Зоя не ожидала такого афронта в Москве. Это была ошибка – лететь в Берлин. Она зачем-то решила, что напоследок непременно надо врезать Маркову и Наумову и оттоптать лицемерку Асю, чтоб мало не показалось. Весь зимний сезон псу под хвост. Она убеждала себя, что дело не в суде и не в берлинском скандале – все уже забыли, в свете никто не помнит даже того, что было всего неделю назад. Просто ее слишком долго не было в Москве. Законы джунглей света: не отвечаешь на приглашения, пропускаешь ивенты – вычеркиваем. Не мелькаешь на ивентах, не выкладываешь фотки с тэгами стоящих имен – о тебе забывают.
Спасибо напарнице по салону, сколотила проект сувенирки, сделали набор подарочных принтов именитого художника. Новый, весенний, сезон, а у нее роскошная преза! Крутые регионалы, которым по карману стоять в Ритце, раскупали открытки как горячие пирожки. Один питерский чиновник от спорта сразу десяток взял. На следующий день его кореши прислали заказ на двести наборов и приглашение прислали на «весенний гала-бал» – с русским языком у них беда, такие приглосы рассылать. Надо сходить и побольше фоток в сети выложить. Никто ж не знает, что ивент тухлый, главное – выглядеть улетно и с презентабельным мужиком на фото стоять.
На рассвете Матвей примчался в Бен-Гурион. До Мюнхена спал, в аэропорту Франца-Йозефа Штрауса стал искать выход на посадку в Барселону и вдруг понял, что ему туда незачем лететь…
«На работе облом, лечу в Москву», – отписал он жене Ленке.
Он Ленке и не обещал непременно прилететь. Решил, а теперь раздумал. Мысли снова бежали, никуда не добегая, путаясь друг у друга под ногами. Лучше в Дубай, там уже совсем тепло…
– А сериал все крутится, – произнесла Корнелия, глядя в темноту, скрывшую море. – Порешали второй кармический вопрос, – ты даже не Хельмута, а его бабу раскошелиться изощрилась. Паспортами тоже обзавелись. Оказывается, еще надо найти такого, с кем можно долго и счастливо. У тебя две лошади в упряжке, у Наташки все на соплях, Самойлов так и будет болтаться, как фиалка в проруби… У одного Наумова образцовая советская семья, дожили!
Что он забыл в этом Дубае? Тоскливое место, только вода и небоскребы. Пацаны написали, что в Лугано зажигают, к ним что ли? Матвей снова ехал в аэропорт, проверяя рейсы. Скорее в самолет, только там он в недосягаемости…
Пришли майские праздники, обитатели московского света погрузились в дачный морок и обжорство. Глеб плавал в этом дурмане, желая только, чтобы безвременье не кончалось. Чтобы каждое утро он мог смотреть на эту женщину, пока она еще спит, разметав по постели локоны. «Не открывай глаза, хочу наглядеться на тебя», – безмолвно просил он.
