– Зоя видит весь мир как селфи, – она уселась рядом с Корнелией. – Все были уверены, что Наумов спит и видит развестись, а не все так просто. Не удивлюсь, если Зоя ребенка сама подстроила и сейчас пойдет полная санта-барбара. Хилый интерьер у Жучки получился, детская – просто слезы, все такое розовое-розовое.

– Да и хрен с ним, ты посмотри на ее клиентку. Вот у кого был всем разводам развод. Она из дома мужа не только мебель вывезла, даже гвозди, на которых шторы висели. Ее муж – режиссер, у которого в спектаклях голые по сцене скачут и дилдо меряются, а увела его София, прима медийная.

– Это все знают. София ему ребенка родила, несмотря на свой околоклимактерический возраст, – язвительно произнесла Наташа. – Вы с Зоей помирились?

– Мы и не ссорились. Поцапались – да, а ссориться из-за Клячина… Сама сказала, у нее сейчас весь мир – селфи.

– Если бы только сейчас, у нее всегда так.

– Она мне хорошую мысль нечаянно подсказала. Я попросила одну влиятельную даму помочь с Клячиным. Знаешь, о ком я…

– Подруга жены Димона-айфона?

– Угу. Обещала поговорить с кем надо, чтоб ему доходчиво все объяснили. И еще зарядит ту же Софию, медийщицу всея Руси.

Подскочила Жукова: «Девочки, как вам интерьер, только честно?» Интерьер шикарный, – принялись уверять девочки. И преза шикарная, хоть и камерная, зато пришли правильные люди.

– Фотку вместе, и я побежала, надо няню отпускать, – сказала Корнелия.

– Я щелкну, – подскочил Самойлов, – семейный портрет в интерьере, как у Висконти.

«Молчит как вкопанный».

«Тут другая тема, у Наташки зоопарк

_эмодзи_верблюд_и_попугай», —

в ответ текстанула Куки.

Снова жара, солнце, море… Занятно, как поделились пляжи в Тель Авиве: лучший, Gordon beach, захватили, конечно, русские. Французы кучкуются южнее, на Royal Beach, они и селятся в том районе, где ничего хорошего нет: остатки французского колорита в кварталах Неве Цедек, тут же новодел дорогих небоскребов, а вокруг трущобы и расползающийся во все стороны рынок, «шук Кармель».

– Я патриотка Израиля, – заявила Корнелия. – От рынка до реки и от моря до площади Рабина. В этом периметре мой Тель-Авив, а на Марсе жизни нет.

Наташа снова делает растяжки, Ася слушает, что рассказывают наушники, дети виснут на Глебе, требуют есть, купаться… То ли это те майские, когда Наташа делала растяжки, а Ася сидела в наушниках, то ли уже год прошел…

– Помните мою подругу, Веронику? – терзала Наташа по очереди всех дам. – Всю весну отказывалась с нами ехать, а неделю назад сообщает, что едет-таки. С сыном. Сняла квартиру на Трумпельдор и сидит в одиночестве на пляже Бограшов. Может, у нее что-то с Глебом?

– Глеб же все время у нас на глазах, – дамы уверяли Наташу, что быть такого не может, а, как только Наташа отправлялась плавать, тут же соглашались друг с другом, что может… Хуже, чем в третьесортных сериалах, – держать на одном пляже жену с детьми, а на соседнем – любовницу. Так только в жизни бывает.

Жукова, догнав у воды Мишу, стала жаловаться на Куки, провалившую ее презентацию: «Я так эту клиентку ублажала, а Куки в AWOL пошла…».

– AWOL? – переспросил Миша.

– В самоволку, такие вещи знать полагается…

Наумову хотелось послать Марусю. У него Зоя беременная, ребенок, Хьюстон, а у Жучки – сплошь селфи, и все должны ей помогать. Еще слово какое придумала – «фиксер», чего она нафиксить может, у нее одни факапы.

– Срочно провести сверку инфы, – заявила Куки, едва они с Марусей уселись после ужина на балконе.

– Если ты о Зое, то я ничего уже не понимаю. Не складывается картина, хоть убей.

