«Все будем жить в доме Глеба
_эмодзи_пляшущая_девушка»,
– продолжила Маруся читку
Кукиных сообщений.
«И от Клячина бывает прок
_эмодзи_три_бурых_крота».
Кто будет жить в доме Глеба, и при чем тут прок от Клячина? И как это Куки думает пробраться в Евросоюз с израильским паспортом… Корнелия пишет все подряд, что в голову придет, как будто Маруся ясновидящая. Надо рассказать ей Мишин план, как немцы будут ее из дома выселять. Писать долго, проще перезвонить.
– Он прав, сиди и не дергайся, эту проблему решили! – с ходу заценила Куки. – А от Клячина прок потому, что я все думала, как это он в Германию въехал? Как выяснилось, у него давно паспорт Сент-Китс и Невис. Там паспорт народ получает через инвестиции, он, короче, там свою яхту зарегистрировал…
– Какая разница, какой у него паспорт? Евросоюз ниоткуда не впускает. Ни из Сент-Китса, ни с Папуа – Новой Гвинеи…
– А это его уже Загревский надоумил! Клячин под его диктовку написал в погранслужбу, что он, гражданин Сент-Китс и Невис летит по безотлагательным причинам. Если ему надо вложить в экономику Берлина тридцать лямов, это же безотлагательно! Теперь ждет, когда твоя Эльза даст ему въехать в дом.
– У них по контракту полгода на переезд…
– На это плевать, – Корнелия, как всегда, говорила обо всем сразу. – Нужны безотлагательные мульки! Я бы сама не додумалась, если б не финт Клячина! Помнишь, год назад Женька ногу сломал, в Теле операцию делали? Я сочинила бумагу, что ему нужна реабилитация по немецким методикам, приложила письма от врачей, программу из берлинской клиники – мануалка, физиотерапия, все такое и пирожки… А мать-перемать детей сопровождает. Клячину сказала, что его сент-китский паспорт никого наверху в восторг не приведет, если узнают, он все оплатил.
– Физиотерапия по немецким методикам! И немцы схавали эту галиматью? – поразилась Маруся.
– Израильский даркон это сила! Хоть сто раз галиматья, ни один немецкий офицер иммиграции не распишется на отказе в лечении еврейского ребенка.
– Нет слов! Наумовы тоже едут.
– Знаю! С Глебом договорилась, поживем в его Доме с большой буквы, имени Жуковой, там четыре спальни. Наумовы пусть снимают, а мы селим Наташку, у нее с деньгами напряг. Тебе станет невмоготу, ты тоже к нам переезжай.
– Наташка пришла в себя? Тоже едет? С Загревским?
Корнелия встретила их вместе недавно на тусе. Загревский забурел, отпустил бороду, выглядит то ли абреком, то ли степенным отцом семейства, но мачизм прям прет. По Наташке не сказать, что она счастлива: стелется перед ним, как домохозяйка. Британский паспорт Загревского впрок ей не пошел, она уже и заикнуться боится насчет Лондона. В Берлин Загревский не прилетит: его и с британским паспортом туда не пустят, но он и не рвется. Наташка считает, что так даже лучше. Вдруг в Берлине опять выйдет какой-то скандал, ее нервный Загревский этого не выдержит.
– Они с Асей будто местами поменялись, теперь Ася в статусе светской львицы! Удивительные метаморфозы.
– Ага, – Жукову мало волновали чужие метаморфозы. – А с чего это в Берлине должен быть скандал? У Наташки уже давно с головкой неважно. Я сейчас подумала: раз такой слет, надо и Ванечку позвать. Муж в законе имеет право…
– … защитить жену, которую фрицы зачморили. Они уже прониклись картиной «Погром в Берлине»?
– Держу пока про запас.
Хельмут поражался: ссоры прекратились, подруга жарит блинчики, твердя, что пойдет за ним хоть в Сибирь. Если Хельмут решит, что Сибирь лучше Груневальда.
– А пока ты считаешь, что Груневальд все же лучше, держу оборону. Имей в виду, я никуда не съеду, – на это Хельмут только посмеивался, считая Марусины слова фигурой речи.
