– Евреев в совке чморили по пятому пункту, они знали, что за защитой бежать некуда, и не ныли. А у вас ноет каждый второй. Тех не тронь, об этих не заикнись, мусульмане, климактерические активистки – святые коровы… – вторил ему Самойлов.
– Если бы Меркель сегодня сказала то, что говорила десять лет назад, ее бы тоже назвали правой экстремисткой, – не удержался и Глеб.
– А еще квиры угнетенные, – вспомнил Миша.
– Вы не любите геев? – ужаснулся Хельмут.
Хельмут не понимает, они вовсе не против геев, а против пидоров, которые пытаются всех гнуть под себя. А под них мир сам прогибается! Они в Берлине посмотрели все лучшее – от Чек-пойнт Чарли до моста шпионов Глинике и остатков стены с граффити – East Side Gallery. Главное – без фанатизма, это ж только туристы до обморока осматривают достопримечательности. Им не менее важно посидеть с такими же своими, поесть, накатить хорошего вина. У них свобода, деньги, паспорта на все случаи жизни, они живут на полную катушку в ладу с собой и с миром.
Поленова подсела к Марусе: есть разговор по недвижимости, Маруся ведь дока в этом. Нет-нет, это не о доме Глеба…
На следующий день после позора дня рождения, отмокнув в спа, Наташа с трепетом встретила своего любимого. Любимый в тот вечер ни о чем не говорил, складывая в голове пазл. Главное, не торопиться и не поминать день рождения.
– Дурачок Самойлов болтанул, что есть одно берлинское поместье на продажу, цена вопроса – сорок миллионов, – за завтраком сказал любимый. – У меня обширная клиентура, я в Лондоне ко всем вхож, но не хватает информации. У тебя же подруга в Берлине живет, как ее… Мы в Тель-Авиве в ресторане с ней сидели.
– Маруся Жукова?
– Она ведь девелопер или что-то вроде этого? Собери через нее информацию о поместье. Тут комиссия на миллион, если не больше.
Хоть чем-то помочь Игорю, хоть как-то загладить тот позор. В кофейне Einstein – рядом с Gendarmenmarkt – в Наташином рассказе всплыли собственный причал, бассейн, корт и антиквариат. Ясен пень: речь о доме Эльзы. Непонятно только, кто все-таки разводящий, Наташкин хахаль или Марков, которого притащил Глеб. И где тут сам Глеб, с которым поссориться никак нельзя. Нечего плодить сущности без надобности. Поместье есть? Есть. Хельмут просил пошуровать среди русских олигархов? Просил. Получит Хельмут с этого что-то или нет, раз тут интересанты плодятся на глазах? Так, Эльза и без интересантов может Хельмута кинуть.
– Знаю я этот дом, и данные есть, – экономно выразилась Маруся.
– У Игоря есть серьезные покупатели. Игорю ты же можешь доверять.
Доверять Игорю не было никакого резона, но надо закрывать гештальт с поместьем ради покоя Хельмута.
– Да, вот еще что… Корнелии не говори.
– И не собиралась. А почему?
– Не знаю, Игорь просил. Ну, а как ты тут? – спохватилась Наташа. – Мы тебя в Москве столько времени не видели, соскучились.
Приятельницы потратили на светский треп еще с полчаса и разошлись, довольные собой. Дома Маруся бросила Корнелии: «Странная история, надо поговорить».
Впрочем, ответа не дождалась. И на следующий день, и позже ватсап показывал, что сообщение не прочитано. Куки видимо хорошо зажигала на Багамах.
Через неделю Загревский получил от Наташи объемный мейл. Открывая аттачи, изучал картинки, описание, финансовую модель. Сонный Марков никогда Дунина на покупку не раскачает, а к Жуковой тот не сунется… Загревский усмехнулся, вспомнив, что Дунин считает Жукову лесбиянкой. Главное, чтоб дурачок Самойлов не растрепал Корнелии. Хотя он уже забыл скорее всего, он же упоротый был.