После презы Маруся вернулась в Тель-Авив, работы было завал. Взялась выстроить логистики одному чуваку: как продавать в Америку замороженный шпинат, который чувак выращивал в Израиле, а морозил в Турции. Зоя позванивала, рассказывая, что у чувствует себя паршиво, но терпимо, с Мишей у них все ровно, развод они не обсуждают… В это уже всем верилось слабо, и Маруся просто воспряла, узнав, что прилетает Миша по своим решательским делам. В конце концов, они с Зоей что себе думают? Ей же нужно знать.

Маруся стояла перед дверью его квартиры, тот изнутри возился с замком, говоря по телефону. Она услышала «хи мишуга», – «сошла с ума», и еще «адайн йеш зман, аваль хи ло роца лишмоа» – «есть пока время, но она не хочет слушать…». Открыв дверь, Миша отправился с телефоном на балкон. Выждав для приличия, Маруся тоже вышла на балкон, Миша снова перешел на иврит. Она закурила: иврит у нее хилый, а курить можно только на балконе.«Два месяца», «врач», «балаган»… Любимое словечко израильтян – «балаган», по-нашему, бардак. Миша наконец нажал отбой и как-то косо взглянул на Жукову:

– Ну что? – прищурилась Жукова, – придумал уже, как упаковать для меня breaking news?

– Какую breaking news?

– Непереводимая с иврита игра слов… Зоя беременна, это уже все знают. Считают, что ты ее уговорил, а бедной Асе выйдет отставка.

– Это Зоя так подает?

– А что, на самом деле не так?

– Я конечно всегда знал, что разведусь, куда я денусь, – запричитал Миша. – И о ребенке мы мечтали, но одно дело мечты, которыми люди тешатся в постели, совсем другое, когда тебе ставят ультиматум.

– Ультиматум? Даже так?

– Ее не интересует, ко времени ли ребенок. Все же сначала надо Асю подготовить, развестись по-человечески, подожди чуть-чуть, не напирай, – Миша все больше раздражался. – Нет, ставит меня перед фактом: буду рожать и точка. А я, – ты же знаешь, – ультиматумов не терплю!

Опа-на! Выходит, это не Зою устраивали двойные отношения, это Миша не предлагал других раскладов, хоть весь свет и считал, что развод уже на горизонте. Выходит, уговоры делать ребенка – тоже сказки? Но такого же на пустом месте не придумать. Тем не менее, сейчас Миша на иврите обсуждал с кем-то именно аборт, о котором Зоя «ло роца лишмоа»…

Завтра Зоя станет названивать. Сказать, что они с Мишей не встретились или встретились, но о ребенке разговора не было? – неправдоподобно. Да еще Миша сам скажет, что разговор был, и даже наплетет, что именно Маруся по этому поводу думает. Поэтому утром, пока Миша был в самолете на пути в Москву, Маруся, играя на опережение, сама позвонила Зое. Та стала плакаться, что Мишу не понять, еще более запальчиво живописала, как именно он требовал ребенка. Вообще-то, Миша вполне мог верить, что хочет ребенка. А мог и не верить, но лепить все подряд. Как они все лажанулись-то, уже приготовившись жалеть Асю.

– Это было в марте, – Маруся подлила себе и Куки беленького. – А вам с Мотей в апреле уже показывали совсем другую фильму?

Именно так. Спустя месяц после непереводимой с иврита сцены на балконе, на пляже сидели Куки с Матвеем и Миша с Зоей. Жуковой не было, ей пришлось срочно лететь в Турцию, выправлять жуть-какой-факап со шпинатом.

Шпинат пропал где-то между Израилем и Турцией, не успев заморозиться, и, видимо, уже сгнил. Чувак, растивший шпинат, бесновался, что урожай к свиньям, и клял Марусю, хотя она ему на пальцах объяснила, что отправлять шпинат надо фурой, а не вагоном, у вагонов есть свойство такое: в любом месте могут отцепиться. И вообще, шпинат растить и дурак может, надо накладные правильно заполнять, – Жукова опять терзала всех своими факапами, названивая из Измира.