

Голова в зеркале ответила отрицательным покачиванием.

Даффи обернулась и обняла Хантера. В этот момент ее не заботило, что он догадается, насколько она нуждалась в нем.

– Я думала, что встречу тебя только в ресторане.

Хантер погладил ее по голове.

– Я закончил дела раньше, чем ожидал.

Даффи удивленно посмотрела на него.

– Слушай, а как ты сюда вошел? – Она, конечно, нарушила правило, позволив ему остаться на ночь, однако не помнила, чтобы давала ему ключ.

– Похоже, я нравлюсь твоей экономке, – сказал Хантер с улыбкой, поднимая ее с пуфика и прижимая к себе. – Теперь только понравиться бы твоим родителям.

Обвив руками его шею, Даффи спросила:

– А что, если нет?

Хантер снова усадил ее за столик и положил руки ей на плечи. Чувствуя, что у него изменилось настроение, Даффи следила за его отражением в зеркале.

– Скажи откровенно, Даффи, – проговорил он, – неужели твои родители не ждут от тебя, что ты будешь общаться с людьми определенного круга?

– Ты имеешь в виду генеалогию? – Даффи вскочила и повернулась к Хантеру. – Неужели ты из тех, кого заботит, кто в какой семье родился? Знаешь, Хантер, ты озабочен совершеннейшей ерундой.

– Эй, – сказал он, отступая на шаг, – не нужно кидаться на меня.

– А я и не собиралась. – Даффи сама удивилась своей горячности. Она виновато улыбнулась Хантеру. – Просто пытаюсь высказать свою точку зрения.

– Это больной вопрос, – вздохнул он, – хотя, возможно, он того и не стоит.

Даффи снова взяла в руки серебряную заколку.

– Многие судят обо мне по слухам, по моей неважной репутации, не удосуживаясь даже попытаться узнать, кто я на самом деле. Ты, Хантер, поступил иначе, поэтому я сомневаюсь, что ты боишься, будто моей семье свойственны социальные предрассудки. Скорее тебя беспокоит твое собственное положение в обществе. – Ну вот, она и сказала это.