— Перед штурмом мы сравняем стену с землей, — глядя на оружие, некогда повергшее бога, говорю я, — пусть маги становятся в боевое построение, начинают творить свои самые мощные, самые разрушительные, самые жестокие и запрещенные заклинания. Всё, от поля что разделяет нас, до реки и за реку, мы сравняем с землей, выжжем по новой, перепашем, и когда настанет момент идти вперед, восстановим. Мы пойдем на штурм, на приступ которого ждет Война. Но только тогда, когда от этой стены не останется и камня. Я понятно объясняюсь?

Мой ответ вновь вызвал немые мины на лицах приспешников, один лишь Четырёхрукий скалясь едва слышно гоготал. Озвученная команда ему понравилась.

— Чего встали, жалко ровнять с землей город, охваченный пламенем, захваченного демонами? Так об этом раньше думать нужно было. А сейчас созданий, не владеющих дальнобойной магией, поднять в небо. Пусть день и ночь патрулируют, наблюдают за окрестностями с небес. Я выстрою нам форт, подниму вышки и спрячу нас всех от внезапных атак за рвом. Пусть живые отдыхают, готовятся, а слуги выйдут за ров и стерегут их покой ночью. Мы пойдем на штурм, возьмем свое, но только тогда, когда я буду видеть перед собой не стену, а насыпь по которой сможет пройтись и ребенок. Всё понятно? Тогда исполнять!

Всё пришло в движение. Едва я разметился и подобрал самое прохладное место для лагеря, как первая атакующая линия магов и созданий уже выстроилась. Усиленные магами поддержки, Цветами, Зуриэль, Облачком, маги создавали огромных размеров ядра, поднимали в воздух здоровенные булыжники, создавали вихри, заполненные мелким камнем и мусором, а после один за одним отправляли их на врага. Каждый такой вот шар заставлял землю вздрогнуть, создавал хлопок, треск, гул, взрывался так, как взрывается самая настоящая бомба, поднимая вверх пыль и дымовые облака. Ночь стояла на дворе, и смены её с днем мы не смогли заметить. Небо заволокло дымом, гарью, и тучи сгущались, становились плотнее, скупясь даже попытаться потушить пылающий алым заревом город. Мы били по стене, мазали, попадали по рву, полю, перекидывали огромные магические снаряды за стену, врата, и даже попадали в рухнувшие обугленные древесные дома. Не только стена, но и весь город ровнялся с землей, и за этим, с Ветвей Божественного древа, с земли по эту и ту сторону, следили все и каждый. Война поторопился убивать жителей. Своими зверствами, коими отличаются демоны, он хотел придать мне ускорения, обозлить, заставить не мозгом, а сердцем принимать решения, допускать ошибки. Убивая живых он усилил себя, это факт, однако, если бы в его голове хватило мозгов, а в сердце его нашлось место состраданию, то вместо живых трупов он мог бы поставить на стены живых пленных эльфов и их детей. Прикрываясь ими, он лишил бы нас возможности отвечать на его огонь, обстреливать фортификации и нежить. Я не смог бы отдать такого приказа, потому был очень рад, что враг оказался слишком жесток.

Четыре дня и четыре ночи мы по камешку разбирали последнее защитное сооружение, отделявшее нас от победы. Все эти четыре дня Астаопа, которую я по-прежнему навещал, просила о возможности так же размяться и пострелять. И на последний, в знак дружбы, а так же ее покорности в постели, дал свое добро. В кандалах, под присмотром моей личной гвардии и подпиткой со стороны Зуриэль, Астаопа вышла, удовлетворенно размяла плечи. Вдохнув гари и прослезившись как человек, она закашлялась, замахав руками, уставилась на меня. «Я тут не причем, все демоны, все они проклятые!»- Пальцем указав на почти что полностью рухнувшую стену, предлагаю Астаопе размяться.

— Действуй, пока не передумал, — освободив, влив в ту немного маны, ощущаю, как богиню повело, скривившись, она едва на землю не упала, — ты чего?

— Регенерация, — отвечает Астаопа, заставив меня и Облачко напрячься, — мы ведь боги, вечно молодые, а за последние недели в твоей колесной тюрьме я успела немного постареть. Кстати, это ведь не все… Какой дрянью ты меня травил?

Блять, как же быстро она отдупляется, гасит все магические эффекты. Напрягшись, начинаю думать, а не вырубить ли мне её по быстрому.

