– Ты же действительно целый день с телефоном, все время кому-то пишешь и звонишь, – Хельмут смотрел на Марусю в упор.

– Вы оба офигели что ли? – заорала та, выскочив на крыльцо с сигаретой.

– Что за манера тут же кричать? – вышел вслед за ней Хельмут. – Она боится, что ее выкрадут… Папарацци, слухи, фотографии дома, все понимают, сколько он может стоить. А там двое пожилых людей. Их похитят и станут требовать выкуп.

– Голливудские блокбастеры меньше смотрите!

– Ты точно никому не говорила? Ведь говорила же!

Что на это сказать? Маруся говорила и Ванечке, и Куки, и Мише, и Зое. А те понесли дальше русской мафии. Или украинской. С беженцами связались, которыми Берлин кишит, террористов привлекли…

– Scheisse! Ihr beide seid total verrückt4, – Маруся схватила сумку, телефон, сигареты и, добавив «пошли вы нах…», выбежала на улицу в сторону станции. Запыхавшись, перешла на шаг. Сидя в поезде, пришла в себя и сейчас бродила по скверу вокруг озера Lietzensee. Раздался звонок Корнелии.

– Ой, мама, – приговаривала она, слушая Марусю.

– Ей самой выгоднее купить дом и сдать его Хельмуту, но это она не в силах усвоить! А что ее выкрадут по нашей с тобой наводке – это она способна вообразить!

– У нее собственная логика, – Куки не знала, что сказать.

– У любого пациента Кащенко есть собственная логика. Мне, в общем, все равно, где жить. Квартиру снять в нашем районе невозможно, но можно снять в центре, если эта цена независимости Хельмута. Но будет же совсем по-другому!

Хельмут с месяц не будет разговаривать с крысой, потом та прибежит с новой драмой, и все вернется на круги своя. Может, стоит встать в позу и улететь в Москву, чтоб Хельмут быстрее одумался? – спрашивала Маруся. Ни в коем случае! Хельмут уберет ее, как раздражитель, и убедит себя, что херовая съемная квартира меньшее зло, чем истерики крысы. Они и Манины вещички перевезут, а потом еще сядут закусить и выпить.

– У тебя нет карт на руках, – твердила Куки. – Хельмут считает, что он для тебя столько сделал, теперь твое дело ему отсасывать и блинчики жарить. А с крысой приходится считаться, какой спрос с сумасшедшей.

– А что в Москве с судом? – Жуковой надоело говорить о крысе.

Страшный суд стал viral, весь Интернет сотрясается. Народ ржал, читая показания Саши-Байрама, Самойлов показал себя дважды подонком: теперь таскает за собой всюду Сашу-Байрама, рассказывая, что они оба – жертвы хищниц, Фокс и Вороновой. Судья спутал Констебля с констеблем, в зале была истерика. У Аси был просто бенефис – видео, где она льет слезы в платочек, идет на ура. Кремень тетка, сыграла роль ювелирно!

– Ты веришь, что ей нужен Левочка? – спросила Маруся.

– Думаю, ей пофиг, и в этом ее сила.

Асе тоже не сдали игорной карты, у нее нет иной роли, кроме пофигизма. Где двое детей, там и третий, вот и хорошо. Не будет третьего – еще лучше. Пусть другие банкуют, передергивают, ищут тузов в рукавах, она спокойна как танк.

Судья вынесет решение через неделю, пока карты ложатся так, что в пользу Миши. Основания лишения материнских прав хлипкие, но Зоя с ее Лондоном и Констеблем совершенно не вписывается в общественный договор.

– Zeitgeist, – вздохнула Маруся. – Жалко Зою.

– Погоди ее жалеть, – сказала Корнелия, – мы же обе не верим, что Мише нужен ребенок. Что-то еще должно произойти.

И точно: через неделю оба адвоката выскочили с ходатайством о предоставлении сторонам срока для примирения.

– Что-то вы все в кучу смешали, – в очередной раз ошалел судья. – Это мое право дать сторонам срок на примирение, а не моя обязанность. Я руководствуюсь материалами дела, а они не дают оснований считать, что гражданка Воронова способна исполнять материнские обязанности в интересах ребенка…

А через три дня судья без звука утвердил соглашение о примирении. Гражданин Наумов отказывается от своего иска о лишении родительских прав гражданки Вороновой, которая, в свою очередь, отказывается от требования признания Наумовым его отцовства, поскольку указанное отцовство установлено и признано сторонами. Гражданка Наумова отказывается от заявления об усыновлении, а Наумов принимает на себя обязательство по уплате алиментов размере одиннадцати тысяч ста одиннадцати рублей в месяц…

«Как это вышло?» – бросила в чат Маруся.

«Сколько?» – не могла

удержаться Маруся.

«Ау! Вы тут?» – бросила в чат Зоя. Эти две прохиндейки, небось, между собой за ее спиной переписываются…

«По-моему, с Миши — соточка», —

тут же бросила она Корнелии.

– Миша, нас выселяют, – скорбным голосом стала рассказывать Маруся. – Крыса требует, чтоб мы съехали через два месяца.

– А ты что?

– Хельмут сказал, что больше не может жить в подвеске, ищем квартиру на съём.

– Я не о нем, а о тебе. Она же не может вас выселить: в Германии социализм и защита арендаторов.

– Глупости. Если она хочет сама въехать в дом, – это железное основание разорвать договор…

Миша, заделавшись спецом по войнам, учил фиксера решать вопросы. Хельмута за скобки – у него с Эльзой отношения, он так и будет болтаться, как фиалка в проруби. Но он же подсдал Марусе треть дома, вот пусть Эльза сначала с ним договор разорвет, а потом идет судиться с Жуковой. Той ничего и делать не надо. Сидеть на жопе и строить глазки в ожидании, когда приедет полиция ее выселять. Главное, мягонько: Маруся не ради себя, она своего мужика защищает.

– Хельмут не пойдет в суд!

– Ты опять о нем, а я о тебе! Он не пойдет, она не пойдет, а тебя как из дома выселить без суда?

Хельмут сначала не поверит, потом назовет Марусю сукой, а потом побежит жаловаться Эльзе, что сука уперлась, только судом. К суду Эльзе гарантированы папарацци: все камеры приедут снимать, как арийка вышвыривает на улицу еврейку. До этого не дойдет, конечно – Эльза сломается, а Хельмут примкнет к сильному. Тем более, что он сам хочет остаться в доме на Хафеле. Вот так Миша считает.