Работа… доклады, отчеты, собственные мысли и идеи, в кубе с чужими проблемами, мольбами и нуждами, увлекали меня, с головой погружали в рассуждения. Просыпаясь с первыми петухами и засыпая, когда луна уходит с небосвода, я жил, работал в Саду и ощущал огромнейшую ответственность. Во мне нуждались, на меня молились, в меня верили.

Стране был нужен не просто император, ей нужен был всемогущий бог, который победит зло, прекратит войну и даст миру возможность вздохнуть спокойно. Я тоже этого хотел, простой, размеренной жизни в окружении своих соблазнительных красавиц, семьи, будущих детей… И ради них, ради всего этого я был обязан победить, исполнить нашу общую мечту и выжить.

Повозка на шести колесах, сделанная из зачарованных брусьев железного дуба, дерева, которое по прочности превосходит сталь, везла в себе очень опасную, скованную по рукам и ногам пленницу. От количества антимагических барьеров, наложенных на повозку, рябило в глазах, а число охраны, поголовно состоящей из сильнейших Созданий, вызывало страх и трепет у каждого солдата, проходившего маршем мимо нас. Пятнадцать тысяч — исключительно рыцари, инквизиторы, маги, лучшие из лучших, собранные по окрестностям, прилегающих к Саду поселений. Едва страна узнала о церемонии, на нее поспешили слететься все, кто только мог. Увидев новых ангелов, повстречав среди Созданий бывших друзей, отцов и сыновей, женщины рыдали, а мужчины, ударами в грудь, просились во служение, желая стать кем-то похожим на воскрешенную мною армию.

Когда я дал клич о том, что начинается мобилизация, за внутреннюю реку городского Сада, в пункты приема навобранцев выстроилась очередь из мужчин, юношей, детей и стариков. Шла эта очередь от моста, изгибалась между городскими районами, улицами и уходила аж до самых ворот, въезда в город. Тысячи, десятки тысяч, если не сотни тысяч крестьян, узнав о возвращении бога, о том, что происходит с убитыми в его войске и о том даре вечной жизни, что несет Воскресение, просто помешались, побросав все дела, устремились записаться в армию. Вечная молодость, вечная жизнь влекла всех — слабых, больных, калек и юродивых, все возжелали обладать этим даром, ведь их собственная жизнь, для многих, не стоила и ломаного гроша. Запретный сад помешался на служении и вере, в первый призыв пришлось проводить строжайший отбор, и те, кто прибыл, по истине, силе своей были не людьми, а киборгами, воспитанными для убийства людей. Авантюристы и наемники, дворяне, и даже в некоторых случаях, профессиональные убийцы, состоящие на службе у знатных семей Империи. Вступление в мое войско, поход под моим знаменем в бой против демонов, сулили им не просто вечную жизнь, но и полную амнистию, очищение имени рода и своего собственного. Империя готовилась к войне, и клич, брошенный мной на церемонии, отголосками миллионов нуждающихся и страждущих, отразился по всей державе.

Многое произошло за последнее время, много идей было разработано, решений принято, и только с этой повозкой, и той, кто находился внутри, я так и не придумал, как поступить. Астаопа, богиня-пленница, обещавшая уничтожить меня и разрушить мою жизнь. История наша с ней повторялась — уже второй раз я видел ее разбитой, сломленной и поверженной, хотел добить ее, при этом понимал, что смерть станет этой сучке лишь спасением, отсрочкой. Она заключила контракт вселенского масштаба, и пока он не завершится, смерть не грозит ей так же, как и мне… мне, ее личной ошибке и тому, кто уже обогнал эту идиотку по всем социальным отраслям.

— Может хотите пообщаться с пленницей, Творец? — интересуется идущий рядом с моей каретой Легион. Глядя в окно, сравнивая этого рослого мужика с другими моими воинами, жму плечами. А надо оно мне? Настроение себе портить… — Астаопа много раз просила о встрече, может ответите на зов другого божества. — Говорит крылатый.

— Да-а-а-а… — пошевелив массивной челюстью, пытаясь обезображенную морду свою превратить в человеческую, с другой стороны кареты говорит Четырёхрукий. — Встретьтесь с ней, заставьте испытать отчаяние, оторвите руки, ноги, обглодайте косточки, а после поглотите. Но сначала представьтесь другом, пойдите на поводу, заставьте верить, что вы на её стороне… так ей будет больнее. Х-ха-ха-ха…

Мда, этот парень… хорошо, что он под моим полным контролем, псих ненормальный.