Маруся смотрела с ним съемные квартиры, он, как всегда, цеплялся ко всем недостаткам. Раньше Маруся шла по стенке, а теперь соглашалась с ним во всем. Тут спальня темная, тут – шумно, тут – высокий этаж без лифта…
«В Лондоне мрак, никуда не выйти,
летим с Борей и Левой в Мюнхен,
дочку к бабушке в Тель отправила»,
– отвотсапила Зоя.
«Может, тогда и их в Берлин
позвать?» – переслав Зоин месседж
Корнелии, спросила Наташа.
«Зови круть круть
_эмодзи_три_бурых_крота»,
– ответила Куки.
«Семья Марковых тоже едет в Берлин».
«Сбудется твоя мечта понянчить Левочку»,
— тут же пульнула она Асе.
У Матвея под ребрами сидела тревога, мысли бежали, никуда не добегая, по дороге их сшибали другие, столь же ненужные. Адреналин зашкаливал – надо туда влететь, сюда пробраться, его секретарь еле успевала фотошопить PCR-тесты. Он выправил себе на Мальте ВНЖ, который сто лет был ему не нужен. А тут и ковид, и Брекзит, и в Европу не влететь… На кураже постоянных взломов закрытых границ он снова попробовал вернуть Куки – так, в легкую – и снова получил отлуп. Он даже не понял, с чего в этот раз у него сорвало резьбу.
Не без напряга вывезя жену Ленку с Мальты назад в Лондон, он тащился за рулем в наипоганейшем настроении. Город стал отстоем. Движение на Park Lane однополосное, велосипедисты захватили улицы, ездят по тротуарам, суются под колеса, показывая водителям dirty finger. Цены на коммуналку конские, плату за управление в доме подняли втрое, Интернет работает как в деревне Гадюкино… Надо валить. По принципу Парето он тут же продал квартиру и отправил жену Ленку лечить ковид-паранойю в Барселону. А где он сам теперь живет, Матвей уже не понимал – то снова в Лондон занесет, то в Махачкалу, то в Москву. Там хоть какая-то жизнь.
«Ты где, вертихвостка?» – напоминал он о себе Корнелии, получая в ответ колкости. Приходил в ярость, зарекался писать, и тут же спрашивал, пойдет ли она с ним на очередную вечеринку. И снова ее отлуп вышибал, и снова он хватался за айфон, чтобы ее услышать. Куки собралась с детьми в Берлин. Уж там-то ему точно нечего делать…
– Вы неплохо окопались, до весны продержитесь, – Иван, приехав, обходил дом Глеба. – Дом роскошный, слов нет. Но как все изменилось…
Всё изменилось… Хотя их собственный мир выстоит – ни при какой короне их свет не лишить света, их праздники при них, не в Тель-Авиве, так в Лондоне, не в Москве, так в Берлине. Но как же по-новому высветились характеры! – Ванечка читал свои наблюдения нравов двухлетней давности…
Зоя – трепетный ангел, которому Миша искалечит жизнь, – это он о Зое писал? Какую же злобу надо в себе носить, чтобы устроить судилище! Смотреть не вперед, в их с Борей будущее, а назад. Мстить Мише, врать Байраму. В Асе, которая вечно мычала из-под наушников, вскрылась бездна талантов, такой спектакль устроила на суде! А Поленова? Куда делась бестрепетность королевы, с которой она несла себя по жизни, – даже отсутствием логики не заморачивалась, зачем королеве логика? От Глеба не согласна была терпеть и сотой доли того, что терпит от Загревского, и убеждает себя заклинаниями, что селедочный хмырь ее любит, не видя, что тот никого, кроме себя, любить не способен.
– Неужели вы Наташу не можете вернуть в реальность? – спросил Ванечка жену.
– Ох, Вань, мы тему Загревского залочили.
Наташа заявила, что, если кто плохое слово скажет об Игоре, та ей больше не подруга. Она под горячую руку может сказать что-то резкое об Игоре, но потом все пройдет. А подруги будут ей припоминать то минутное, гадкое, и тащить прошлое в Наташино настоящее. С тех пор все молчат.