Их прибила друг к другу океанская волна, но они сумели ухватиться друг за друга, только бы теперь океан их не растащил… Опуститься в самую глубь, ждать, пока страсть океана поднимет невесомое тело, снова бросив его в пасть волны. Ровный рокот океана кажется безмолвием, океан обманывает обещанием покоя и тут же снова принимается тебя крутить… Пока снова не отпускает лениво, и ты обессиленной волной ползешь по песку. Они и музыку слушали все время одну и ту же – черно-белый клип океана, играющего волнами, пузырьки воздуха всплывают к свету, тут же снова тьма, в мелодии угадываешь смерть и жизнь, свободу и обреченность.«Sink back into the ocean, sink back into the ocean…»
Слова пузырьками бежали по коже, еще миг, и он не выдержит остроты этого чувства и разлетится осколками по комнате… Sink back into the ocean…
Она шла в душ, а он ждал, когда она выйдет, завернувшись в полотенце, – босая, волосы потемнели от воды, такая хрупкая, что страшно неловким движением ее сломать. В ее детской чистоте и темной, почти колдовской сексуальности и есть первопричина этого мира, без этой женщины в нем нет смысла. Глеб снова включал все ту же мелодию и снова превращался в волну…
Sink back into the ocean…
Он появился на бале футболистов с одним желанием – вмазать вискаря и дождаться, когда можно будет отчалить. Стоя со стаканом, разглядывал публику – сброд святых и нищих. Он даже не понял, почему перехватило дыхание – у колонны девушка в платье цвета изумруда поднесла к губам бокал шампанского. Он прошел мимо, встав в пол-оборота, принялся разглядывать ее краем глаза… Хрупкие плечи, темно-рыжие волосы собраны в мягкий пучок, удивительная грация. Девушка казалась фарфоровой статуэткой, которую достали из старинной шкатулки, – только посмотреть, притронуться уже будет кощунством. Он не замечал, как невольно шаг за шагом приближается к ней.
– Хотите фото со мной на память о вечере? – девушка взглянула на него.
– Если вы не против, – Глеб почувствовал себя полным идиотом. Думал сострить, сказать что-то меткое, но в голове вертелось отвратительно-пошлое «память об этом вечере останется со мной навсегда», и промолчал.
Фотографы щелкали камерами, а ему хотелось уже отойти – вот так стоит, хватая воздух ртом, это выглядит по-идиотски. Он снова примостился у бара, исподтишка разглядывая ее, хотя уже знал, что всегда ждал именно эту самую женщину. Встречал других, впадал в отчаяние от разочарований – а искал эту, сам того не ведая.
– Вы так на меня смотрите, будто боитесь, что я исчезну, – она подошла к нему.
– Как вас зовут? Меня – Глеб, – кашлянув, сказал он. – Вы правда не исчезнете?
– Если исчезну, то и имя мое вам ни к чему. Можете называть меня Cinderella, – рассмеялась она, а у него сердце снова ухнуло вниз.
Он боялся показаться навязчивым, выходил на улицу, бегал мыть руки – ладони казались до неприличия потными. Он искал именно такую – без грана хищности или лжи, это же видно! От нее шла волна какого-то непонятного доверия к нему, она не отдавалась ему, но уже искала у него защиты. «У меня двое детей, – зачем-то сообщил он, – у вас есть дети?» Она кивнула, и он понял, как нелеп его вопрос – какое это имеет значение…
– Я пойду, вечер себя исчерпал, – сказала она.
– Чтобы карета по дороге не превратилась в тыкву? – нашел он в себе силы рассмеяться. – Я отвезу вас домой.
– В тыкву? До полночи еще далеко, а живу я как раз близко, – она снова улыбнулась, уже лукаво.
– Жаль, никогда не видел превращения карет в тыкву, хоть и много раз читал. Может, поужинаем?
– Это лишнее, – выдохнула она, садясь в машину.
– Дома ждет злая фея? – продолжил он шутку.
– Всех злых фей и колдунов я уже прогнала. Просто не хочу банальностей…
Подвезя ее к дому, он протянул визитку:
– Пусть у вас останется мой номер. Вдруг в следующий раз не найдете тыкву.
– Если не потеряю, позвоню. Но я страшная растеряха. Поэтому набираю прямо сейчас, чтобы и у вас остался мой номер.
– Это приятно, – Глеб вдруг так осмелел, что ему непременно нужно было это сказать. – Если я вам скажу, что искал вас всю жизнь… Вас разочарует такая банальность?
Она без улыбки посмотрела на него: «Уж это точно не банальность».
Он выскочил из машины, открыл ей дверь: «Скажите все же ваше имя. Не звать же мне вас Синдереллой всю оставшуюся жизнь».
– Насчет всей оставшейся жизни я ничего не знаю. А в этом сезоне откликаюсь на имя Зоя…