– Пастрами, cool! Обсуждали с Куки, как нам обеим нравится Зоя.

– Зоя не может не нравиться, тонкая барышня. Не понимаю: ну разведется Миша, и что? Зоя достойна много большего. Нашему бы оболтусу ее в жены, человека бы из него сделала…

– Она на семь лет старше, нафиг она ему, – Маруся снова уткнулась в айфон. Ванечка – золото, если бы она при Хельмуте писала месседжи за едой, давно был бы скандал. – Помнишь, как мы с Зоей познакомились?

– Да уж, ты тогда такое отмочила…

Тогда, получив израильское гражданство, Жуковы приехали в Тель-Авив, не зная в Израиле ни души, кроме Миши Наумова, который и делал им паспорта. Тот прилетел из Москвы по делам и пригласил их на завтрак. Правда, ему «надо отскочить на сек, а вам – второй этаж, правая дверь, встретит замечательная девушка Зоя».

У плиты стояла девица в драных шортах и майке с одним плечом. Хрупкая, длинноногая, с огненно-рыжим водопадом локонов, рассыпанных по плечам, – то ли шаровая молния, то ли полинезийская птица залетела в темноватую квартиру с плотными жалюзи, защищавшими от буйного солнца. Короче, диссонанс в драных шортах.

– Здравствуйте, я Зоя. Оладьи из кабачков делаю, любите? Еще пюре из авокадо и гренки – мы из Москвы бородинский привезли. Миша буквально на минуту отошел. Вам кофе с сахаром-молоком?

Миша, влетев в квартиру, обрушился на гостей скороговоркой: «Чудно выглядишь, Иван. Рядом живете? Ваш супер – дрянь, туда не ходите, вот за тем углом хороший», – Миша сыпал названиями улиц, которые Жуковым ничего не говорили. «Кофе? А, уже пьете… Любите оладьи из кабачков? Это песня, как Зоя их готовит».

За завтраком Миша рассказывал московские новости, не смущаясь тем, что Маруся с Ванечкой сами только что из Москвы, давал советы, где лучше искать постоянное жилье. Мишина квартира казалась Жуковым роскошной: мебель подобрана со вкусом, вместо стола – огромная барная стойка, да еще и паркет – для Тель-Авива редкость. «Так я общаюсь с соседями», – Миша вывел их на балкон и прокричал соседу «Шалом!»

– Стоишь, всё видишь, тебя все видят, обшарпано, дворик грязноватый, зелень, в натуре Одесса или Тбилиси.

Правда, похоже: дома ветхие, квартиры на разных уровнях, все утопает в зелени, по стенам плющ… Тем временем Зоя убирала со стола, что-то щебеча из гостиной.

– А Зоя, она кто? – выпалила Маруся помимо воли. Почему ей показалось, что эта рыжеволосая в драных шортах – домработница?

– Ну-у-у, Зоя… Мы в выходные приехали, – чуть напрягшись, произнес Миша.

– Мань, ты даешь, странный вопрос, – одернул Марусю муж.

– Мало ли кто кем приходится, я ничего такого не сказала, – стала оправдываться Жукова.

– Друзья мои! Я часик поработаю, а вы берите Зою и ждите меня на пляже, – Наумов уселся в кресло и открыл MacBook.

– Давайте вечером в Goocha, – предложила Маруся, стараясь заболтать свою бестактность.

– Ага, понравилось? – Миша поднял голову от компа. – Шаронов, знаете его? Так запал на Goocha, когда я его туда привел, что неделю ел только там, пока все меню не перепробовал. А когда перепробовал, ему понравилось еще больше, он там и встречи назначал, и даже маклеру велел квартиру искать в радиусе пятисот метров.

Непонятно, почему Goocha была намоленным местом избалованных москвичей. Интерьер – безыдейная смесь техно и лаунжа, открытая кухня раздражает громыханием тарелок и клекотом официантов над ухом. Внутри, «лифним», – москвичи никогда не сидели, только «бахуц» – на тротуаре, где можно курить и глазеть на вечерний народ, фланирующий по улице Дизенгоф. Goocha была хороша лишь тем, что это привычный европейский гастропаб в самом центре, ведь правильные русские живут только тут.