— Ладно, давайте немного поговорим. — Едва я согласился, карета шелохнулась. Легион и Четырёхрукий тотчас остановили её, взглядами своими едва не доведя извозчика до инфаркта. Громила с серыми крыльями отворил мне двери, после чего Четырёхрукий, видя ту грязь под ногами, пал на колени, став подобием трапа между мной и длинной повозкой, в которой находилась Астаопа. Выглядело это всё мерзковато, и мне не хотелось наступать на своих слуг.

— Не откажите в чести… — взмолившись, просит Четырёхрукий, и я ступаю на его спину. Он реально больной на всю голову, отсаженный изврат. Путь от моей кареты до повозки короток, но всего на шаг мне не достает его длинной спины, и тогда, вторя первому, на колени опускается Легион. Спрятав крылья, он так же припадает, позволяя сделать самый последний, постыдный шаг на пути к открытой двери. Солдаты проходившие мимо косятся. Сука… как же стыдно.

Дверь отворилась, внутри повозки, перед стальной решеткой, стоял маг и Создание, оба с каменными лицами, не сводили взгляда с Астаопы. Чувствуя мой визит затылками, они припали на колено.

— Оставьте нас. — Хлопнув мага по плечу, через стальные прутья, гляжу на эту мелкую, голую, грязную дурочку. Руки её раскинуты в стороны, скованы цепями и подняты над головой, ноги, так же в цепях, так же растянуты в разные стороны. Пленница в подвешенном состоянии, с поникшей головой, обвисшей, едва заметной женской грудью и поросшим между ног мхом. Её никто не насиловал, не издевался над ней, не бил. Никто, и никогда, кроме того раза, когда фляга свистанула именно у меня.

— Хо… — приподняв глаза, промычала в кляп Астаопа. Понимая, что пока рот её занят, беседы не будет, я, используя магические нити, превращаю кляп в платок, который, трансформируясь, вываливается из женского рта, превращается в накидку, прячущую грязную грудь и то, что у этой суки между ног. — Сам бог Матвей, херой из хероев, насильник хуев…

— Ты людей пачками велела резать, войну устроила, со света меня сжить хотела, и теперь ещё обвиняешь в насилии? — Спокойно говорю я, а после, из нитей маны и собственного плаща создаю стул, сажусь на него, всё так же гляжу и жду ответа от Астаопы. Я много чему научился за последнее время. Стал лучше понимать, куда во время крафта перенаправлять ману, и как при помощи её и моей силы, заменять недостающие для крафта ресурсы, делаая прочнее или более гибкими недостающие материалы. Я учился, развивался, надеялся, может, пребывание в плену и Астаопе пойдёт на пользу, может она…

— Я божество, а ты грязная свинья, возомнившая себя богом, не сравнивай нас! — Прохрипела Астаопа. Нет, ничему её не научило пребывание в плену, жаль. Понимая, что разговора по душам не будет, не желая из-за этой идиотки стопорить наше движение, мысленно даю Легиону команду «двигаться дальше», после чего, обращаясь к Четырёхрукому, прошу предоставить в эту телегу выпивку и еду. Раз уж я «свинья», то, как и положено, буду нажираться, кушать, пить, и смотреть, как, облизываясь, кляня меня по чём зря, истерит эта сука. Всё равно на работу у меня сегодня не стоит, а её визги и оскорбления хорошо так поднимают настроение.

Аромат от жаренной картошечки с кружечкой пенного, майонезным соусом, заполонили повозку в тот же момент, когда дверки открылись. Хрустящая, идеально золотая корочка, искусственно, магией газированный напиток, щекоча горло, провалился в желудок. Чёрт, личные повара и пивовары, а также возможность есть вкуснейшую, наижирнейшую еду и не толстеть, являлись главным, самым читерским и приятным бонусом от моего становления императором. Почти любую еду, которую я мог пожелать, с легкостью готовили. Теперь она не являлась роскошью, а, скорее рутиной, тем, что я мог потребовать, если повар не знает — описать и… получить в том виде, в котором желаю. Я ел, пил, иногда, поглядывая на Астаопу, говорил о том, что в поведении её считаю неправильным, излишне жестким и эксцентричным. Не учил её жизни, как могло показаться. Наверное, по большей части, я издевался над ней, дразнил, провоцировал на мат, оскорбления, после которых аппетит мой, как желание выпить больше и поставить кого-нибудь раком, только усиливались. Астаопа, её невозможность мне противостоять, беззащитность, и поза связанной пленницы хорошо так подразнивали мужское либидо, хотя сама богиня была полной противоположностью моих сексуальных предпочтений. Худая доска со скверным характером, стрёмным лицом, из всех её плюсов только невысокий рост. Коротышки мне очень нравились, ибо и сам я был таким же, коротышом. Кстати, именно был, уж не знаю как и почему, но за последнее время я подрос, может даже на сантиметр-два, либо же ощущал таковые в себе изменения.