А Маруся только тут сообразила, с чего Эльза ее забанила. «Мажорка в брюликах» – это само собой, тут еще и Марков. Тот в Gendarmerie так убалтывал крысу, он же решил ее дом пристроить! А крыса, прочтя про мажорку, стала елозить по Марусиной странице в фэбэ, увидела общего френда Маркова и забанила. Реально, дура, от ее бана они с Марковым общаться не перестанут, другое дело, что они и так не общаются. Но дура, она и есть дура.
Глава 14. Не давайте женщине денег
«Хор хор вся в работе
_эмодзи_рожица_с_сердечками».
«Приехать никак завал
_три_бурых крота».
«Мечу бисер и собираю просо
_серые_растопыренные_ладошки»,
– слала Матвею портянки
месседжей Корнелия.
«На переговорах в Туле».
«Гружу макароны бочками»,
– отвечал Самойлов.
По законам комедии положений они могли столкнуться нос к носу в аэропорту Бен-Гурион, но жизнь – не комедия, и они не столкнулись. Куки внезапно сорвалась в Израиль на открытие выставки, да и солнца хочется – всего-то пять дней, Мотя не заметит. А сам Мотя днем раньше прилетел в тот же аэропорт, чтоб через пару дней с двумя корешами и их женами частным джетом улететь в Иорданию осматривать древний город Петра – всего-то неделя, Куки не заметит. При этом оба честно сидели в Москве в четыре руки занимаясь имидж-билдингом макарон.
Снова пришел период нормальности. Матвей убедил Куки заняться PR и GR его компании. Та отвечала, что пиар компании это прежде всего имидж первого лица, а джиар – не абстрактные связи с правительством, а регулярные терки Матвея в соответствующих кругах. Для чего надо сидеть в Москве, а не жить в самолетах.
– Вот и работай на меня фултайм. Ты ж занимаешься мелочевкой, сплошь бюджетники, где денег сроду не было. Но тебе же непременно надо быть на виду и трясти именами! Сколько ты хочешь? Чтоб бросить все остальное?
– Мне семьсот тысяч в месяц обещали, – Корнелия вспомнила магната, с которым переговоры у нее тлели уже год.
– Обещать – не значит жениться, таких зарплат давно нет. Мои четыреста по нынешним временам это ах… афигенные деньги!
Тут Корнелия вбросила, что ей давно пора искать квартиру. Та, которую Мотя ей снимал, хороша, конечно, но это ж мука таскать детей в школу по утренним пробкам. И вообще – сколько можно жить по чужим углам? Ей уже скоро сорок…
– Что я, лишенец? – скорчила она умильную гримаску. – Надо где-то в районе Арбата, ближе к школе. Продам однушку на Речном, мама одолжит… Моть, четыреста в месяц – мало, хотя бы пятьсот.
– С квартирой я помогу. А за работу готов платить только четыреста, это рынок. Хочешь, я тебе кольцо с бриллиантом подарю в благодарность за Дагестан? Не хочешь за Дагестан, просто так подарю…
– Нафиг мне кольцо, лучше приплюсуй его к квартире. Ты же не маленькое кольцо мне хочешь подарить, правильно? Вот прямо о-очень большое, карата на два, и приплюсуй.
– Куки, шалею от тебя… Иди ко мне, дура, хочу, как маленький, свернуться, и чтоб ты меня гладила по головке. Люблю тебя нах…
Матвей потянул Корнелию на диван, свернулся, как младенец, в утробной позе, взялся за молнию ее свитера на спине… «Можешь хоть на секунду оставить в покое айфон…» – «Ага, ща, сек…» Отклеившись, наконец, от айфона, Куки стала стягивать с Матвея фуфайку: «Я тоже тебя люблю, но почему ты всегда одет как пугало?»
Уже в ночи Корнелия обнаружила в айфоне шесть Зоиных посланий. Нужно поговорить, Зое нужна квартира… Какая квартира? У всех все одинаково. Кармические вопросы «кто виноват?» и «что делать?» Виноват – это о войне, а война у всех. Что делать – квартиру и второй паспорт. Квартиру делать надо быстро, пока Матвей помнит, что наобещал. Как-то надо уломать Клячина, чтобы согласился сделать израильские паспорта детям.