— Усилители восприятия, — на скорую руку выдал я, — знаешь ведь, продукты, созданные из моей маны, не имеют для меня вкуса. Пришлось схитрить, сжульничать, так сказать. Тебя и твой ум так же одурманило моими заклинаниями. Потому еда и выпивка казались вкуснее обычного.

— Ого… — В тридцать два расплылась в улыбке Астаопа, — ты не перестаешь меня удивлять, а… В постели, ну это, ты понял, да?

— Да, и там тоже, хотя знаешь, я очень старался, — на мой ответ богиня расхохоталась, кажется, он её полностью устроил.

— Ах, потрясающее чувство, мана струится во мне, разносит по телу остатки твоего заклятья, и… нет, это раздражает, — выставив руку в сторону, Астаопа за десяток секунд создает шар, что лишь на половину меньше того, коим во врага кидались мои маги. Огромный ком из камней, обломков дерева, выстрелом из пушки со взрывной волной, устремляется в сторону города по навесной траектории. Как только снаряд Астаопы стал опускаться, его ядро взорвалось, мусорной шрапнелью осыпав поселение по ту сторону стены.

Ослабнув, богиня зевнула. Поглядев на результат своей работы, недовольно покачала головой.

— Ещё разок? — Понимая, что в принципе сейчас она полезна, спрашиваю я.

— Не, пасс. Лучше вели, чтоб мне еды с алкашкой принесли, и опять той дрянью накачали. Чет трезвость, война эта, магия, меня совсем не вставляют. — Отмахнувшись, Астаопа сама без каких-либо уговоров, требований, бредет в сторону своей тюрьмы, повозки, — эх бля, ебут качественно, поят, кормят на убой, еще б плойку пятую, спутниковое с интернетом, и вообще был бы кайф… — Удаляясь, бубнит себе под нос божество. Астаопа сама себе открывает дверь, сама подзывает охрану, протягивает руки для браслетов и спокойно уходит обратно. Ей вообще пофиг на то что происходит в мире.

К началу пятого дня приказ мой был выполнен. От стены осталось одно лишь воспоминание. Из бреши длиной в пол километра, с руин башен и ворот, сравнявшихся по высоте с насыпью, называемой стеной, то и дело выглядывали любопытные головы рыкунов, культистов, всех тех, кто имел глаза, мог думать и видеть. Поле пред нами было перерыто, разбито, перепахано, поднято корневищем вверх, опалено и вновь разбито. По оврагам, между нами, не то что войско, даже умелые скалолазы со снаряжением, прошли бы но с трудом.

Глядя на еще дымящуюся землю, не чувствуя ловушек, как самой жизни в ней, велю Облачко строить слуг, а Зуриэль готовить моих летунов. Войско созданий приходит в движение, за ним, и живые просыпаются, начинают шевелиться, строиться в ряды, колонны и шеренги.

— Зуриэль, сколько наши разведчики насчитали врагов? — Спрашиваю я.

— По разным меркам и подсчётам, где-то около семидесяти тысяч, — отвечает ангел.

За дни отдыха мы хорошо пополнили число слуг. Наша общая численность уже перевалила за двадцать тысяч, хотя и этого оказалось недостаточно. При штурме в соотношении один к трём с половиной, можно рассчитывать разве что на качество своих солдат, их экипировки, либо же чудо. Жаль, но мы не дети чтобы верить в чудеса.

Армия построена. Немые лица моих созданий внимательно следят за руинами. Все знают, кто впереди, знают, что не будет пощады, и мертвец не испытает жалости к живому. Смерть для всех нас стала чем-то неизбежным: для марионеток Войны — проклятьем, для моих подданных — величайшей наградой, на пути к которой стоит лишь один, самый трудный и решительный шаг — прыжок в бездну. Существа покорны, живые верят в меня и грезят бессмертием. Я постараюсь не подвести их, не брошу на произвол судьбы. Вместе с ними направлюсь в гущу сражения, ворвусь в ад, верну их к жизни или же сам, вместе с ними, погружусь в пучины боли и отчаяния.

— Хозяин, — дернула меня за рукав Облачко, — я бы попросила вас оставить идею идти в авангарде. Мы были первыми, стояли на виду у войска, и просьба моего демонёнка слегка расстроила меня и одновременно придала азарта. Трепещущее в предвкушении битвы сердце забилось чуть быстрее. Кто-то из солдат, стоявших за спинами существ, слышал славу суккуба и мог поддаться панике или сомнению, потому я должен был хоть как-то их приободрить.