– Как вспомню, так ежусь от неловкости, – Маруся все мусолила историю знакомства с Зоей, сидя на том же балконе уже не с компом и квестами, как давеча, а с Куки, вином и сплетнями. – Про домработницу никто не понял, прозвучало так, будто я интересуюсь местом Зои в Мишиной жизни, что гораздо хуже.

– Не придумывай, – отмахнулась Корнелия.

– Как вы, женщины, любите накручивать! – Матвей с бутербродом в руке вышел на балкон. – Привез я как-то в Москву жену, тоже, можно сказать, единоутробную…

Он отхлебнул израильского рислинга и, потрепав Корнелию по затылку со словами «Тоже дрянь, но все же лучше немецкого», продолжил:

– У Ленки в Москве начались паник-атаки, ей мерещилось, что сейчас полиция ее загребет, регистрация у нее не та, в супермаркете карточку обнулят, из Шереметьево не выпустят. Найдут наркотики, которые сами таможенники подбросят, и закроют. Прозак уже не помогал, повел я ее к невропатологу, тот назначил капельницы. Что-то такое, стабилизирующее психику. Как я уговаривал ее, что ей в капельницу ничего не подмешают! В общем, она под капельницей, я в коридоре жду, она выходит, вся сияет! Ё-моё, может, ей в капельницу подмешали-таки что-то? Типа экстази? Оказалось, медсестра заявила: «Докапали, девочка, вставай, папа тебя уже заждался». И у Ленки паник-атаки вмиг растворились в эйфории, что ей сорок пять, а она все девочка. Какой ты фиксер, Маруся, если так из-за муры колбасишься?

– Мотя, а к чему это психоделическое марево? – подняла на него глаза Куки.

– Как раз зачетно, – возразила Маруся. – Это же притча! И такой человек тратит свой талант на макароны!

Матвей действительно производил макароны. На заводике в Махачкале по итальянской лицензии. Помимо того, что он производил еще и плитку, на заводике в Туле по итальянской лицензии. Что общего между макаронами и плиткой, кроме того, что Матвей постоянно летал в Милан, где неизменно останавливался в отеле Principe di Savoia, как он рулил своими заводиками, когда успевал за год облететь еще полмира, а когда не летал, то бухал, трахался, долбался, поил и кормил всех правильных и полезных людей Москвы, от которых пользы было ноль? Этого понять никто не мог – Ванька Жуков на закате в Вашингтоне слушал отчет жены, которая в глубокой тель-авивской ночи рассказывала ему о еще одном бесполезно прожитом, чудном дне.

И это еще жена не рассказала своему единоутробному про Поленовых-Шустовых! Ведь та история, что началась на пляже в мае, получила ого-го какое продолжение.

«Глеб все нервы вымотал, не могу

терпеть больше _эмодзи_рожица

_со_слезой», – текстанула

Наташа Поленова своей

лучшей подруге Веронике.

«Он не изменится, и ничего не изменится

_эмодзи_красная_от_злости_рожица».

«А сегодня счастье _эмодзи_сердечко».

«Жжом _эмодзи_костер».

Праздники в Тель-Авиве сливаются в бесконечную череду. Уже не вспомнить, где чей балкон и было ли это на балконе или в ресторане Goocha, или не в Goocha, и не балконе… Словом, вечером того дня, когда Миша всех звал на Вуди Аллена, а Наташа выведывала, как Жукова живет с двумя мужьями, посиделки на крыше у Глеба удались на славу. Впрочем, они удавались всегда: разговор не смолкает, хохот, анекдоты, истории про знакомых и полузнакомых. Фокс и Жукова «беззлобно злословили» под общий гвалт – тоже, как всегда.

– Давай завтра в ресторан, хочу в Dallal, там вкусно, – предложила Корнелия.